Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942
Шрифт:
Более полный состав «спецсообщений» Управления НКВД по Ленинградской области содержится во второй книге Н. А. Ломагина «Неизвестная блокада», вышедшей в 2002 г. в издательстве «ОЛМА-ПРЕСС» тиражом в 5 тыс. экземпляров [101] . Ценность этих специфических документов состоит, по моему мнению, прежде всего в том, что, предназначенные для «внутреннего использования», они, как правило, более объективно отражали настроения различных слоев населения блокированного Ленинграда – рабочих, инженеров, ученых, деятелей культуры и искусства, домохозяек. Разумеется, эти документы требуют критического подхода и соотнесения с другими источниками, но несомненно одно: они дают новое измерение жизни осажденного города. Вместе с тем не следует и преувеличивать значение этого источника, и здесь я не соглашусь с мнением Н. А. Ломагина, который пишет: «Наверное, ни один другой источник не может обеспечивать такой репрезентативности, как документы НКВД» [102] .
101
Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. Кн.2. Документы, приложения. М., 2002.
102
Там же. Кн. 1. С. 64.
В своих публикациях Н. А. Ломагин ввел в научный оборот и другой важный комплекс документов – материалы немецких разведывательных служб – службы
103
Ломагин Н. А. В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. С. 37–141.
Как это ни покажется удивительным, но вплоть до начала XXI в. отсутствовали специальные документальные публикации о помощи страны блокированному Ленинграду, хотя отдельные документы об этом и помещались в различных сборниках начиная еще с военного времени. Этот существенный пробел теперь восполнен изданием в 2002 г. сборника документов «Страна – Ленинграду. 1941–1945», подготовленного научными сотрудниками Санкт-Петербургского Института истории РАН совместно с работниками петербургских архивов [104] . Наряду с присутствием в сборнике материалов центральной, ленинградской и местной печати в нем представлены важные новые документы из фондов Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга, Центрального государственного архива Санкт-Петербурга и Центрального государственного архива литературы и искусств Санкт-Петербурга. Публикуемые в этом сборнике документы убедительно свидетельствуют о том, что Ленинград не был оставлен на произвол судьбы, как считают некоторые зарубежные и отечественные авторы. Эти документы показывают, что помощь и внимание всей страны к осажденному Ленинграду стали важным моральным фактором в борьбе ленинградцев за свой город.
104
Страна – Ленинграду. 1941–1945. Сб. документов / ред. коллегия: В. М. Ковальчук (отв. ред.), И. П. Бабурин, Т. А. Зернова, В. Н. Плешков, Д.И.Петрикеев; сост. Л. И. Ильина, В. М. Ковальчук, А. П. Купайгородская, Р. В.Серднак. СПб.; Кишинев, 2002.
В последние годы появился ряд публикаций документов об обороне Ленинграда в центральных журналах и издательствах. В помещенной в 2003 г. в «Историческом архиве» подборке документов, посвященной 300-летнему юбилею Санкт-Петербурга, был опубликован 21 документ Государственного Комитета Обороны СССР, имеющий непосредственное отношение к обеспечению жизнедеятельности Ленинграда в 1941–1945 гг. [105] В том же году вышла книга Н.Я.Комарова и Г. А. Куманева «Блокада Ленинграда: 900 героических дней. 1941–1944», в которой был опубликован ряд новых документов о блокированном Ленинграде [106] . В 2004 г. сотрудники Института военной истории выпустили сборник документов «Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов» [107] . Составителям сборника, вероятно, в силу принадлежности к Министерству обороны РФ, оказались намного доступнее фонды Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба, фонды Ленинградского и Волховского фронтов, хранящиеся в Центральном архиве Министерства обороны РФ. В результате им удалось опубликовать многие важные документы – директивы, приказы, распоряжения и указания Верховного Главнокомандующего, Государственного Комитета Обороны, Ставки ВГК и Генерального штаба по вопросам обороны Ленинграда. Интерес специалистов к этому сборнику в значительной степени усиливался его интригующим названием. Действительно, в него включен целый ряд важных и интересных документов из рассекреченных фондов, но в нем помещены и многие документы, уже опубликованные и имеющие отношение прежде всего к различным сторонам жизни блокированного Ленинграда. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, но факт их публикации следовало оговорить в комментариях. Составители же ограничились ссылками на первоисточник, невольно создав впечатление, что все документы, содержащиеся в сборнике, публикуются впервые. Тем не менее хочу еще раз подчеркнуть важное значение опубликованных в сборнике Института военной истории документов для изучения истории битвы за Ленинград.
