Ленин
Шрифт:
Политбюро, естественно, много занималось международными и коминтерновскими делами. Здесь буквально все члены Политбюро были «специалистами». Обычно при обсуждении этих вопросов была высокая активность. Приведу лишь несколько решений Политбюро, которые достаточно красноречиво говорят как о реальной политике большевиков, так и о ее исторических последствиях.
На заседании ареопага 1 сентября 1920 года было рассмотрено письмо Коппа из Берлина о том, что интересам Советской России благоприятствовало бы принесение в осторожной форме извинений за убийство в 1918 году немецкого посла Мирбаха. Ленин предложил отклонить извинения, заявив т. Коппу, что «это предложение должно быть им осмеяно».
К слову, на этом, как и на других заседаниях Политбюро, рассматривалось в среднем 15–20 вопросов. На упомянутом выше заседании, например,
Политбюро не хотело рвать все связи с Германией, даже непролетарской, помня о ее роли в событиях в России. Поэтому, когда Берлин обратился в Москву с предложением о создании немецких командных курсов (чтобы обойти версальские соглашения) в Советской России, Ленин, Троцкий, Каменев, Крестинский, Радек, Калинин единодушно решили: «Немецкие командные курсы открыть вне Москвы. О месте поручить сговориться тт. Троцкому и Дзержинскому»{195}.
Политбюро, как правило, переоценивало степень революционного накала во многих странах. Например, обсуждая 27 июля 1922 года вопрос о переговорах с Японией, партийная коллегия пришла к выводу, что эта страна «переживает предреволюционный период», а посему нужно «стараться использовать переговоры в агитационных целях»{196}. Вообще большевики рассматривали коминтерновские и сопутствующие им дела как свои внутренние, часто даже не соблюдая внешних приличий. При обсуждении вопроса международного профсоюзного движения Политбюро без всякой маскировки постановляет: «Назначить генеральным секретарем Профинтерна т. Рудзутака»{197}.
Тома с протоколами «ленинского Политбюро» – ярчайшее свидетельство и доказательство того, как партия заменила собой государственную власть, как монополизировала право, административным путем подчинив себе абсолютно все. Даже день заседаний ВЦСПС (по средам в 11 часов) установлен Политбюро{198}.
Политбюро не гнушалось решением и внешне мелких, второстепенных вопросов, что еще раз свидетельствовало не о перерождении общества и Системы, а об их изначальной политической порочности. Какова власть – высшая власть! – если в присутствии ее первого человека – Ленина и его соратников (соучастников) Политбюро обсуждает, можно ли разрешить чтение лекций по философии марксизма Деборину, Аксельроду, Базарову (кстати, одним разрешает, а другим нет){199}. С таким же серьезным государственным видом Политбюро изучает предложение Красина об «издании за рубежом писем и дневника бывшей императрицы Александры Федоровны»{200}… Или вопрос о «выработке советского дипломатического этикета, полностью исключающего обеды, завтраки, ужины, чаи и т. д.»{201}.
По сути, с момента своих регулярных заседаний «ленинское Политбюро» быстро превратилось в «высшее» правительство, сверхправительство. Партийные дела для этого органа имели второстепенное значение. Многие особенности ленинского стиля работы, методов деятельности перешли в традицию, которой скрупулезно придерживались все будущие генеральные (и первые) секретари. Это, прежде всего, уверенность в том, что решение Политбюро – самое высшее в государстве, даже выше закона и Конституции, которые для этого органа были лишь подсобным инструментом. Само по себе Политбюро было законом для всех граждан гигантского государства. Политбюро унаследовало от Ленина установку на полную закрытость его функционирования и многих решений. Кто знал, как принимались, например, решения этого органа по Катыни, созданию органов внутреннего и зарубежного террора, Берлинскому кризису, Карибской авантюре, вторжению в Венгрию, Чехословакию, Афганистан? Да знает ли кто и сегодня, что реально готовилось вторжение и в Польшу? Многое сегодня благодаря драматическим переменам, происшедшим в бывшем СССР, становится известно широкой общественности. Но еще далеко не все.
