Ленинградский стратилат

Внутри меня кто-то отчаянно вопил: надо скорей удирать отсюда. Желательно и Влада за собой утащить. Наверное, это был здравый смысл. Или инстинкт самосохранения. Только я не мог встать. Немного похоже на ту сцену, в прошлое воскресенье, когда увидел, как вампир пьет кровь. Но тогда было страшно, а сейчас… Я бы даже не сумел точно сказать, что чувствовал. Сопротивляться не было никакого желания. Возможно, кофе неспроста был со странным привкусом и ароматом и дело вовсе не в коньяке, а в какой-то другой добавке… Я просто слышал уверенный, приятный, чарующий голос Крошева и не хотел, чтобы он умолкал:

— Да, в последние годы жизнь стала совсем тухлой. Все застоялось. Надо ее слегка встряхнуть и обновить. И тогда… Договорились?.. Ну, я жду ответа.

— Я не хочу быть вампиром.

Крошева ответ Влада не сбил с толку. Он спросил спокойно, скорее даже шутливым тоном:

— А кем ты хочешь быть?

— Предпринимателем. Скоро все вокруг изменится и…

— Я тоже отказываюсь, — у меня снова развязался язык.

— Какие же вы еще наивные. Мальчишки. Думаете, в этой стране что-то можно всерьез изменить? Перестройка? — он усмехнулся. — Перемены только декоративные. Чтобы народец совсем не заскучал. Массовка сможет чуть лучше одеваться, чуть вкуснее есть и ходить в видеосалоны. Вот и все. Остальное — сладкие обещания. Больше им и не нужно. А по сути страна останется прежней. Сами убедитесь. Наша система бессмертна. Только избранные смогут жить, как захотят. Итак, вы оба согласны?

Мы переглянулись. Влад отрицательно качнул головой.

— Это что, бунт?

— Да.

Я думал, сейчас произойдет что-то ужасное и непоправимое, но Крошев все еще спокойно произнес:

— Вы сами не понимаете, от чего отказываетесь... Погодите минуту, я забыл позвонить по делу… А вы пока подумайте.

Он поднял трубку телефона, стоявшего на столе, набрал номер. В кабинете нависло тяжелое молчание. Закат за офилкном давным-давно догорел, в темном небе тускло светил месяц. Крошев так и не поговорил ни с кем по телефону, сразу же положил трубку после гудка.

— Ладно, потом, — и опять вернулся к прерванному разговору. — Хватит глупостей. Ваша юная наивность — это, конечно, очень мило, но всему есть предел.

Дверь кабинета распахнулась, и внутрь ворвалась целая толпа.

Дорогие друзья, финальные главы планирую опубликовать 26 декабря, а пока можно поучаствовать в опросе здесь в блоге и заглянуть в мою группу ВК "Планета Лапы Вагнер")

Примечания:

“Колесиком и винтиком” — словосочетание из статьи Ленина “Партийная организация и партийная литература”. Статья входила в школьную программу, поэтому от ее изучения было не отвертеться. Правда, речь в ней шла о пропагандистской литературе, но определение “колесико и винтик” очень даже точно характеризует положение человека в тоталитарном государстве.

Тройки — органы НКВД, действовавшие в период массовых репрессий в 1937-38 годах. Состояли из трех человек. Судопроизводство было ускоренным, адвокатская защита отсутствовала. Приговоры троек были обвинительными, подсудимых приговаривали к расстрелу или к большим тюремным срокам.

Вот только когда и где? — Макс пытается припомнить сцену из “Бесов” Достоевского (глава “Иван-Царевич”), где Верховенский старается перетянуть Ставрогина на свою сторону.

… кино и правда важнейшее искусство — Крошев упоминает широко растиражированную фразу "Важнейшим из искусств для нас является кино". Если верить Луначарскому, это сказал Ленин в личной беседе с ним в 1922 году.

Глава 43

Двух или трех парней из тех, что вломились в кабинет, я уже раньше видел. В прошлый четверг, в институтских коридорах. А с одним — довольно взрослым на вид, в дымчатых очках — даже разговаривал. Он тогда после съемки отвел нас в библиотеку. Правда, сейчас он был без очков.

В просторном кабинете сразу стало тесновато. И тревожно. Вошедшие сгрудились рядом с дверью. Стояли вплотную, плечом к плечу. И преданными глазами смотрели на Крошева. Будто ждали приказа. Всего я их насчитал двенадцать человек.

