Ленин. Человек, который изменил все

А путь Владимира лежал дальше – в Германию. 10 (22) августа он писал матери из Берлина: «Устроился я здесь очень недурно: в нескольких шагах от меня – Tiergartiergarten (прекрасный парк, лучший и самый большой в Берлине), Шпрее, где я ежедневно купаюсь, и станция городской железной дороги… Плохую только очень по части языка: разговорную немецкую речь понимаю несравненно хуже французской… Если ты послала уже мне денег, то напиши, пожалуйста, мне об этом тотчас же; а если нет, то пошли сюда».

Похоже, здесь Ульянова застало известие о смерти Энгельса, сел писать некролог. В залах Прусской государственной библиотеки Владимир познакомился с новинками марксистской литературы. Походил на рабочие собрания. 17 (29) августа он вновь рассказывал и жаловался Марии Александровне: «Занимаюсь по-прежнему в Konegliche Bibliothek, а по вечерам обыкновенно шляюсь по разным местам, изучая берлинские нравы и прислушиваясь к немецкой речи… Да и вообще шлянье по различным народным вечерам и увеселениям нравятся больше, чем посещение музеев, театров, пассажей и т.п. … К великому моему ужасу, вижу, что с финансами опять у меня «затруднения»: «соблазн» на покупку книг и т.п. так велик, что деньги уходят черт их знает куда»¹⁶⁰.

Ульянов ждал встречи с одним из лидеров Германской социал-демократической партии – Вильгельмом Либкнехтом. Она стала возможна благодаря письму Плеханова: «Рекомендую Вам одного из наших лучших русских друзей. Он возвращается в Россию. Он расскажет Вам об одном, очень важном для нас деле. Я уверен, что Вы сделаете все от Вас зависящее»¹⁶¹. Судя по всему, речь на встрече шла о возможности издания в Германии нелегальной литературы и переправки ее в Россию.

И, наконец, письмо матери 26 августа (7 сентября): «Получил сегодня твое письмо с деньгами, дорогая мамочка, и благодарю за него… Обжился уже настолько, что чувствую себя почти как дома, и охотно остался бы тут подольше, – но время подходит уже уезжать… Я чувствую, что следует накупить всякой дряни»¹⁶². 7 (19) сентября 1895 года Ульянов возвращается в Россию через станцию Вершболово. «Его желтый чемодан с двойным дном, наполненный запретной печатной продукцией, был сработан немцами отлично. И начальник пограничного отделения докладывает в департамент полиции, что по самому тщательному досмотру багажа Ульянова ничего предосудительного не обнаружено»¹⁶³.

Аксельроду Ульянов поведал про свои последующие путешествия: «Был прежде всего в Вильне. Беседовал с публикой о сборнике. Большинство согласно с мыслью о необходимости такого издания и обещают поддержку… Далее. Был в Москве. Там громадные погромы, но, кажется, остался кое-кто, и работа не прекращается. Мы имеем оттуда материал – описание нескольких стачек. Вышлем. Потом был в Орехово-Зуеве. Чрезвычайно оригинальны эти места, часто встречаемые в центральном промышленном районе…»¹⁶⁴. Это уже похоже на отчет в центр о проделанной подрывной работе.

Анна Ильинична встретила его по приезде в Россию. «ВИ был очень доволен своей поездкой… Он рассказывал по возвращении, что отношения с Плехановым установились хотя и хорошие, но довольно далекие, с Аксельродом же совсем близкие, дружественные»¹⁶⁵. Плеханов же позднее откровенничал: «Как только я познакомился с ним, я сразу понял, что этот человек может оказаться для нашего дела очень опасным, так как его главный талант – невероятный дар упрощения»¹⁶⁶.

Вернувшись в Петербург, Ульянов поселился в Большом Казачьем переулке, неподалеку от Сенного рынка. Он все еще числился помощником присяжного поверенного. «Несколько раз брат и выступал, но, кажется, только по уголовным судам, по назначению суда, то есть бесплатно, причем облекался во фрак покойного отца, – подтверждала Анна Ильинична. – В это время круг его знакомых был уже довольно широк; он много бегал и суетился»¹⁶⁷.

