Лексика русской разведки. История разведки в терминах

Мотив действий чюдина, предупредившего псковичей, был скорее всего материальный. Вместе с тем, не следует исключать, что он хотел отомстить немцам за обиду, нанесенную ему лично или его семье. Однако за переданную информацию он получил вознаграждение, на которое рассчитывал.

Среди тех, кто был пригож для Москвы, как источник разведывательных сведений, оказался и турецкий правитель Азова – диздерь Бурган. Во время пребывания русского посла Василия Коробова в Азове турецкий правитель, судя по всему, сам предложил свои услуги Москве. В 1515 г. он направил великому князю с рязанским казаком Воробьем первую грамоту с вестями. Летом следующего 1516 г. диздерь Бурган писал из Азова о своей готовности преданно служить великому князю: «А се грамота. государю великому князю Василью Ивановичю всеа Русии отъ аздара Бургана челобитье… а радъ есми тебе своему государю служити, а лиха тебе от меня нетъ и твоимъ людемъ. А слово бы отъ насъ чисто, какъ золото, да и правда бъ промежъ насъ была. А язъ тобе, своему государю, низко челомъ бью»¹⁷¹. В другом послании он писал: «Дай Боже такъ, кто будетъ отъ насъ къ тебе ездокъ, и мы к тебе съ нимъ грамоту пошлемъ. Убогий холопъ Бурган азовский диздерь»¹⁷². В Москве к желанию Бургана служить государю отнеслись благосклонно. В ответной грамоте от имени Василия III диздерю Бургану писали в 1516 г.: «Ино то делаешъ гораздо, что намъ служишъ, да и впередъ намъ хочешъ служити, и ты бы намъ ныне да и впередъ служилъ, а мы тебя ныне жалуемъ, да и впередъ къ тебе жалованье свое хотимъ держати»¹⁷³. Таким образом, отношения с турецким правителем Азова были поставлены на твердую материальную основу.

В значении ‘доброжелатель’, ‘тот, кто благосклонен, милосерден к кому-либо в Книгах Ветхого и Нового Завета, собранных в 1499 г. в Новгороде при дворе архиепископа Геннадия, находим слово приятель¹⁷⁴.

«Памяти» из Москвы давались не только послам, но и непосредственным организаторам разведки на местах, в числе которых были как лица, посланные с этой целью и являвшиеся подданными Московского государства, так и иностранцы, привлеченные к сбору разведывательной информации: «Лта 7029 (1521) февраля 21 послалъ князь великий въ Азовъ и въ Кафу своихъ казаковъ Ивашка Лазарева съ товарищи, а писалъ с ними въ Азовъ свои грамоты. А се грамоты съ Ивашкомъ и съ его товарищи да и къ Василью къ Наумову съ ними грамота послана… Брата и друга нашего Селимъ-шагъ салтанову слуз диздерь-Бургану Азовскому. Послали есмя въ Азовъ своихъ казаковъ Ивашка Лазарева, да Мишу Иванова… да татарина своего Четая, да… инымъ казакомъ велли итти въ Кафу… и ты бъ тхъ нашихъ казаковъ въ Кафу отпустилъ, не мотчаа, да и поберегъ бы еси ихъ, чтобы имъ какъ поздорову дойти до Кафы. А какъ т казаки придутъ изъ Кафы въ Азовъ, и ты бъ ихъ къ намъ отпустилъ, не мотчая… да и проводити ихъ веллъ, чтобъ имъ какъ до насъ здорово дохати. А каковы будутъ тамъ у тебя всти, и ты бъ съ ними къ намъ отписалъ, а то бы еси учинилъ насъ для, тмъ бы еси намъ послужилъ, а мы тебя впередъ своимъ жалованьемъ свыше хотимъ жаловати»¹⁷⁵.

В данном документе содержится указание азовскому доброхоту «салтанову слузе диздерь Бургану Азовскому» препроводить посланных казаков в Кафу (Феодосию), в резиденцию турецкого наместника – санджака. Эта должность имела одноименное название с административной единицей Османской империи, которая управляла Кафой и всеми генуэзскими владениями, захваченными в 1475 году. Турецкому правителю Азова предписывалось не только отправить казаков в Кафу, но и позаботиться об их безопасности. Собранную же информацию следовало не мотчая [не мешкая, без промедления] отправлять в Москву¹⁷⁶.

