Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Однако русская буржуазия не была заинтересована в радикализации, продолжении революции, а скорее надеялась на ее усмирение. Не случайно, что во время революции 1905 г. и особенно после ее усмирения Ленин бичевал либералов, «предавших» важнейшие цели революции: «После октября 1905 года либералы только и делали, что позорно предавали дело народной свободы… Революция замечательно быстро разоблачила либерализм и показала на деле его контрреволюционную природу…. Упования насчет того, что можно соединить самодержавие с действительным представительством сколько-нибудь широких масс народа, были не только у темных и забитых обитателей разных захолустий. Этим упованиям не чужды были и правящие сферы самодержавия». [336]

336

Ленин В. И. Революция и контрреволюция // Там же. Т. 16. С. 121–122. (Статья впервые появилась в «Пролетарии» от 20 октября 1907 г.). См. еще: Там же. Т. 11. С. 109–111.

Позже, в январе 1917 г., вспоминая о 1905 годе в канун новой революции, Ленин объяснил швейцарской рабочей молодежи политическую незначительность русской буржуазии, ее зависимость от царя и, в значительной степени, от европейской буржуазии. Он считал, что западноевропейское «образованное общество» мыслит, используя неверные параллели. На этот раз он вступил в спор о характере революции с Максом Вебером: «Буржуазия, даже самых свободных, даже республиканских стран Западной Европы, умеет великолепно сочетать свои лицемерные фразы о “русских зверствах” с самыми бесстыдными денежными сделками, [337] особенно с финансовой поддержкой царизма и империалистической эксплуатацией России посредством экспорта капитала и т. п…. Буржуазия любит называть московское восстание чем-то искусственным и насмехаться над ним. Напр., в немецкой так называемой “научной” литературе господин профессор Макс Вебер в своей большой работе о политическом развитии России назвал московское восстание “путчем”. “Ленинская группа, — пишет этот “высокоученый” господин профессор, — и часть эсеров давно уже подготовляла это бессмысленное восстание”… В действительности все развитие русской революции с неизбежностью толкало к вооруженному решающему бою…» [338]

337

См. заметку Ленина по этому вопросу времен революции 1905 г. «Финансы России», написанную после 1 (14) октября 1905 г. и впервые напечатанную в 1931 г. в «Ленинском сборнике» XVI. Ленин В. И. ПСС. Т. И. С. 334–335.

338

Ленин В. И. Доклад о революции 1905 года // Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 324–325.

В то же время Ленин полемизировал и с товарищами по партии, многие из которых, имея в виду борьбу против существующей системы, считали бессмысленным само выдвижение буржуазно-демократических требований, поскольку их все равно нельзя реализовать в условиях капитализма. Однако Ленин настаивал на важности выдвижения буржуазно-демократических требований именно в условиях российского капитализма. Не потому, что они могут быть осуществлены на «периферии» капиталистической системы, а именно потому, что они разрушают рамки этой системы. Сам он ясно понимал и подчеркивал, что демократическая республика «по логике» противоречит капитализму, поскольку «официально» ставит на один уровень богатых и бедных, причем равноправие только скрывает существующие в действительности антагонистические экономические противоречия. (Ленин потому и считал важным лозунг создания буржуазной республики в социал-демократической пропаганде, что понятие равенства можно расширить и в социальном направлении.) Это противоречие между экономическим порядком и политической надстройкой в эпоху империализма, когда на смену свободной конкуренции пришло господство монополий, еще более затрудняет реализацию всех демократических свобод. «Как же совмещается капитализм с демократией? Посредством косвенного проведения в жизнь всевластия капитала! Экономических средств для этого два: 1) подкуп прямой; 2) союз правительства с биржей. (В наших тезисах это выражено словами, что финансовый капитал “свободно купит и подкупит любое правительство и чиновников” при буржуазном строе.)». [339]

339

Ленин В. И. О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме» // Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 98.

