Лекции по истории Древней Церкви. Том I

Любопытно, что это открытие, сделанное в последнее десятилетие 19 столетия, оказалось пригодным для церковной истории. Третий вселенский собор был в 431 году и имел заседания в июле; чтобы узнать, к какому индиктиону относится данный год, нужно к нему прибавить 3 и сумму разделить на 15, остаток 14 покажет, что заседания собора были в течение 14 индиктио–на. Но в числе документов собора встречается письмо египетских епископов, из которого видно, что собор продолжал свои заседания 20 месори 15 индиктиона (20 число месори соответствует 13 числу августа), и дело, значит, относится не к 431 году, а к 432. Но эту разницу в летосчислении трудно объяснить ошибкой: цифры ' и ' ( и , или — и ) не так походят друг на друга, чтобы их можно было смешать. Эту странность заметил еще Тилльмон, который говорил, что тут надо предположить существование местного летосчисления. Египетские индиктионы Нила как нельзя лучше объясняют это явление. Ефесский собор был тогда, когда Византия считала 14 индиктион, а в Египте уже шел 15 индиктион. Вообще при всех тех датах, которые падают на наш июнь, июль и август месяцы, могут возникать некоторые недоумения. Если имеется основание думать, что документ из Египта, то следует допустить, что известное событие совершилось одним годом раньше, чем обыкновенно принимается.

Нужно отметить еще то, что для востока индиктион казался таким казенным византийским учреждением, что в Сирии его не переводили на туземный язык, а только писали сирийскими буквами. Часто оказывается, что сирийскими буквами переданы греческие слова , , — где разумеются годы индиктиона. Если бы эти индиктионы проводила в жизнь церковь, то такой странной формы датировки не явилось бы.

Собственно греческая форма датировки по индиктионам заключалась в том, что отмечался только год в пределах данного индиктиона, но не указывалось, какой идет индиктион от начала счисления по индиктионам (от 312г.). Эта сторона дела представляет довольно значительные неудобства для определения времени исторических фактов. Раз византийцы привыкли определять события только годами индиктионов и никаким Другим образом, то ввиду того, что 30–летний период в жизни и Деятельности отдельного лица вещь довольно нередкая, мы можем затрудняться при такой датировке с точностью определить время различных событий его жизни. Все попытки биографов Максима Исповедника установить хронологию его жизни не приводят к желаемому результату. По моему мнению, причина заключается в том, что деятельность Максима превышала период 15 лет, и исследователи смешивают бедствия от персов и от арабов. Таким образом, если мы не имеем другого, более точного определения, чем дата индиктиона, то приходится иногда неопределенно высказываться о времени тех или иных событий.

III. Источники церковной истории

Исторические источники разделяются на немые и говорящие, или неписьменные и письменные. О немых источниках церковной истории не буду говорить, потому что они для нашей науки дают слишком мало. Письменные источники по материалу, на котором письмо сохранилось, делятся 1) на монументальные, или написи на камне и металле, на стенах зданий, на мраморных досках, на памятниках, монетах и т. п., и 2) книжные, написанные на папирусе, пергамене и бумаге. В ряду этих последних источников могут быть различаемы, с одной стороны, а) источники общего характера, с другой б) источники специальные, представляющие, собственно, уже обработку исторического материала, но в то же время имеющие для нас значение первоисточников [7] ).