Одновременно из Москвы давались указания казаку Ивашке Лазареву ехать тайно, прочитать вести, выучить наизусть, а грамоту уничтожить: «А се такова память дана Ивашку Лазареву… съ товарищи: какъ ожъ дастъ Богъ приедутъ въ Азовъ, и имъ отпустити изъ Азова въ Кафу своихъ четырехъ товарищевъ, которыхъ пригоже, а дати имъ грамота въ Крымъ къ Василью къ Наумову¹⁷⁷, а наказати имъ, будетъ которому пригоже самому идти въ Крымъ къ Василью съ грамотою, ино бы изъ нихъ одинъ ехалъ в Крымъ к Василью къ Наумову [послу в Крыму¹⁷⁸ с 1521 г.] з грамотою тайно, котораго бы не знали въ Крыму; а нелзе будетъ которому самому ехати въ Крымъ, и имъ добыти казака в Кафе, русина же, да послати имъ въ Крымъ къ Василью з грамотою тайно, кто бы ту грамоту до Васильа донесъ, да что къ нимъ Василий накажетъ или грамоту пошлетъ, и имъ дождався от Васильа вести из Крыма, да какъ къ нимъ придет от Васильа весть, а они бъ пошли въ Азов… а учнутъ ждати изъ Кафы казаковъ, и нечто въ те пор<ы> придетъ къ нимъ весть рано до осени, что царь хочетъ идти на великого князя украйну, или людей своихъ хочетъ послати, и имъ тогды, и не дожидаясь техъ казаковъ изъ Кафы, послати весть къ великому князю часа того. А нынеча имъ приехавъ въ Азовъ доведыватися про царя вести, не мотчая часа того, что будетъ тамо про него вести. Да съ темъ бы имъ къ великому князю послати ранее, чтобъ однолично у великого князя отъ нихъ про царя рано весть была, да сю имъ запись чести [читать и запомнить], едучи до украйны [«вообще у Окраины Московского государства в степи»¹⁷⁹], а на поле имъ съ собою ее не имати, а ее изодрати [чтобы те, кто их настигнет в степи, не отняли грамоту, ее нужно было уничтожить]»¹⁸⁰.

Как видим, посланнику предписывалось, собрав сведения, то есть доведыватися (доведатися) – ‘разузнать, дознаться’¹⁸¹, не мотчая [не мешкая] послати вести в Москву. Глаголы с префиксом до- обозначают, с одной стороны, «действие, названное мотивирующим глаголом – довести до какого-нибудь предела в пространстве или во времени», например, довести, досидеть, дочитать и др. С другой стороны, в русском языке с префиксом до- есть глаголы со значением «дополнительно совершить действие, названное мотивирующим глаголом, иногда также довести его до необходимой нормы» (довооружить, доизбрать, докупить, дополучить и др.)¹⁸². В нашем случае глагол доведыватися (доведаться) обозначает действие, которое необходимо довести до определенного предела, то есть в разведывательном контексте необходимо было собрать и предоставить достоверные сведения.

Уже спустя четыре месяца Ивашка Лазарев «съ товарищи» был в Москве, и как выяснилось, они не только благополучно добрались до Кафы, но и вернулись обратно не с пустыми руками: при них была грамота от турецкого наместника санджака Кафы, в которой содержались вести и недвусмысленно выражалась готовность сотрудничества с Москвой: «Того же лта июня 24-го прихали изъ Кафы великого князя Ивашко Лазаревъ съ товарищи, а съ ними вмст прихалъ к великому князю отъ Санчага Кафинского съ грамотою Мануило Гречинъ… А се грамота съ Ивашкомъ отъ Санчага… Санчагъ князь тоб о черной лисиц грамоту писалъ, и ты бъ пожаловалъ ему послать, намъ бы многъ достатокъ былъ»¹⁸³… Были вести и о крымском хане: «Да крымской царь на конь вслъ, на тебя на самого хотлъ итти и многую рать сбиралъ»¹⁸⁴. Эти вести в 1521 г. имели важное значение для московского князя.

А вот письмо от Бургана Азовского: «Присылалъ еси въ Азовской городъ пытати про государя нашего встей, и государь нашъ Салимшагъ салтанъ умеръ, а сынъ его Сюилеменьшагъ на отцов государств слъ, и сдши на отца своего стол, всехъ добрыхъ своихъ людей своимъ жалованьемъ призрлъ [оказал милость, помощь]… и ты бъ къ нему своего посла съ добрымъ прошениемъ и съ поминки [с подарками в знак внимания] и на государств здоровати послалъ, и теб бы и твоей земл отъ того много помочи было… и государь нашъ нын въ своей земл, на своемъ государств, а хочетъ идти на Литовскаую землю, и тебе бы послати посла своего ране, чтобъ его засталъ у себя во государств»¹⁸⁵.

Правитель Кафы, рекомендуя направить «поминки» новому султану, прерасно знал о подарках, которые поступали из Москвы крымским ханам¹⁸⁶. На получение подарков рассчитывал и сам санджак Кафы.