Хотя Ленин считал, что «богатство» посредством подкупа и биржи может осуществить «господство над любой демократической республикой», в том числе и над политически независимой республикой, он не делал отсюда вывода о том, что, ссылаясь на социализм, нужно отказаться от борьбы за демократию. В политическом мышлении Ленина необходимой предпосылкой любого успешного наступления на капитал выступало создание максимально широкой массовой базы (уже упомянутого «левого блока», то есть «союза рабочего класса и безземельного бедного крестьянства»). Ленин на многих страницах доказывал важность борьбы за демократию, эта мысль еще сильнее укрепилась в нем под влиянием опыта 1905 года. Казалась возможной и рабочая революция как предпосылка социалистического строя в одной стране, однако, по мнению Ленина, социалистический строй не мог возникнуть исключительно «на русской почве». Его дискуссия с Парвусом и Троцким о перманентной революции в значительной степени затрагивала и эту проблему, поскольку спорящие стороны по-разному оценивали вопрос «перехода» между двумя революциями. [340]

340

По этой теме существует обширная литература, поэтому нет необходимости вдаваться в подробности. В своей книге «Partvit'ak 'es t"ort'enettudom'any» я тоже занимался историографией данной темы. См. еще упомянутую работу Белы Киршнера, а также:

Knei Paz В. The Social and Political Thought of Leon Trotsky. Charendon Press, Oxford, 1978.

В то же время Ленин фактами доказал, что революция 1905 г. имела всемирно-историческое значение. [341] Наряду с Розой Люксембург он первым понял, что в 1905 г. произошла невиданная ранее революция нового типа, «пролетарская по своему характеру и средствам борьбы» (массовая политическая стачка, вооруженное восстание) и буржуазно-демократическая по своим целям, но одновременно «открытая» по отношению к пролетарской революции. Ленин ясно видел и ограниченность революции, которая наиболее очевидно проявилась именно в «слабости» ее социальных «носителей»: в «Кровавое воскресенье» «тысячи… верующих, верноподданных людей стекались под предводительством священника Гапона» к царю. Правда, наивные, неграмотные российские массы крайне быстро извлекали опыт из происходивших событий, «необразованные русские рабочие дореволюционной России доказали делом, что они — прямые люди, впервые пробудившиеся к политическому сознанию». [342] Однако радикальной политической революционности «обреченного» на революцию российского крестьянства и рабочего класса оказалось недостаточно для сохранения самоуправленческих структур (стачечных комитетов, советов, рабочих комитетов и т. д.). Вместе с тем 1905 год, год революции «нового типа», окончательно вывел Россию на сцену «современной» истории; по словам Ленина, «дремлющая Россия превратилась в Россию революционного пролетариата и революционного народа». В этой революции в определенной степени переплелись захват земли крестьянами, бунтовавшими против патриархальных отношений, революционное движение рабочего класса и национально-освободительные движения угнетенных народов России, которые развернулись во всей полноте лишь в 1917 г., вследствие чего у революционеров еще не было соответствующего опыта, связанного с глубиной противоречий, таившихся в этих движениях. В то же время очевидно, что Ленин смог сформулировать тезис об актуальности революции для Западной Европы лишь в виде логической гипотезы, не обоснованной таким глубоким анализом, который был осуществлен им в связи с перспективами развития России.

341

Ленин писал: «Русская революция вызвала движение во всей Азии». Он ссылался на революции в Турции, Персии, Китае и продолжал: «Не следует забывать, что, как только 30 октября 1905 года в Вену прибыла телеграмма о конституционном манифесте царя, это известие сыграло решающую роль в окончательной победе всеобщего избирательного права в Австрии». (В Вене начались многолюдные уличные демонстрации.) Ленин В. И. ПСС. Т. 30. С. 326.

342

Там же. С. 309–310.