7

О монументальных источниках истории и их разработке говорится вообще в пособиях по соответствующим вспомогательным наукам, эпиграфике, нумизматике, сфрагистике, и в руководствах по археологии и истории искусства. По отношению к памятникам христианской древности важное значение в данном случае, кроме уже успевших устареть к настоящему времени A Dictionary of Christian Antiquities, ed. by W. Smith and S. Cheetham. Vol. I—II. London 1875–1880, и Real–Encyclop"adie der christlichen Alterth"umer, bearb. und herausgeg. von F. X. Kraus. B. I—II. Freiburg im Br. 1880—1886, имеет недавно начатый Dic–tionnaire d'archeologie chretienne et de liturgie, publie par F. Cabrol. T. I. Paris 1903–1906 (со множеством снимков с памятников). Вообще об источниках истории древнего мира, монументальных и литературных или книжных, и о разработке этой истории дает сведения С. Wachsmuth, Einleitung in das Studium der alten Geschichte. Leipzig 1895. На русском языке есть В. Бузескул, Введение в историю Греции. 2 изд. Харьков 1904. История средних веков имеет для себя превосходный указатель источников в труде А. Potthast, Bibliotheca historica medii aevi. Wegweiser durch die Geschichtswerke des europ"aischen Mittelalters bis 1500. B. I—II. 2 Aufl. Berlin 1896. Существуют особые введения в историю отдельных народов, выступивших на сцену с началом средних веков. W. Wattenbach, Deutschlands Geschichtsquellen im Mittelalter bis zur Mitte des XIII Jahrhunderts. B. I—11. 7 Aufl. Berlin 1904 (B. I). Dahlmann–Waitz, Quellenkunde der deutschen Geschichte. Th. I—II. 7 Aufl. von E. Brandenburg. Berlin 1905 (Th. 1). A. Molinier, Les sources de l'histore de France au moyen "age. 1–V (до 1494). Paris 1902–1904. Ch. Gross, The sources and literature of english history from the earliest times to about 1485. London 1900. Как на опыты специального введения в церковную историю можно указать на труд болландиста Смедта, С. de Smedt, Introductio generalis ad historiam ecclesiasticam critice tractandam. Gandavi 1876, и на упомянутую выше «Пропедевтику» Ниршля (прим. 2). Не признается удачным труд Е. Bratke, Wegweiser zur Quellen — und Litteratur–kunde der Kirchengeschichte. Gotha 1890. Ближайшие указания касательно древнехристианской литературы вообще и в частности касательно церковно–исторических трудов можно находить в курсах по истории этой литературы и патрологиях. О. Bardenhewer, Patrologie. 2 Aufl. Freiburg im Br. 1901. Егоже, Geschichte der altkirchlichen Litteratur. B. I—И. (первые три века). Freiburg im Br. 1902–1903. A. Harnack, Geschichte der altchristlichen Litteratur bis Eusebius. Th. (bearb. unter Mitwirkung von E. Preuschen)—\\, 1–2. Leipzig 1893–1904. G. Kr"uger, Geschichte der altchristlichen Litteratur in den ersten drei Jahrhunderten. 1 u. 2 Aufl. Freiburg im Br. u. Leipzig. 1895; Nachtr"age, 1897. Труд G. Slang a Historiographie ecclesiastica. Frib. Brisg. 1897 не представляет чего–либо ценного. О древних церковных историках сведения даются в труде А. П. Лебедева, Церковная историография в главных ее представителях с IV века до XX. 2 изд. Спб. 1903. Для византийского периода необходимой справочной книгой является названная уже выше книга Крумбахера (прим. 2). Об издании и разработке источников византийской истории ср. труд В. Г. Васильевского, Обозрение трудов по византийской истории. Вып. 1. Спб. 1890 (дополненное извлечение из журнала Министерства Народного Просвещения за 1887–1889 гг.). (А Б.) 108.

1. Монументальные источники

По степени своей авторитетности вообще в ряду исторических источников на первом месте должны быть поставлены написи разного рода, на чем бы ни были они сделаны: на стенах, мраморных памятникам, монетах, печатях и т. д. Камень стоит дороже, чем какой–нибудь плохой папирус; на стенах же не так легко было записывать. Естественно, таким образом, что раз существуют на камнях, стенах, металлических досках известные написи, то в них нельзя видеть только пробу пера. Не всякому, ощутившему в себе склонность к литературной деятельности, легко было бы писать на таком материале. Если существую монументальные письменные памятники, то естественно предполагать, что заготовлены они тем, кто имел действительные побуждения к тому, чтобы оставить известную напись. Неверности в подобных памятниках могли происходить разве тогда, когда, например, правительство приготовляло их, ожидая еще только известного события. Впрочем, случаи, подобные поступку Наполеона, который заранее на медалях отпраздновал свою победу над Россией, весьма редки. Так как пишутся эти памятники большею частью самими участниками событий, это придает им тем более высокое значение. [Фальсификация этого рода памятников с целью сбыта их ученым собирателям есть явление нового времени].

Но, во–первых, эти памятники немногочисленны, во–вторых, в своей массе — монотонны. Все, что дают они для истории, обычно ограничивается собственными именами и цифрами. В сравнении с другими письменными источниками они могут иногда являться как бы фонарями, зажженными среди белого дня.

