Лекарство от скуки

— Как?

— Шиза. — Повторил Татарин громче и увереннее, а меня вело от его эмоций, будто сама курила, будто они мой наркотик и я подсела с первого раза, даже не успев насладиться эйфорией.

— Почему так?

— Потому что случаются ситуации, когда я не трачу время на контроль и вменяемость. Когда инстинкты выходят на передний план, задвигая дальше благоразумие. И в эти моменты мало кто по собственной воле захочет оказаться рядом.

— Пугаешь меня?

— Незачем. Вас не трону.

— Что так?

— У каждого есть свой Рубикон.

— Влюбился, Татарин? — Задела я тоном с издёвкой, а он не отреагировал, не шелохнулся даже. — Ты? Влюбился? В меня, Татарин? В меня? — Рассмеялась в лицо, а он эту фальшь на свой счёт принимать не торопился.

— Вы знаете меня сутки, почему считаете, что влюбиться не могу?

— Потому что я не та, в кого нужно влюбляться. — Осадила я и теперь уже точно не шутила. — Тот самый случай, когда не стоит тратить своё время на контроль и вменяемость. Просто беги от меня, куда глаза глядят, слышишь?

— К этой вашей просьбе я останусь безучастен. — Сухо констатировал парень, и руки на груди скрестил, намекая, что сейчас любой удар отбить сможет. — Телефон, Наталья Викторовна. — Меня окликнул, а я раздражённо скривилась. — Телефон в вашей руке.

Кивнул, предлагая ответить, и я в его глазах утонула, не понимая, откуда в них взялся этот азарт, жадность откуда, отчего они блестят, будто в лихорадке. О звонке припомнив, на дисплей, что в его сторону повёрнут был, глянула, имя звонящего увидела и реакцию поняла. Точнее… точнее, могла предположить. «Михаил Громов» — значилось в телефонной книжке, а вот понял что-то Татарин или знал наверняка, пока оставалось загадкой.

— Привет. — Отозвалась, чувствуя, как сердце рвётся из груди, словно после марафонского бега. — Да, ждала. — На Татарина быстрый взгляд бросила, будучи уверенной в том, что румянец волнения он на моём лице уж точно не пропустил. — Вот и отлично! Я в тебе не сомневалась. — Улыбнулась, как только он сообщил, что решение в мою пользу принял и к работе могу приступать уже на следующий день. — До завтра. — Вроде и твёрдо сказать хотела, а получилось едва ни интимным шёпотом. Громов отключился, этого явно не заметив, а вот Татарин шею вытянул, горделиво задирая подбородок.

— Кто это? — Прищурился в ожидании ответа, на что я раздражённо вспыхнула.

— Речь свою фильтруйте, студент Татарин.

— Я спросил «кто это?». — Жёстко повторил он, уступать не намереваясь, а я почувствовала тот самый страх, что поселился во мне вчера, когда его первый заинтересованный взгляд уловила. Вот только, вопреки здравому смыслу, не поставила наглеца на место, а надменно хмыкнула.

— Любимый мужчина. Как считаешь, Татарин, может быть у меня любимый мужчина?

— Не может! — Категорично заявил мальчишка и неприятный холодок пополз по позвоночнику, парализуя, точно анестезия. Это всё взгляд его гипнотический, я точно знала. Знала, но ничего не могла поделать, ни с места сдвинуться, ни отвернуться. Или схватка характеров, как вариант. Схватка, проиграть в которой было смерти подобно, потому и не отступались.

— Считаешь, моя участь прыгать по койкам собственных студентов?

— Считаю, что лучше вам остановиться сейчас. Замолчать и не делать резких движений.

— А то что? Перейдёшь свой Рубикон? Вот так? Даже не успев им насладиться? — Зло рассмеялась, а он осторожно покачал головой из стороны в сторону.

— Я сверну его шею настолько быстро, что этот любимый мужчина даже понять ничего не успеет. Громов Михаил, говорите? Я запомнил. — Прошептал, а я отчего-то подумала, что не шутит.

