Ленин. Соблазнение России

Например, я считаю вредным введение преподавания письма и чтения на первом году обучения не только на материнском, но и на русском языке, считаю вредным введение единого букваря для всех народностей, букваря, переведенного с русского…

Среди ребят появилось ругательное слово «жид», малышка говорит: «Дедушка, я не хочу быть латышкой». Правда, пока это отдельные случаи, но все же нужна известная осторожность».

Тональность превращается в просительную. Даже воспоминания о муже она вынуждена согласовывать с вождем. Она только позволяет себе по старой памяти обращаться к нему по имени и отчеству.

15 октября 1938 Крупская вновь пишет Сталину:

«Иосиф Виссарионович,

Я хочу уточнить вопросы, по которым мне необходимо поговорить с Вами.

О своей работе над высказываниями Ленина по вопросам культуры и просвещения. Я работала над таким сборником все лето. Хотелось создать сборник, где бы эти высказывания давались в тесной связи со всей работой партии по указанным Вами периодам, взять все, что говорил Ильич за каждый период по этим вопросам…

О казанском и самарском периоде учебы и деятельности Ильича. Тут очень много интересных моментов…

Очень хотелось бы, чтобы со мной поговорили».

Вместо серьезных бесед — решение Политбюро:

«Предложить т. Крупской, согласно заключению врачей, ограничить время работы не более 4 часов в сутки при работе 4 дня в шестидневку; летом отпуск 3 месяца и диетпитание».

«Внешне, — вспоминал Троцкий, — ей оказывались знаки уважения, вернее полупочета. Но внутри аппарата ее систематически компрометировали, чернили, унижали, а в рядах комсомола о ней распространялись самые нелепые и грубые сплетни. Что оставалось делать несчастной, раздавленной женщине? Абсолютно изолированная, с тяжелым камнем на сердце, неуверенная, в тисках болезни, она доживала тяжелую жизнь».

Новый человек

Сталин, который не был в эмиграции в отличие от Ленина, Троцкого, Зиновьева и других, оказался своим для партийной массы, которая поспешила присоединиться к правящей партии, не зная ни ее истории, ни существа споров внутри руководства.

Генсек использовал то, что многие оппозиционеры в царские времена эмигрировали. Пока был жив Ленин, это считалось заслугой: «уехал из страны, спасаясь от полиции». После смерти Ленина Сталин стал говорить, что эти люди «на самом деле партии не знали, от партии стояли далеко и очень напоминали людей, которых следовало бы назвать чужестранцами в партии».

Старые большевики почувствовали себя неуютно. Сохранилось любопытнейшее письмо Владимира Ильича, адресованное Григорию Шкловскому, члену партии с 1898 года. Они вместе были в эмиграции, сблизились, Ленин Григорию Львовичу доверял. После революции его отправили работать в Германию. Шкловскому в июне 1921 года Ленин жаловался на то, что новое поколение партийцев не очень к нему прислушивается:

«Тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и др. Есть и предубеждение, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне… Это мне крайне больно. Но это факт…

“Новые” пришли, стариков не знают. Рекомендуешь — не доверяют. Повторяешь рекомендацию — усугубляется недоверие, рождается упорство. “А мы не хотим!!!”

Ничего не остается: сначала, боем, завоевать новую молодежь на свою сторону».

Если уж сам Ленин сетовал на то, что к нему не прислушиваются, то каково пришлось другим старым революционерам! Новые члены партии были недовольны Лениным, им не нравилась его кадровая политика. Владимир Ильич на всех крупных должностях держал тех, кого он хорошо знал. Старая гвардия в 1922 году составляла всего два процента численности партии, но занимала почти все руководящие посты. Молодые аппаратчики толкались в предбаннике, а хотели сесть за стол и принять участие в дележе власти. Ленин нарушил два основных правила: аппарат должен смертельно бояться хозяина, но и что-то получать от него.

В результате партийная молодежь досталась Сталину, который дал им то, в чем отказывал Ленин. Сталин возмущенно говорил, что «старики» мешают новым кадрам продвигаться, и ловко натравливал новых членов партии на своих политических соперников, на оппозицию, которая была представлена старыми партийцами с еще подпольным стажем.

Сталин расширил состав ЦК за счет своих сторонников с мест и превратился в хозяина партии. Это был один из главных его лозунгов — обновление руководства партии за счет партийного молодняка. Высшие должности он отдавал людям, которые своим восхождением были обязаны не собственным заслугам, а воле Сталина. Они его за это боготворили. Молодые партийные секретари помогли Сталину в борьбе против оппозиционной части партии. К середине 1924 года, к первому послеленинскому, ХIII съезду, оппозиция была скомпрометирована и подавлена.

«Каким образом? Не ответив на этот вопрос, трудно понять и объяснить один очень важный момент: почему, несмотря на настойчивое предложение Ленина в “Письме съезду” заменить Сталина на посту генсека, он сохранил должность», — пишет историк Валентина Петровна Вилкова.

По официальной статистике, Троцкого поддержали 40–50 тысяч коммунистов. В реальности, считает Валентина Вилкова, значительно больше. Целые партийные организации — Московская, Пензенская, Одесская, Киевская, Самарская, Челябинская — приняли резолюции в пользу оппозиции.

В первую очередь на стороне Троцкого оказалась учащаяся молодежь, студенты, преподаватели, ученые, то есть образованная и интеллигентная часть партии. Она жаждала полнокровной политической жизни, борьбы различных мнений, Троцкий импонировал своей критикой партийной бюрократии.

В ответ Сталин принял решение провести «орабочивание» партии — принять в РКП(б) за год не менее 100 тысяч рабочих «от станка». А «непролетарские элементы» не принимать вовсе! К ХIII съезду партбилеты получили почти 200 тысяч рабочих.

«Впервые партия к своему очередному съезду более чем на половину состояла из кандидатов, — пишет Вилкова. — По предложению Сталина апрельский пленум ЦК предоставил всем кандидатам право решающего голоса при выборах делегатов на съезд. Это было грубейшее нарушение устава партии, однако оно давало сталинской группе возможность целенаправленно формировать такой делегатский состав съезда, которым легче было манипулировать…».

Партия изменилась до неузнаваемости. Люди получали партбилеты просто потому, что это давало шанс в жизни. На пленуме Центральной контрольной комиссии в 1926 году Емельян Ярославский докладывал: в деревенских ячейках 23,4 % партийцев не имели никакого представления о партии; 27,7 % имели «смутное» представление…

«В результате массовых наборов 1924–1927 годов партия заполнилась в основном маргинальными элементами», подчеркивает историк Оксана Степановна Березкина. Это порождало «внутренний дискомфорт, неуверенность в себе, поиски твердой опоры, стремление к защищенности». Безработица, тяжелое материальное положение, «приниженность и забитость» рождали страх и «слепое подчинение начальству».

Молодые члены партии стремительно продвигались по карьерной лестнице. Принцип «кто был ничем, тот станет всем» реализовывался на практике. Выходцы из низов становились большими начальниками.