Как литератор Ульянов был чрезвычайно плодовит. Он стремительно покрывал своим мелким угловатым почерком толстые тетради, в которых доставалось в основном по-прежнему народникам. Однако основные усилия Ульянова были теперь направлены на создание новой, первой на территории России социал-демократической организации. После его возвращения в столицу, писал Кржижановский, связи с группой «Освобождение труда» помогли питерским социал-демократам «расширить круг своих русских знакомств. К этому времени относится наше сближение с Мартовым, доктором Ляховским, а также с социал-демократическими кружками в Н.-Новгороде, Москве, Ивано-Вознесенске, Вильне и в некоторых волжских городах»¹⁶⁸. То, что войдет в историю как «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», сложилось в ноябре 1895 года из двух групп, одну из которых возглавлял Ульянов, другую – Мартов.

Юлий Осипович Мартов (Цедербаум) родился в Стамбуле в очень богатой семье. Его дед был основателем первых еврейских газет и журналов в России, отец работал в Русском обществе пароходства и торговли, был корреспондентом «Петербургских новостей» и «Нового времени». Учился Мартов, как и Потресов со Струве, на естественном отделении физмата Санкт-Петербургского университета, откуда его исключили за распространение нелегальщины и выслали в Литву. Отбыв наказание, Цедербаум вновь вернулся в столицу.

На Мартова наш герой произвел тогда благоприятное впечатление. «В. Ульянов был еще в той поре, когда и человек крупного калибра, и сознающий себя таковым, ищет в общении с людьми больше случаев самому учиться, чем учить других. В этом личном общении не было и следов того апломба, который уже звучал в его первых литературных выступлениях, особенно в критике Струве… Но и в отношениях к политическим противникам в нем сказывалась еще изрядная доля скромности»¹⁶⁹.

Вновь созданная организация начала подпольные операции и агитацию раньше, чем успела оформиться. Неподписанная листовка к бастовавшим рабочим шерстяной фабрики Торнтона (автор – Ульянов) была ее первым обращением вовне¹⁷⁰. За ней в столице стали появляться и другие марксистские печатные прокламации. Вспоминал Шелгунов: «Их было выпущено четыре или пять… Под ними стояла подпись “Группа социал-демократов”. ВИ поставил вопрос о том, что нужно создать организацию». Ее основы закладывались на тайных встречах на снятой Шелгуновым конспиративной квартире¹⁷¹.

От прокламаций решили перейти к газете. В первый номер планировавшейся к изданию «Рабочей газеты» была заверстана написанная Ульяновым передовица «О чем думают наши министры?»¹⁷². Но первыми читателями газеты стали не трудящиеся столицы, а сотрудники спецслужб, которые на этом этапе и пресекли деятельность Ульянова с коллегами. Сильвин запомнил «торжественное собрание всего нашего кружка на квартире Степана Ивановича Радченко 6 декабря 1895 года, где читался первый номер “Рабочего дела”, все статьи которого принадлежали членам нашего кружка, включая Мартова… Этот номер в рукописи был арестован в ночь на 9 декабря у Ванеева, который должен был передать его в типографию»¹⁷³. Крупская немного иначе описывала фабулу событий: «8 декабря было у меня на квартире заседание, где окончательно зачитывался уже готовый к печати номер. Он был в двух экземплярах. Один экземпляр взял Ванеев для окончательного просмотра, другой остался у меня»¹⁷⁴.

Девятого декабря пошли аресты, в тюрьме оказалась добрая половина организации, включая и Ульянова. Так появились новые «декабристы». «Чтобы доказать, что полиция ошиблась в адресе», и тем облегчить участь арестованных товарищей, оставшиеся, с Мартовым во главе, решили ускорить официальное оформление организации: 15 декабря была выпущена прокламация, впервые обращавшаяся к рабочим от имени «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»¹⁷⁵.

«Двоих из нас это тюремное заключение сломило навсегда, – говорил Кржижановский. – А. Ванеев получил жесточайший туберкулез, скоро сведший его в могилу, а П. Запорожец захворал неизлечимой формой мании преследования»¹⁷⁶. Ульянова тюрьма скорее закалила.

В доме предварительного заключения составили портрет обвиняемого: «Рост 2 арш. 5 1/2 вершка (166–167 см. – В.Н.), телосложение среднее, наружность производит впечатление приятное, волосы на голове и бровях русые, прямые, на усах и бороде рыжеватые, глаза карие, средней величины, голова круглая, средней величины, лоб высокий, нос обыкновенный, лицо круглое, черты его правильные, рот умеренный, подбородок круглый, уши средней величины»¹⁷⁷. 21 декабря подполковник Отдельного корпуса жандармов Клыков допрашивал обвиняемого, который играл в несознанку: «Не признаю себя виновным в принадлежности в партии социал-демократов или какой-либо партии… Противоправительственной агитацией среди рабочих не занимался»¹⁷⁸.