— Не одумались еще? — насмешливо спросил нас Крошев.

— Нет.

Он поманил указательным пальцем того из парней, что стоял к нам чуть ближе остальных. Тот покорно подошел, Крошев чего-то шепнул ему.

А через несколько секунд студенты дружно накинулись на нас. Меня зажали со всех сторон. Я не стал сопротивляться. Козе понятно, это бесполезно, какой смысл дергаться. Но Влад не был бы Владом, если бы не попытался отбиться. В итоге вмазали ему довольно сильно. Потом заломили руки за спину так, что он громко застонал.

— Тише-тише, — невозмутимо произнес Крошев. — С ним надо аккуратней. Ценный экземпляр. Итак, пойдем, прогуляемся?

Издевательский вопрос. Ведь выбора никакого не было. Чего же тогда спрашивать.

Нас вывели в коридор, потащили по запутанным переходам и закоулкам. Старинное здание, в рабочие часы такое величественное и светлое, теперь превратилось в бесконечный лабиринт. Электричество горело не везде, где-то полумрак, где-то сплошная темень. На стенах мелькали тени, мерцали зеркала, казавшиеся окнами в другой мир. Куда нас волокут и зачем? Долго мы будем тут блуждать? Или уж лучше подольше болтаться в этом лабиринте, пока что безопасном?

Потом начали подниматься по винтовой лестнице. Крошев чуть отстал. Неторопливо шагал по ступенькам, положив руку на гладкие перила и посматривал на нас, чуть приподняв голову.

Дальше снова лестница, только уже не винтовая, а обычная. Щелкнул замок, скрипнули дверные петли, и сразу повеяло свежим воздухом. Нас вывели на крышу института.

— Полюбуемся на звезды? — с усмешкой предложил Крошев.

Звезды зависли прямо над нашими головами. Много-много крупных сверкающих звезд… Они даже затмевали месяц, хотя тот тоже светил довольно-таки ярко. Наверху дул прохладный ветер, гнал по небу обрывки темных облаков, за которыми звезды прятались, и тут же появлялись снова. Я даже залюбовался, остальные, мне кажется, тоже. Люди ведь редко смотрят ночью на небо. Забывают, какая там наверху красота. Конечно, отвлеклись мы все ненадолго. Не для этого же здесь появились на самом-то деле. Крошев молчал пару минут, выдерживал паузу.

Прошел мимо нас вперед, туда, где маячила обратная сторона фронтона. Эта штука с улицы смотрелась очень причудливо и напоминала кусок какого-нибудь готического собора. С изнанки, конечно, все выглядело попроще, но тоже круто. Вообще институтская крыша сильно отличалась от крыши обычного дома. Там стоишь на плоской поверхности, открытой со всех сторон. А эта крыша была похожа… не знаю, с чем сравнить. Пересеченная местность какая-то. Или даже горный хребет. Не очень разбираюсь, как называются всякие архитектурные штуки, которые виднелись повсюду. Еще там торчали печные трубы. С боков крыша соединялась с крышами двух других домов. Впереди, по обе стороны готического фронтона — ограждение из светлого камня. Я слегка приободрился. Совсем не верилось, что отсюда легко скинуть человека вниз. И сам случайно не навернешься. Если только с края крыши, выходившего во двор? Но до того края еще надо было добраться, здание тянулось далеко глубь двора.

А Крошев остановился у самой ограды на парадной стороне крыши, окинул взглядом улицу.

— Уже на месте. Оперативно. — Он обернулся к студентам. — подведите-ка наших гостей сюда.

Они исполнили приказ, и мы с Владом оказались совсем рядом с Крошевым.

— Как думаете, — сказал он, — кто там собрался?

Улицу возле входа в институт освещали два фонаря, и собравшиеся внизу люди отлично просматривались. Часть из них была уже мне известна. Марго, Катя-Карина, ее мать — художница, все в том же шелковом халатике… Металлист, за которым мы гонялись в парке… Инга с дискотеки… еще какие-то две девушки… парень в светлых джинсах и майке. Снова знакомый тип — Никита… Отчетливо послышался топот… неизвестный парень с длинными темными волосами подбежал к крыльцу и остановился как вкопанный.