В начале XVI века встречается слово в значении ‘разведчик’ – лазука, производное от лазити в значении ‘лазить, влезать, пробираться ползком, согнувшись’¹⁸⁷. В августе 1521 г. диздерь азовский и рязанец Занков Зудов, проживавший в Азове, писали в Москву, сообщая о миссии Ивашки Лазарева: «Государю великому князю Василью Ивановичу всеа Русии слуга твой, государь, Азовский челом бьет, да и холопъ твой, государь, Занка Зудовъ челомъ бьетъ. Что еси, государь, къ намъ присылалъ своихъ людей въ Азовъ Иванка Лазарева, да Мишку Тверитина, и мы, государь, Мишку отпустили къ тебе на третий день, какъ къ намъ приехалъ къ Азову, а къ тебе есмя, государь, отписали о всехъ вестехъ о отманскихъ, и о крымскихъ и о азстороканскихъ, и о казанскихъ, что государь, посылали х крымскому царю просити салтана на царство на Казань, а Лазарева есмя, государь, посылали в Кафу лазукою, описавъ грамоту безделную [недозволенную, противозаконную] къ Санчаку»¹⁸⁸. Как следует из этого текста, правитель Азова, направив Ивашку Лазарева с грамотой к санджаку Кафы, не сомневался, что последний окажет содействие, что и произошло в действительности.

Во времена Ивана III послы обычно сообщали о своих делах и наблюдениях с помощью грамот, присылавшихся ими из-за границы. Заключительные отчеты о посольствах, так называемые «статейные списки» русских послов, появляются позже, с созданием в 1549 г. Посольского приказа, куда эти списки направлялись.

6 мая 1492 г. послал великий князь Иван III къ Максимилиану, королю римскому, своих послов Юрья Траханиота Грека¹⁸⁹, прибывшего в Москву в 1472 году в свите Софьи Палеолог, да Михаила Кляпика¹⁹⁰. В одной из своих грамот (далеко не первой), которую «привезъ от Юрьа и Кляпика Юрьевъ человекъ Тимоха», русские послы писали: «А Турской государь, скажутъ, под Белымъ-городомъ стоитъ въ Угорской земле, а войска Турского кажутъ 200 тысячь, да 60 тысячь; а Владиславъ король, кажутъ, противъ его стоитъ, а войска Угорского скажутъ 60 тысячь; а слухъ, государь, сдесе, что Владиславъ король Чешский, управяся съ Турскимъ, да хочетъ доставати и Ляцкие коруны, а брату своему Ольбрехту не хочетъ ступитися, а миру ему съ братомъ нетъ. А что есмя, государь, къ тебе писали съ Федькомъ съ Ларевымъ о Угорском миру королю Максимьяну съ Владиславомъ королемъ, и ныне намъ государь правые [достоверные, не вызывающие сомнения¹⁹¹] вести пришли, что помирился Максимьянъ съ Владиславомъ на томъ, что ныне Владиславу королю держати Угорская коруна [венгерская корона]… А мы тебе, государю своему, холопи твои, челомъ бьемъ. А писана месяца августа въ 25 день»¹⁹².

Большая часть информации основана на слухах – «скажут», «кажут», «а слух, государь, сдесе». Однако политическая и военная обстановка в Европе в тот период была чрезвычайно сложной. Владислав II Ягеллон родился в семье Казимира IV, короля Польши и великого князя Литовского (из династии Ягеллонов) и Елизаветы Австрийской, дочери Альбрехта II Габсбургского. Коронован был как король Чехии под именем Владислава II в 1471 г. После смерти в начале 1490 г. Матьяша Хуньяди, короля Венгрии, на престол Венгрии было выдвинуто несколько кандидатур. Наиболее сильную правовую основу для своих претензий на венгерскую корону имел Максимилиан, король Римской империи. Набрав ландскнехтов, Максимилиан вторгся в Венгрию, намереваясь занять опустевший венгерский трон, но тут взбунтовались его наёмники. Венгерские же дворяне пожелали видеть королем Владислава II Ягеллона. Максимилиану удалось лишь добиться признания Габсбургов наследниками чешского и венгерского тронов, если у Владислава не будет детей.

Вся информация (и даже «правые вести»), собранная русскими послами Юрием Траханиотом Греком и Михаилом Кляпиком в 1492 году, оказалась устаревшей. Русским послам и членам посольств еще предстояло овладеть языками, усвоить обычаи стран, куда они направлялись, «обрасти» нужными связями в западных и восточных столицах, а для этого требовалось обладать определенными навыками и умениями, проявлять известную сообразительность и ловкость.

Разведывательную информацию собирали и гонцы [гонец – ‘посланный со специальным поручением, нарочный’¹⁹³], направляемые к западным и восточным правителям. Информация собиралась ими по пути следования. Гонцы отправлялись для выполнения текущих дипломатических задач, так как снаряжение по каждому поводу посольств было делом хлопотным, дорогостоящим и занимало много времени. Гонцы не имели права вести словесные переговоры, не могли требовать личного представления у государей, а должны были отвезти грамоты государю, если он изволит принять их, или его ближним людям. Случались исключения, когда гонцам поручали вести переговоры по текущим вопросам внешней политики: обмен и выкуп пленных, выяснение предварительных условий предстоящих переговоров, пропуск посольств в другие страны и т. д. Как послам и посланникам, гонцам в ряде случаев давался наказ, в котором перечислялись необходимые для выяснения сведения. Гонец отправлялся в дорогу, как правило, один и статейный список он обязан был составлять не всегда. В этом случае по прибытии в Москву в Посольском приказе его ожидал «расспрос».