105
«Государственный Комитет Обороны постановляет…». Директивные документы ГКО СССР по обеспечению жизнедеятельности Ленинграда 1941–1945 гг. // Исторический архив. 2003. № 2.
106
Комаров Н. Я., Куманев Г. А. Блокада Ленинграда: 900 героических дней. 1941–1944. Исторический дневник. Комментарии. М., 2004.
107
Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005.
Отмечая несомненные достижения в последние годы в публикации документов по истории обороны и блокады Ленинграда, вместе с тем нельзя не признать, что многие важные документы Государственного Комитета Обороны, Совнаркома СССР, ЦК КПСС, НКВД, имеющие непосредственное отношение к обороне Ленинграда, все еще остаются на секретном хранении или находятся в ведомственных архивах, доступ в которые исследователям практически закрыт. Показательно, что все еще не опубликован полный состав приказов, решений и распоряжений Военного совета Ленинградского фронта, хранящийся в Центральном архиве Министерства обороны. До сих пор так и не издан сборник документов по обороне Ленинграда, который планировался в серии «Русский архив. Великая Отечественная».
Среди источников, которые помогают приблизиться к пониманию непостижимой, по мнению многих блокадников, психологии поведения и выживания ленинградцев в экстремальных условиях блокады, особое место занимают их дневники. Как теперь выясняется, в период первой блокадной зимы многие ленинградцы стали вести дневники, которые, к сожалению, далеко не все сохранились. В архиве О. Ф. Берггольц, например, была объемистая папка «Выписки из дневников», в которой находились перепечатанные на машинке выдержки из блокадных дневников самых разных людей – учителей, врачей, шоферов, партийных и советских работников [108] . Наиболее крупная коллекция дневников блокадного времени находится в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга. Хранятся блокадные дневники в Музее обороны и блокады Ленинграда, в Российской Национальной библиотеке и даже в Архиве Большого Дома. Конечно, блокадные дневники остались и в семьях тех, кто их вел, о чем можно судить по публикациям последнего времени. Здесь приходится опять констатировать, что вплоть до середины 80-х годов издание блокадных дневников носило строго ограниченный властями характер, так как содержавшийся в них «негатив» мог, по их мнению, повредить созданной героической картине жизни в блокированном Ленинграде. Ярким примером такого отношения стала получившая широкий общественный резонанс «Блокадная книга» А. Адамовича и Д. Гранина, в первом издании которой цензура потребовала изъять десятки интервью с блокадниками и записей из дневников.
108
Об
этом см.: Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. Л., 1984. С. 332.Начиная вести блокадные дневники, их авторы вольно или невольно задумывались над их предназначением – одни адресовали их истории, другие писали для себя. «Я веду как музейную работу ежедневный дневник с 22 июня. Записи делаются все подробнее и детальнее, – отмечал зимой 1941–1942 г. научный сотрудник Музея истории и развития Ленинграда А. А. Черновский. – Уцелею ли – не знаю, но дневник этот – документ для истории города ценный, он (конечно, с долей субъективности) отражает эти исключительные дни. Если я доживу, я хотел бы участвовать в его расшифровке, в написании примечаний» [109] . Увы, А. А. Черновский умер от истощения в мае 1942 г., оставив для истории свой дневник, хранящийся теперь в архиве. Школьный инспектор Л. К. Заболотская, размышляя о назначении своих дневниковых наблюдений и переживаний, писала: «Я часто думаю о том, то ли я пишу в дневнике, что нужно. Ведь завела я его не для излияния чувств. У меня достаточно друзей, с которыми я всегда могу поделиться. Я пишу дневник потому, что я выполняю одно из заданий райкома – пишу, чтобы помочь в будущем восстанавливать историю обороны Ленинграда. Но я чувствую, что в моем дневнике больше чувств, чем фактов. А с другой стороны, думаю, что писать в дневнике надо то, что человеку хочется писать. Только тогда он может быть искренним, а это непременное условие ведения дневника. А, кроме того, мне кажется, что и чувства рядового ленинградца (а мои чувства и мысли большинства) тоже интересны для истории и что люди, которых, может быть, не всегда полно я показываю в нем, тоже интересны для истории» [110] .
109
Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (далее – ЦГАИПД СПб). Ф.4000. Оп. 11. Д. 18. Л. 68.
110
Человек в блокаде. Новые свидетельства / отв. ред. В. М. Ковальчук. СПб., 2008. С. 140.
