Лёнька едет в Джаркуль

— Конечно, сейчас молодежь другая, — вставлял свое слово Анвер. — Вот растет наш Алик. Я не говорю, что мальчик без недостатков, все мы были такие. Но разве он захочет в лавочке торговать фруктами, когда вырастет? В семье у моего отца было десять человек — о какой учебе могла идти речь? Вот и меня бог детьми не обидел. Конечно, нелегко нам с Сурией — разные нехватки и все такое, но дочери мы все же сможем дать образование. Даст бог, кто-нибудь еще пойдет по ее стопам…

Алик лежал на печке, зарывшись в груду одеял, и вздыхал. Все рассказы его полетели прахом, ребята теперь будут потешаться над ним. Ну и пусть! Ну и пусть смеются, а все равно работа у нее не простая! Библиотекарь — да, но где?! Алик сбросил с себя одеяла и стал прислушиваться к разговорам в комнате. Глупо, конечно, все, что он сочинял, но ведь Майрам ни в чем не виновата, она и в самом деле молодец. Разве стали бы ее хвалить взрослые, если бы это было не так? А если она подвигов не совершила, то просто, наверно, случая не было. Представься ей только случай, еще никто не знает, что бы она могла сделать. Нет, что там ни говори, а замечательная у него сестренка! Зря, что ли, снимали ее в кино? Кто еще из ребят Старой крепости может похвастаться своей сестрой, братом или там еще кем угодно, кого бы снимали в кино? И Алик совсем успокоился.

Что там отец говорит о нем? О каких это его недостатках? Алик не очень ясно понимал, какие у него недостатки. Но, конечно, Алик в палатке с фруктами сидеть не будет, это всякому ясно. А если кто-нибудь пойдет по стопам Майрам, так это, наверно, он, Алик, хотя учиться он и не очень любит. Но раз без этого нельзя, так что же, он постарается…

Было еще далеко до ночи, и можно было погонять по улочкам Старой крепости. Он слез с печки, высунулся из окна и сдержанно завопил, подражая ослу, — сигнал, который хорошо знали ребята. Значит, все соседские мальчишки выйдут сейчас из домов и они еще хорошенько набегаются, пока в Старую крепость совсем не придет ночь…

Таня

Вот уже несколько дней как Таня с отцом приехали в горный поселок и живут в гостинице. Отец с утра уезжает по делам, и Таня остается одна. Она никого еще не знает здесь и от скуки бегает на автобусную станцию, сидит на скамейке и смотрит по сторонам. Здесь толпятся люди, не только взрослые, но и дети, и можно подумать, что Таня дожидается автобуса.

Подходит автобус, и все исчезают в нем. Таня остается на станции одна, дожидаясь следующего автобуса и новых пассажиров. Никто не успевает присмотреться к худенькой, бледной девочке в панамке, и она тихонько сидит на скамеечке и ежится от прохладного ветра, который дует снизу, от маленькой шумливой речушки, быстро бегущей среди камней.

На станции интересно. Когда автобус уходит и площадь становится пустой, Таня смотрит на другую сторону, где стоит стеклянный павильон: там продают пиво и чебуреки. Только пиво продают внутри, а чебуреки прямо на улице. Усатый мужчина в белом халате выбегает из павильона с кастрюлей сырых чебуреков, опрокидывает их в котел на маленькой круглой печке и через пять минут — чебуреки готовы! — здесь же их и продает. Острый запах лука, перца и жареного мяса несется через всю площадь и щекочет ноздри. Вкусно! У Тани даже слюнки текут, но к местной пище она еще не привыкла.

Недалеко от автобусной станции — базар. Самое интересное на базаре — ослики. Впряженные в тележки, они понуро стоят у ворот — большеголовые, терпеливые и печальные. Таня, когда шла мимо, подышала одному из них в ухо, погладила мохнатый бок, но ослик тряхнул ушами и передернулся — не хотел, видно, чтобы ему мешали думать.

