Ленинград-28

Лезть в воду не хотелось. Осназовец и Панюшин переглянулись и поняли друг друга без слов.

— Ну что там? — Козулин широко расставил ноги, отчего его коренастая фигура казалась еще более угрожающей.

Юрий оглянулся.

— Сей момент, герр командор…

— Яйца оторву — спокойно пообещал Козулин.

Игнатенко вздохнул.

— Этот оторвет… — Панюшин подмигнул осназовцу, но тот все равно ничего не увидел, махнул рукой и, выругавшись, с отвращением опустился в вонючую воду.

Как оказалось подсчеты Панюшина верны. Игнатенко брел по пояс в воде, оставляя руками расплывающиеся круги. Панюшин поморщился и подошел к лесенке. Три ступеньки вниз — Юрий отсчитал их, погружаясь в ледяное озеро.

Выбрались мокрые и злые. Дальше коридор расширялся. Лучи фонарей выхватывали вертикально стоящие баки, с обвивающими их трубами. Трубы извивались огромными железными змеями, уходя к потолку. Накопительные резервуары что ли…

Коридор вывел в прямоугольный холл, который прямо посередине пронзала шахта вспомогательного лифта. Обойдя бетонные стены шахты, Юрий заметил, наконец, железную дверку генераторной. Внутри было тесно, у пульта управления валялся прогнивший стул. Панюшин посветил — множество различных кнопок, рычажков… а вот и главный рубильник.

— Идем.

Они вернулись в холл. В левой стене обнаружился высокий проход. Игнатенко махнул рукой:

— Чисто…

Проход вывел в машинный зал. Огромные баки с топливом был полны — Юрий постучал гвоздодером и удовлетворенно кивнул, услышав глухой звук. Динамо-машины на первый взгляд выглядели рабочими.

— Ну что… поехали.

Панюшин указал на пусковой двигатель. Осназовец ухватился за рычаг запуска. Дернул.

Двигатель чихнул.

— Еще…

Игнатенко ухватился за рычаг, словно собираясь вырвать его ко всем чертям. Дернул сильнее. Есть…

Пусковой двигатель наполнил комнату громким басовым рыком.

— Посвети…

Панюшин внимательно посмотрел на работающий двигатель. Вроде бы все, как и должно быть.

— Следующий…

Они запустили все шесть двигателей. От рева закладывало уши. Ладно, пора… Мысленно перекрестившись, Юрий включил передачу. Двигатели зарычали, захлебываясь от натуги. Где-то там, за бетонной стеной, сдвинулись огромные, тщательно отбалансированные маховики. Еще несколько мгновений, и под ногами дрогнул пол.

Юрий рванул ручку декомпрессора — пусковые двигатели обиженно всхлипнули и умолкли. Они были больше не нужны — в машинном отделении, там, за стеной, заработали, наконец, огромные двигатели. Еще немного, и многотонные маховики раскрутят приводы генератора, выведя последний на рабочую мощность.

Дело оставалось за малым. Они вернулись назад, в комнату управления генераторами. Пульт ожил — переливался сигнальными лампочками, шкалы приборов светились ровным зеленоватым светом, стрелки медленно, но уверенно уходили вправо, показывая увеличение мощности. Еще самую малость, и…

— Да будет свет! — Панюшин дернул рычаг главного рубильника.

Что-то ухнуло у них за спинами, заставив одновременно оглянуться. Стрелки приборов дернулись было, к началу шкалы, но тут же вернулись обратно.

И вокруг стало светло.

* * *

Вообще Панюшин мастак попадать в разные непростые ситуации.

Что делать, и кто виноват? Ответ на эти два вопроса равноценен обретенному смыслу жизни.

Так думает Панюшин, и так, наверно, оно и есть на самом деле.

А там кто его знает…

Глава 9

Неприятности никогда не обходили Юрку стороной. Так, однажды, возвращаясь с работы, встретил Юрка Бугая.

Пашка заматерел. Раздался в плечах, а мышцы казалось, выпирали отовсюду. Впрочем, Панюшину что — скользнул безразличным взглядом и пошел дальше, по своим делам. Там, в золотистом сиянии было много чего интересного, только ничего с собой не забрать. Вот и внушительная Пашкина фигура не произвела никакого впечатления на Панюшина — не помнил он его, хоть убей.

Впрочем, Бугай все равно окликнул первым:

— Эй, доходной, куда пошел?

Юрий остановился. Остатки сноровки поддерживали самоуважение — в последнее время Панюшин обрел смысл в нехитрых потасовках. Хотелось выплескивать из себя ярость маленькими порциями, иначе он просто не мог. Ярости хватало с избытком — она заполнила ту часть, что осталась в сиянии. Отсутствие воспоминаний бесило само по себе, но как бы там ни было, кулаки чесались.

Видимо что-то такое почувствовал и Бугай, отчего тут же сбавил обороты. Подошел танцующей походкой, и ожегся о вопросительный взгляд. Остановился в полуметре, не зная, что делать дальше.

— Хотел чего? — Юрий выплюнул из себя эти два слова, уже заранее примеряя разбитые костяшки кулаков к широкой переносице Бугая.

— Панюшин, ты чего? — удивляться было поздно.

Что-то показалось знакомым в почти незнакомом облике, и Бугай, почувствовав это, попятился. Панюшин же наоборот, потянулся навстречу, сам не зная, отчего сжимая кулаки. В ушах громко щелкнуло, и остатки сияния на миг всколыхнулись в голове. Как будто морская волна отхлынула от берега, оставив на мокром песке вязкую тину, битый ракушечник и отшлифованные до матового сияния бутылочные осколки.

Перехватив обалдевший Юркин взгляд, Бугай понял все. Рука сама потянулась к поясу, но Юрий предугадал это движение, и рванулся навстречу. Пашкино лицо еще хранило остатки радостного выражения, когда сильные Юркины руки сомкнулись на мускулистой шее.

— Кто ты? — Панюшин шипел, брызгая Пашке в лицо. Бугай даже не собирался освободиться из захвата. Он посмотрел на Панюшина, его губы чуть шевельнулись.

Панюшин затрясся. Он почувствовал, что еще немного, и окончательно потеряет контроль. Уже сейчас ему хотелось рвать сильными руками чужую плоть, как тогда, когда синяя жилка пульсировала на теткиной шее, а капельки пота сбегали по жировым валикам бывшей талии.

Мир качнулся, и Юрию на мгновение показалось, что его сейчас вырвет. Он с трудом удержал рвотный позыв, но Бугай, очевидно, почувствовал Юркино состояние. Он захрипел, пытаясь, что-то сказать.

— Не слышу… — Юрий ослабил хватку.

И тогда Бугай сказал.

* * *

И был свет. И была радость в глазах командира спецотряда «Челябинск». Вернувшиеся Игнатенко и Панюшин предстали пред благосклонным взором капитана, и были поощрены улыбкой.

Гвоздодер Панюшин решил пока попридержать. Чем черт не шутит, вдруг и в самом деле придется вскрыть кому-нибудь черепную коробку. С некоторых пор содержимое головы капитана Козулина стало чрезвычайно интересовать Панюшина. Покопаться бы в хитроумных извилинах капитана.