Директор Архива Академии наук СССР, профессиональный историк Г. А. Князев в своем уникальном дневнике «Дни великих испытаний», выдержки из которого были впервые опубликованы в «Блокадной книге» А. Адамовича и Д. Гранина, методично фиксировал все, что так или иначе было связано с бытом, поведением и настроениями жителей осажденного города, не скрывая при этом и собственных переживаний. «Я прислушиваюсь, всматриваюсь, вдумываюсь во все окружающее меня, – записал он 24 октября 1941 г. – Я улавливаю биение пульса кругом и стараюсь передать, как бьется мой пульс, как я воспринимаю, переживаю события, как они переживаются другими…» [111] . Это стремление уловить «биение пульса кругом» помогало Г. А. Князеву переносить нараставшие с каждым днем блокады трудности, заражаться оптимизмом и надеяться на лучшее.
111
Князев Г. А. Дни великих испытаний. Война с Германией. Впечатления на моем малом радиусе. Дневники 1941–1945 гг. СПб., 2009. С. 256.
И все же подавляющая часть тех, кто вел дневники в осажденном Ленинграде, делала в них сокровенные записи прежде всего для себя, а не для истории. Это были и военные, и сугубо гражданские лица, партийные и советские работники, писатели и ученые, инженеры и журналисты, учителя и школьники, сотрудники музеев, архивов и библиотек, домохозяйки и пенсионеры. Без их дневников нельзя адекватно представить блокадную повседневность и понять психологию выживания в то героическое и трагическое время. В условиях, когда самым опасным союзником осадивших Ленинград немецко-фашистских захватчиков стал голод, дневник, по меткому выражению Н. Б. Роговой, «стал выполнять функцию не только морального пристанища для обессиленного человека, загнанного в безвоздушное пространство аномального существования в мире, где смерть караулит каждого, – он становился “на караул” против самой смерти. Он был опорой на краю той “могилы, куда с ужасом заглянул каждый”» [112] . Шестнадцатилетняя школьница Елена Мухина, оставшись после смерти матери в феврале 1942 г. совершенно одна, могла довериться только своему дневнику, общаясь и обращаясь к нему за советом и помощью. «Милый мой бесценный друг, мой дневник. Только ты у меня и есть, мой единственный советчик. Тебе я поведываю все мои горести, заботы, печали. А от тебя прошу лишь одного: сохрани мою печальную историю на своих страницах, а потом, когда это будет нужно, расскажи обо всем моим родственникам, чтобы они все узнали, конечно, если они этого пожелают» [113] .
112
Рогова Н. Б. Боль, мужество и долг. Они спасали книги // Жизнь и быт блокированного Ленинграда. Сб. научных статей. СПб., 2010. С. 252.
113
«…Сохрани мою печальную историю…». Блокадный дневник Лены Мухиной / отв. ред. В. М. Ковальчук; сост. В. М. Ковальчук, А. И. Рупасов, А. Н. Чистиков; вступ. статья С. В. Ярова. СПб., 2011. С. 259.
Блокадные дневники надо читать внимательно, день за днем, не упуская и не пропуская ничего, но и ничего не додумывая за автора, и только тогда возникает реальная картина жизни в осажденном городе в ее повседневных проявлениях, приходит понимание того, что пришлось вынести ленинградцам. Минуло уже более двадцати лет с того времени, как я с огромным интересом прочитал только что опубликованный тогда блокадный дневник известного ученого-востоковеда А. Н. Болдырева [114] , но и сегодня я не могу без волнения читать эту исповедь. Начав свою «Осадную запись» в декабре 1941 г.,
114
Болдырев А. Н. Осадная запись. (Блокадный дневник) / подг. к печати В. С. Гарбузова, И. М. Стеблин-Каменский. СПб., 1998.
А. Н. Болдырев день за днем фиксировал не только происходившие события, но и тончайшие психологические наблюдения за переживаниями терзаемого голодом человека, обремененного постоянной заботой о своих родных и близких. Вместе с пронзительно откровенными записями об изнурительной «битве» автора за выживание и тяжких переживаниях, «падениях духа», вызванных унизительными поисками дополнительного куска хлеба и тарелки супа, дневник содержит ценные сведения о самых разных сторонах блокадной жизни. Сам А. Н. Болдырев считал, что «эти записи – самое и единственное творческое» из того, что ему приходилось делать во время блокады [115] . Занося в свой дневник различные «мелочи», он надеялся, что «с кучей мусора будет зацеплено и ценное», верил, что «эта Запись есть дело большое, есть подлинный, правдивый свидетель времен неповторимых и когда-нибудь будут заслушаны ее показания» [116] . Это «когда-нибудь» наступило только спустя 50 лет, и в этом нет ничего удивительного, поскольку дневники в силу многих причин и обстоятельств, а часто и по воле их авторов, становятся достоянием истории и историков по истечении длительного времени.
115
Там же. С. 343.
116
Там же.