2.3. Исторический спор: природа самодержавного государства

Ко времени революции 1905 г. российская социал-демократия уже имела за плечами опыт кажущихся сегодня особенно глубокими теоретических и научных дискуссий, в ходе которых были осознаны важнейшие особенности исторического развития России, обусловившие не только многие моменты, возможности и рамки политической классовой борьбы того времени, но и основные тенденции развития революции. Дискуссия о самодержавии прошла несколько этапов. Ее истоки можно обнаружить в рассуждениях славянофилов первой половины XIX века о «русской исключительности», о «негосударственное™» русского народа или именно о «всемогуществе государства» и «хранящей традиционные ценности русской общине». [343] Выступившие против них «западники» вскоре стали рассматривать «русское своеобразие» проявлением отсталости от Запада. Этот спор вступил в новую стадию лишь в конце XIX в., в конечном итоге превратившись, подобно другим историческим разногласиям, в полемику между либералами и марксистами, больше того, в начале XX в., после первой российской революции, острая борьба развернулась и между различными течениями социал-демократии, по-разному смотревшими на самодержавие. Политическая ставка исторической оценки самодержавной власти была столь велика, что и в среде большевиков вспыхнул нарушавший их единство спор о характере самодержавного государства и вытекающих из него теоретических и политических следствиях.

343

Об этом см.:

Niederhauser . A szlavofilek t"ort'enetszeml'elet'ehez // Acta Universitatis Debreceniensis de L.K. nominatae. Series Historica, Debrecen, 1966. Прежде всего с. 27–41.

К тому времени, когда Ленин включился в этот спор, Плеханов — на основе работ Гегеля, Маркса и Энгельса, [344] а также русских историков М. М. Ковалевского и В. О. Ключевского — уже сформулировал марксистскую точку зрения по вопросам самодержавного государства и общины, полемизировавшую с историческим подходом либералов, прежде всего Милюкова, находившегося в основном под влиянием Конта и Спенсера и т. н. государственной школы. [345] Эта проблематика стала предметом серьезных дискуссий среди социал-демократов в период первой русской революции, когда перед ними встала необходимость определить свое отношение к либеральной буржуазии и крестьянству. Большевики выработали свою позицию по этим вопросам на III съезде в апреле 1905 г., а меньшевики — на женевской конференции, после чего и те и другие совместно обсудили свои взгляды на IV, а затем на V, лондонском, съезде партии 1907 г. За это время было написано множество исторических работ по данной теме.

344

Гегель, Маркс и Энгельс неоднократно писали о своеобразии исторического развития России, см., напр.:

Hegel G.W.F. El"oad'asok a vil'agtort'enet filoz'on'aj'ar'ol. Budapest, 1966. P. 189–190; Marx K. Die Geschichte der Geheimdiplomatie des 18 Jahrhunderts. Verlag Olle und Wolter, Westberlin, 1977;

Энгельс Ф. Цикл «Эмигрантская литература»// Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. T. 18. С. 501–548.

345

О предыстории и последствиях этого многостороннего спора см.: Krausz Т. P'artvit'ak 'es t"ort'enettudom'any.

В ходе дискуссии по аграрному вопросу Плеханов, полемизируя с Лениным, снова подчеркнул, что, по его мнению, в развитии русского крестьянства определяющую роль играл «азиатский застой», «китайщина». Он утверждал, что Ленин не понимал сущности этой исторической аналогии, сравнения России XX века с Китаем XVI века, того, что «аграрная история России более похожа на историю Индии, Египта, Китая и других восточных деспотий, чем на историю Западной Европы». [346] В определенной степени Плеханов сделал шаг назад по сравнению со своей собственной, сформулированной в работе «Наши разногласия» (1884) позицией, согласно которой вопрос общины должен изучаться не только в рамках сопоставления России и Востока. Тогда Плеханов видел основную характерную черту своеобразного развития России в его «колебаниях» между Западом и Востоком и подчеркивал разрушительное влияние западного развития на русское крепостничество. [347] На съезде Ленин напомнил Плеханову о том, что поскольку в Московской Руси была национализация земли, то в ее экономических отношениях преобладал азиатский способ производства, а между тем в отношении России XX века, когда доминирующим стал капиталистический способ производства, от доводов Плеханова практически ничего не остается. Плеханов смешал два вида национализации, что Ленин не без основания назвал «анекдотической» ошибкой [348] ; он смотрел на «азиатский момент» как подчиненный элемент капиталистического способа производства. Не нужно и говорить, что политической ставкой этой дискуссии, связанной с формационной теорией, был выбор между большевистской концепцией национализации земли и меньшевистской концепцией «муниципализации». Историческая оценка российского государства складывалась в рамках политических споров, возникших в связи с революцией и ее поражением.