Тане боязно в этом поселке, окруженном горами, на вершинах которых сверкает снег. Кажется удивительным: здесь лето, а там, наверху, снег и зима. Иногда совсем низко проплывает облако; оно сперва закрывает вершину, потом сползает со склона, проглатывает башенку на станции и уплывает, пристраиваясь к другим облакам. Когда облака закрывают солнце, сразу начинает дуть холодный ветер, и тогда Тане кажется, что она летит на ковре-самолете: над головой бежит небо, внизу шумит речка, ветер обжимает Тане платье и холодит коленки и шею.

И еще Тане нравится мост над речкой. Он как бы висит в воздухе. Хорошо бы постоять на мосту и посмотреть вниз, на бегущую речку!

Таня уже знает в поселке главную улицу, знает, что на ней находится почта, аптека, парикмахерская, магазин готового платья. Но свернуть с главной улицы в переулок она не решается: а вдруг не найдет дороги к гостинице, где она живет с отцом?

Часам к двенадцати становится душно. От солнца не спасают ни панамка, ни ветерок с реки. От жаркого запаха чебуреков кружится голова. Можно спуститься к реке, но грохот воды пугает.

Люди толпятся у автобусов, Таня устала и видит всех в каком-то полусне…

Она бы давно ушла, если бы не двое мальчишек. Босые, по пояс голые — один в трусах, другой в штанах на тесемке, — оба грязные, растрепанные, бойкие, они и раньше мелькали перед ней. То исчезали в чебуречной, выскакивали оттуда, что-то жуя на ходу; то бежали к реке, затевали возню, прыгали с камня на камень, обливали друг друга водой; а то, не обсохнув, летели к автобусу и с хохотом, крича и толкаясь, лезли в очередь.

В конце концов они и в самом деле пробились в автобус, уселись один другому на колени и показывали в окошко язык пассажирам, не поспевшим к отправке.

Автобус укатил, а Таня сидела и думала: насовсем они уехали или скоро вернутся? Мальчишки были какие-то дикие, опасные. Лучше бы ей не думать о них и вернуться в гостиницу, но она не уходит и неотвязно думает: приедут они обратно или нет? Мальчишки, наверно, самые отчаянные люди в поселке и самые счастливые. Они такие веселые, здоровые и сильные, они ничего на свете не боятся. И Таня, худенькая, болезненная, всем здесь чужая, завидует им.

Жарко стало невмоготу. Таня наконец решается спуститься по обрыву к реке. Покачиваясь от слабости, она осторожно переступает с камня на камень. Ноги дрожат. Гул реки, нестрашный с площади, чем ниже, тем все более грозен. Таня спускается медленно, часто останавливается и отдыхает. Река ревет, как пойманный зверь, выбрасывает длинные пенистые языки. Таня садится поодаль и смотрит на реку. До нее долетают брызги — прохладные, колючие и приятные в такую жару.

В это время к стоянке подходит автобус. Первыми из него вываливаются мальчишки. Таня рада: приехали! Из автобуса несутся крики и ругань. Мальчишки хохочут и гримасничают, пока автобус не наполняется людьми и снова не уходит.

Площадь пустеет. Теперь на их спектакль смотреть некому, и мальчишки бегут к реке. Прыгая по камням, они летят прямо на Таню, останавливаются перед ней, таращат глаза от любопытства. Лбы их морщатся от умственного усилия: кто эта девчонка? Откуда здесь? Что бы такое учудить с ней?

Таня боится шевельнуться. Они стоят друг против друга недолго, каких-нибудь три секунды, но этого достаточно, чтобы рассмотреть мальчишек. Один из них курносый и конопатый, а другой смуглый и черноволосый, с узенькими глазами, блестящими и хитрыми, как у лисы. Сразу видно: он главный разбойник, а тот, конопатый, у него в подручных.

Таня оглядывается. На автобусной станции — люди, но звать их на помощь бесполезно — все равно не услышат в грохоте реки. Она переводит взгляд с одного на другого, но зря ищет пощады у страшных разбойников здешних мест. Они переглядываются и усмехаются. И тогда, в отчаянии, она идет прямо на мальчишек, и те, растерявшись от неожиданности, дают ей спокойно пройти. Правильно, Таня, молодец! Так и надо, чего их бояться! Если бы Таня и дальше спокойно пошла, ничего бы не случилось. Но зачем же она бросилась бежать?