Как мы выяснили, в «ленинское время» Политбюро как высшая партийная коллегия превратилось в суперправительство. В дальнейшем эта тенденция проявилась еще рельефнее. Так, специальным постановлением Политбюро от 8 февраля 1947 года записано: «Вопросы Министерства иностранных дел, Министерства внешней торговли, Министерства госбезопасности, денежного обращения, валютные вопросы, а также
важнейшие вопросы Министерства вооруженных сил – сосредоточить в Политбюро ЦК ВКП(б)»{202}.В последующем по предложению генеральных секретарей Л.И. Брежнева (постановление ПБ от 27 апреля 1976 г. П5/ХI), Ю.В. Андропова (постановление ПБ от 18 ноября 1982 г. П85/II), как в последние годы перед перестройкой К.У. Черненко и в ходе ее – М.С. Горбачева, уточнялись сферы деятельности членов Политбюро «для предварительного рассмотрения, подготовки и наблюдения за определенной группой вопросов». Политбюро превратилось в сверхкабинет. Но на разных этапах существования Советского государства Политбюро функционировало по-разному.
Когда на вершине власти утвердился на долгие годы Сталин, резко возросла роль первого лица, а Политбюро стало послушным «совещательным», поддакивающим, освящающим действия вождя органом. Для всех этот орган оставался священным революционным штабом, но для Сталина-единодержца лишь удобным антуражем, придающим законную силу его воле. Сталин после долгой «селекции» уничтожил тех, кто работал рядом с Лениным. Он действовал по неписаному закону диктаторов: уничтожал своих старых соратников, которые знали ему истинную цену, его слабости и недостатки. Вместо них он выдвинул в свое окружение новых «соратников». Все эти Кагановичи, Андреевы, Ждановы, Микояны, Куйбышевы, Берии были послушными, ревностными исполнителями.
Диктатура пролетариата при Ленине была трансформирована в диктатуру партии. Сталин осуществил эволюцию дальше: диктатура партии вылилась в диктатуру одного вождя. А Политбюро осталось главным инструментом поддержания в общественном сознании некоей видимости коллегиальности руководства. Это был абсолютно послушный «штаб»: никаких возражений, никаких споров, никаких коллизий. Все соревновались, от Кирова до Ворошилова, какой новый эпитет найти для прославления Сталина: «гениальный вождь», «великий учитель», «непревзойденный мыслитель», «величайший продолжатель дела Ленина», «первый маршал коммунизма» и т. д. Все это было естественным результатом концентрации еще Лениным власти в руках одной партии. Сталин достроил ленинскую пирамиду тоталитаризма доверху. В этом все дело. По сути, Политбюро в сталинские времена было подобно курии большевистской инквизиции. Давайте приведем лишь несколько примеров.
Решением Политбюро от 3 декабря 1934 года было принято постановление:
«Утвердить следующий проект постановления Президиума ЦИК СССР:
1. Предложить следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.
2. Предложить судебным органам не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению…»{203}
Политбюро пишет, готовит и принимает решение, которое лишь проштампует Президиум Центрального Исполнительного Комитета страны… Это уже стало правилом. Политбюро указывает, кому какое решение принимать.
В этом постановлении Политбюро виден ленинский почерк, помните – «расстрелять заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…»{204}. Только Ленин решался на такие скорые меры, без «идиотской волокиты» в военное время, а Сталин распространил этот совет и на мирное время.
Политбюро шло дальше. На своем заседании 5 июля 1937 года «ленинцы» решили: «Установить впредь порядок, по которому все жены изобличенных изменников родины – правотроцкистских шпионов подлежат заключению в лагеря не менее как на 5–8 лет…»{205}
Жестоко бесподобно. Но Сталин просто пошел дальше в опыте, полученном большевиками в Гражданской войне. Ведь Троцкий требовал ставить «на командные должности только тех бывших офицеров, семьи которых находятся в пределах Советской России, и объявляя им под личную расписку, что они сами несут ответственность за судьбу своей семьи…»{206}. Ленин знал об этих приказах Троцкого и никогда не возражал, ведь именно он предложил ввести институт заложничества. Помните указание Цюрупе: «Я предлагаю «заложников» не взять, а назначить поименно по волостям»{207}. Да, эта чудовищная мера применялась в военное время, а Сталин прибег к более страшному в мирное время. «Ученик» пошел дальше учителя. Сталин был действительно не вчерашним Лениным, а сегодняшним: «Сталин – это Ленин сегодня».