Написи на камне

Большинство этого рода монументальных письменных памятников составляют надгробные написи; содержание их ограничивается молитвенным воззванием к Богу, обращением умерших к живым и наоборот. Ценнее написи в том случае, когда они увековечивают деятельность знаменитых лиц. Но эпиграфика справедливо фигурирует в числе пособий церковной истории. Заслуги ее редки, но ценны. Я сейчас иллюстрирую это положение.

Мученик Иустин говорит о Симоне Маге, что римляне признали его богом и поставили ему статую на одном из островов Тибра с написью: «Simoni Sancto Deo». Этот рассказ представлялся маловероятным. В 1574 г. была открыта при раскопках и эта статуя; напись на ней оказалась следующая: «Semoni Sanco Deo Fidio sacrum», следовательно, она была посвящена Одному сабинскому божеству, Semo Sancus.

Одна из самых ценных написей — напись на кафедре Ипполита. В 1551 году была открыта около Рима статуя лица, сидячего на кресле с львиными головами. Голова и руки статуи оказались отломанными, а на боковых стенках кресла открыта напись На правой стороне находится перечень произведений неизвестного автора (впоследствии доказано было тождество его с Ипполитом) на греческом языке; на противоположной стенке найден пасхальный канон от 222–333 гг. по Р. X., т. е. 112–летний цикл (16x7= 112), которым предполагается, что чрез 112 лет пасхи должны пойти по–старому.

Обращает также на себя внимание недавно открытая в Олимпии (1880) напись с именем асиарха Гаия Юлия Филиппа Траллиана, относящаяся к 149 году нашей эры. Она имеет важное значение в решении вопроса о времени мученической смерти св. Поликарпа смирнского. Известия о смерти Поликарпа мы находим в полной редакции его актов и в сокращенной у Евсе–вия. Так как Евсевий не привел заключительных слов полной редакции, где упоминаются правительственные лица, то представляли, что эти акты поддельны, составлены по Евсевию и что Поликарп пострадал в 166 г., а не в 155—156, как указывают акты. Новооткрытая напись решает вопрос в пользу полной редакции актов, ибо консул Филипп Траллиан стоит и в актах, а год его по написи — 149–й во всяком случае ближе к 155, чем к 166.

В 1882 г. открыта напись Аверкия, епископа иеропольского. Эта напись по своему содержанию была известна и раньше. Она сохранилась у Симеона Метафраста, известного переделками древних агиографических памятников, в житии святого равноапостольного Аверкия иеропольского; но ей придавали мало доверия, так как в житии находилось много невероятных подробностей: говорилось о чудесном перенесении камня, на котором сделана напись, в Иерополь, о путешествии Аверкия в Рим для исцеления дочери императора. Открытая в Иерополе напись перед городскими воротами рассеяла тьму, окружавшую лицо Аверкия, и любопытна в том отношении, что объясняет, каким образом могло составиться житие, поражающее своими невероятностями. Оказывается, что эта напись относится к тому времени, когда церковь Христова была гонимою. Поэтому < христианстве составитель написи выражается прикровенно. Он говорит о путешествии Аверкия в Рим к царице, упоминает о пастыре с сияющими глазами, о вере, предлагающей в пищу рыбу, хлеб и вино, и проч. Для верующих содержание ее было понятно. Под царицею здесь разумелась сама римская церковь, под пастырем и рыбою — Иисус Христос и т. д. Последующий составитель жития понял это сказание жития буквально и растолковывал содержание его по–своему.