Татарин мягко улыбнулся и, медленно подтянув руку к моему лицу, всего на мгновение замер, будто предупреждая прикосновение. А потом коснулся. Ладонь его была горячей и твёрдой. Касание уверенное. Он не оставил место сомнениям. И я точно знала, чего боюсь. Того, что видела много раз. То, как обманчива бывает внешность, как безупречна легенда.

— Вы бледная, Наталья Викторовна. — Прошептал мерзавец с извращённым удовольствием в голосе, и я пошатнулась, будто от удара под дых отступая. — Вам нехорошо? — Обеспокоенно проговорил и большим пальцем губ коснулся, проведя по ним лёгким движением.

А я даже сделать ничего не могла. Ни вскрикнуть, ни оттолкнуть. Как парализованная стояла и смотрела в глаза безумца. Моргнула и будто не было всего этого. А, может, и, правда, почудилось?.. Татарин уже склонился надо мной и смотрел внимательно. Больше нет игры в участие. Он напуган, и я с облегчением выдыхаю: показалось.

— Как вы? — Шепчет, удерживая пульс на моём запястье.

Я его руки от себя отстранила, всё ещё находясь во власти тягучего тумана, что заполонил сознание. Осторожно, медленно выпутываясь из цепких пальцев. Лба коснулась и капельки ледяного пота на нём ощутила. В стопы, ладони, пульсирующей болью прорвалось тепло, оно же таранило и виски, заставляя их отзываться ответным сопротивлением.

— Ты нарушаешь границы моего личного пространства. — Татарина осторожно пальцами в грудь толкнула, а он поддался, правда, улыбнулся при этом как-то странно. С животной похотью, что изнутри прорывалась, с азартом в глазах. Губы языком обвёл и демонстративно воздух в себя втянул, мой страх на расстоянии ощущая.

— Люблю нарушать границы и стирать запреты. — Доверительно шепнул, а когда я неосознанно попятилась, за руку удержал и слегка тряханул, приводя в чувства. Я прикосновение его сбросила, собралась, опомнилась, а он насмехался, будто выглядела не опаснее нахохлившегося воробышка. — Я покой ваш нарушил, Наталья Викторовна, а вы о каком-то личном пространстве. — Неодобрительно головой покачал. — Так, кто, говорите, звонил? — Кончиком языка по зубам провёл, будто на прочность их проверяя, а я глянула с сомнением, не будучи уверена наверняка в том, что ответ на этот вопрос всё же озвучила.

— По работе звонили. — Проговорила, удерживая рой несущихся с бешеной скоростью мыслей на тормозах. — Я работу искала. Вот, сообщили, что конкурс прошла успешнее остальных кандидатов.

— Не бережёте вы себя, Наталья Викторовна. Красивая женщина должна больше отдыхать.

— Ступай, Татарин, пары уже начались, а я тебя здесь отвлекаю… — Улыбнуться попыталась, а изнутри дрожь проступает.

— Вы расписание видели? У нас номер аудитории сменился. Будем ждать вас в триста двенадцатой.

— Значит, приду в триста двенадцатую. — Согласно или, может, даже покорно кивнула я, а Татарин довольно оскалился. Ему этот жест понравился так, будто он спросил: «у тебя или у меня», а я согласно кивнула, не вникая в эти подробности.

Он ушёл, а я как зачарованная стояла и смотрела парню вслед. Мымра с языковедческого сказала «ниже среднего», а ведь я наверняка знала, что все тесты на сотню баллов сдал. И это спустя два года, как школу окончил. Тоже с отличием, между прочим. Практически играючи. А вот в институте ему, видимо, стало скучно, и он сейчас развлекал себя как мог, не обременяясь учёбой. «Ниже среднего». Он хочет, чтобы так о нём думали окружающие. Плетёт паутину и издалека наблюдает за тем, как людишки в ней путаются, карабкаются, пытаясь спасти свою шкуру. Пытаются, выкручиваются и не понимают того, что только от паука с парализующим ядом слюны зависит, кто станет первой жертвой, а кто так и улетит, не вкусив этой эйфории: пасть во имя великой игры. Игры, в которой за тебя решают, жить ты останешься или умрёшь.