346

Четвертый (Объединительный) съезд. Протоколы. М., 1959. С. 58–59, а также: Плеханов Г. В. К аграрному вопросу в России // Дневник социал-демократа, № 5, март 1906 г.

347

Plehanov G.V. N'ezetelt'er'eseink. In: Plehanov v'alogatott filoz'ofiai fr'asai. (Szerk.: Sziklai L'aszl'o) Bp., 1972. P. 110.

348

Ленин В. И. ПСС. Т. 13. С. 14–15.

Столыпинские аграрные реформы, стимулировавшие распространение капиталистической частной собственности в деревне, указывали на изменение в политике, больше того, в самой природе самодержавия. Пользуясь словами Ленина, можно сказать, что самодержавие сделало решительные шаги «по пути превращения в буржуазную монархию». В этой связи возникло три спорных вопроса. Первый из них был представлен неославянофильскими и этатистскими идеями авторов сборника «Вехи», которые в религиозно-философском обличье служили делу защиты самодержавия. Идеологической задачей сборника было «спасение российского государства» от революции, от «вероотступничества интеллигенции». [349] Сформулированный Струве новый государственный национализм одновременно оправдывал внешнеполитические устремления самодержавия и патриотическую мобилизацию интеллигенции на защиту российского государства, [350] став тем самым предвестником концепции, обязывавшей интеллигенцию поддерживать участие России в мировой войне. Милюковское направление либерализма в научном отношении противодействовало религиозно-философской экспансии вехизма, однако при этом не принимало революционных выводов, не разделяло требование свержения самодержавия. Российские марксисты видели в вехизме усиление «русского Бисмарка», [351] а в милюковщине — своего рода западническую эволюцию самодержавия. Взгляды российских марксистов отличали от позиции либералов прежде всего два основных момента. Первым из них было, конечно, распространение теории классовой борьбы на историческое изучение российского государства. Марксисты говорили не о российском государстве вообще, а исследовали изменение его исторических форм и классовый характер. Во-вторых, они связали развитие российского государства с экономическими факторами, прежде всего с особенностями распространения капитализма в России. Как большевики, так и меньшевики сознательно стремились к самостоятельному анализу исторического развития России, соответствующему их собственным политическим концепциям. [352]

349

Об этом см.: Краус Т. Советский термидор. С. 81–89.

350

См. еще многократно цитированную статью П. Струве «Великая Россия» // Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. Сборник статей за пять лет (1905–1910). СПб., 1911. С. 78 и далее.

351

В этой связи интересна статья Л. Б. Каменева: Вехисты. О тени Бисмарка // Каменев Л. Б. Между двумя революциями. Сборник статей. Изд. 2-е. М., 1923. С. 291–316.

352

Подробнее об этом см.:

Krausz Т. P'artvit'ak 'es t"ort'enettudom'any. Р. 40–57.

Троцкий пришел к выводу, что в России, в отличие от Запада, где сложилось равновесие экономически господствующих классов, именно «их социальная слабость и политическое ничтожество создали из бюрократического самодержавия самодовлеющую организацию». В этом смысле Троцкий после 1907 г. определил место царизма между европейским абсолютизмом и азиатским деспотизмом. Тем самым он получил и ключ к пониманию эволюции царского самодержавного государства, подчеркнув его роль демиурга в экономике (и одновременно «предсказал» колоссальную роль государственной власти и в случае социалистического политического переворота). [353] Ведущий экономист меньшевиков П. П. Маслов, собственно говоря, как и Ленин, видел главное препятствие «модернизации» в том, что крупноземлевладельческая аристократия препятствует реформам Столыпина, и к тому же значительная часть иностранных капиталов, поступивших в форме государственных займов, была употреблена не на модернизацию производства, поскольку капитал не был заинтересован в развитии отраслей, работающих на массовое потребление. [354]

353

Троцкий Л. 1905. М., 1922. С. 15, 19–22. Особенно см. главу «Социальное развитие России и царизм».