Интересна еще напись, имеющая отношение к «Октавию» Минуция Феликса, т. е. диалогу между христианином Октавием Януарием и язычником Цецилием Наталием, — диалогу, который оканчивается обращением Цецилия в христианство. В литературе об этом произведении идет спор. Сходство между известною частью диалога и «Апологетиком» Тертуллиана несомненно, и ученые спорят только о том, кто кем пользовался. Эберт (1868) решает вопрос в пользу Минуция Феликса и заим–ствователем считает Тертуллиана; но безусловно доказать это представлялось невозможным. В последующей работе ученых замечается такое движение, которое отзывается самым радикальным отрицанием. Кюн (Richard K"uhn 1882) высказывается, что этот диалог Минуция Феликса — только литературная форма, вымысел, что никакого ни Октавия, ни Цецилия не было. Между тем найдена в Цирте напись, в которой упоминается один местный чиновник, praefectus quinquennalis Marcus Caeci–lius Quinti filius Natalis. Последний, несомненно, — язычник, потому что представляется занимающим языческую должность. Существовал он между 211–217 гг., и так как Цецилий Наталий, ведший разговор с Октавием, вероятно носил и имя Квинта (с 1, 5, чтение ex conjectura) и был родом Cirtensis (с. 9, 6; 31, 2), то отсюда и можно определить время происхождения диалога. В Цирте, как видно из написи, несомненно существовала фамилия Цецилиев Наталиев. Правда, привлекший к решению вопроса рассматриваемую напись Dessau (1880) высказывается, что Марк Цецилий и был тот Наталий, который после обратился в христианство; а в таком случае диалог имел место после 210 года, и Тертуллиан, писавший свой «Апологетик» около 200 года не мог пользоваться «Октавием». Но немецкий издатель этого Диалога Aemilius Baehrens (1886) полагает, что вопрос о времени происхождения его решен Эбертом бесповоротно и что М. Цецилий Наталий не сам вел беседу с Октавием и не был отцом этого диспутанта, но сам был сыном того Квинта, который беседовал с Октавием и обратился в христианство. Таким образом, мы имеем дело только с тем неприятным для христианства фактом, что отец является обращенным в христианство, а сын снова является языческим чиновником. Но это возможно, особенно если принять во внимание гонение Септимия Севера. Таким образом, эта циртская напись дает основание полагать, что диалог имел место во второй половине II века. Впрочем, некоторые ученые полагают, что мысль о непосредственном пользовании и ближайшем отношении между Тертуллианом и М. Феликсом нужно оставить; что они оба пользовались недошедшей до нас латинской христианской апологией второй половины II в., может быть, принадлежащей Прокулу.

Большое значение следует признать за двумя написями, составленными папою Дамасом. Эти написи отысканы де–Росси и восстановлены во всей полноте благодаря тому, что еще в давнее время были списаны и сохранялись в одной старинной рукописи. Они относятся к римскому епископу Маркеллу, занимавшему кафедру с 24 мая 307 г. по 15 января 309 г., и его преемнику Евсевию, который был епископом от 23 апреля до 17 августа 309 г. В написях говорится, что Ираклий запретил проливать слезы, т. е. оплакивать падшим свои прегрешения, а Маркелл и Евсевий научили несчастных оплакивать свои грехи. В них находятся далее указания на то, что в Риме происходили страшные беспорядки. Они проливают также яркий свет на внутреннее состояние церкви в Риме и выясняют, что вопрос о принятии падших, игравший такую видную роль в предшествовавшей истории и подавший повод к расколу, был поставлен ребром и в настоящее время. Известно довольно старинное римское предание о том, что предшественник Маркелла — Маркел–лин, застигнутый гонением, имел слабость принести жертву идолам, воскурив фимиам (thurificatio), но затем раскаялся в своей слабости, исповедал себя христианином и был казнен. Таким образом, судя по римскому преданию, здесь был епископ отступник. Преемником Маркеллина и был Маркелл. Маркелл был проведен на кафедру, очевидно, партиею христиан строгих, и потому он объявил, что падшие должны искупить свои прегрешения тяжким церковным покаянием. Но в это время была многочисленна и партия людей, стоявших за слабую дисциплину· Дебаты между этими двумя партиями скоро приняли обширные размеры. Из церквей и домов дело было перенесено на улицы, пошло до драки и убийств. Поэтому вмешалась в дело римская власть в чисто полицейском интересе. Дело кончилось тем, что Маркелл был отправлен в ссылку, где и скончался. Евсевий был выдвинут партией христиан строгих. Но и противная партия выдвинула своего представителя и поставила его во епископа.

Сделавшись епископом, Ираклий относился к падшим снисходительно, запрещал им оплакивать свои грехи и принимал в церковь после самой недолгой покаянной дисциплины. Напротив, Евсевий поддерживал строгую дисциплину, и тут повторилась та же самая история: дошло дело до уличных беспорядков, кончившихся тем, что Евсевий был сослан, не пробывши епископом и одного года. Древние историки об этом происшествии совершенно умалчивают, и имя Ираклия является только благодаря Дамасовой написи. Другие писатели ничего о нем не говорят, и существует дегадка Липсиуса, что в ереси ираклиотов, которые фигурировали в древности, как секта гностическая, кроется след движения, поднятого Ираклием.