354

Меньшевики собрали свои работы в отдельных томах, см. прежде всего сборник: Общественное движение в начале XX века. Т. 1. СПб., 1909. См. статью П. П. Маслова в этом сборнике: Развитие народного хозяйства и его влияние на борьбу классов в XIX веке. С. 643–662. Особенно см. с. 654, 649–657.

В среде меньшевиков не хватало понимания того, что в России экономическая роль государства начала расти тогда, когда началось стремительное развитие капитализма. Это своеобразное противоречие нашло буквально парадигматическое отражение в самодержавной форме государства. Коллизия архаичного и современного выразилась в значительной самостоятельности государства, а также в политической слабости и неоформленности стоящих за ним общественных сил. В 1910 г. получивший известность после революции историк-большевик М. С. Ольминский (М. Александров), [355] близкий соратник Ленина по работе в «Правде» и других большевистских изданиях, вместе с самым знаменитым большевистским историком М. Н. Покровским, опираясь на вульгаризованную интерпретацию марксизма, «перенесли» анализ исторической роли и функций российского государства в контекст теории классовой борьбы. [356] Для Ольминского-Александрова главным противником было либеральное понимание государства. В борьбе с ним он пытался доказать, что российское государство, российский абсолютизм означает политическую власть дворянства, и это самодержавное государство непосредственно служит экономическим интересам дворян-помещиков. Поэтому все взгляды, касающиеся противоречий между государством и дворянством, историк считал простыми предрассудками, проявлением либерально-милюковской доктрины надклассового государства. [357] В связи с этим он выступал даже против работы К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции», прежде всего потому, что, как он считал, Каутский «недооценил силу народных масс» и понимал историю как историю правителей, а не народов. [358] Ольминский поставил на один уровень такие исторические формы государства, как абсолютизм, конституционную монархию и демократическую республику, поскольку все они были «политическими организациями какого-либо класса или классов». Важнейший недостаток этого сильно вульгаризованного понимания государства и классовой борьбы состоял не в его упрощенности и ненаучности, а в том, что на нем нельзя было построить сколько-нибудь стройной революционной политики. Ленину пришлось выступить с критикой этой точки зрения и вытекающими из нее политическими выводами, хотя он сделал это неохотно, поскольку в организационном плане Ольминский принадлежал к большевикам.

355

Обзор биографии Ольминского см.: Лежава О., Нелидов Н. М. С. Ольминский. Жизнь и деятельность. Политиздат. М., 1973. М. Ольминский уже в 1904 г. принадлежал к тесному окружению Ленина и в конце июля — начале августа 1904 г. принял участие в совещании 22 большевиков неподалеку от Женевы. На этом совещании было принято решение о создании периодического партийного печатного органа — получившей позже известность газеты «Вперед», первый номер которой вышел 22 декабря. Там же. С. 90 и далее.

356

Александров М. Абсолютизм, государство и бюрократия. М., 1910.

357

П. Н. Милюков, известный историк, один из основателей и руководителей либеральной партии кадетов, позже министр иностранных дел Временного правительства, уже на рубеже веков указал на выполняемую государством роль «демиурга» российской истории, хотя и, несомненно, преувеличил при этом «независимость» государственного бюрократического аппарата от господствующих классов. В целом Милюков сформулировал важные для своего времени вопросы относительно развития государства, а также, идя по следам В. О. Ключевского, подчеркнул проблему западного влияния на российскую историю. См.: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Париж, 1937. Милюков выработал свои взгляды на историю под влиянием позитивистской философии Конта и «синтетической» философии Спенсера. Теория «социологических рядов» послужила основой для его «органического» и «стадиального» понимания исторических «культур». С этой позиции он боролся против «упрощений» марксизма.

358

Александров М. Абсолютизм, государство и бюрократия. С. 65–67.