Леннар. Тетралогия

Лейна опустила голову, но молчание оказалось коротким. Гамов даже не успел разродиться приготовленной для этого случая фразой. Племянница соправителя сардонаров проговорила:

— Я объясню. Элькану все известно, так что можешь не удивляться, отчего я так запросто выхожу из охраняемой зоны, за маячки… Странно, что ты не почувствовал сам. Гареггины ведь обладают сверхъестественным чутьем. Я «огонек». — Быстро взглянув на непроницаемое лицо Гамова, она продолжила почти без паузы: — Тебе, верно, приходилось слышать об амиацине? Об амиациновой лихорадке? Все приближенные Леннара, убитые в шлюзе на твоих глазах, и сам Леннар были заражены. Тела убитых сожгли в очищающем огне, об этом уж позаботился мой дядя. Этим он хотел предотвратить распространение возможного мора. Почти удалось… Ведь был еще один человек, который был заражен, но кого не сожгли, не уничтожили. Леннар. Воплощенный бог сардонаров. Там, в пиршественном зале в Горне… Ты видел все. Зараза перешла с него на нас, но это обнаружили не сразу. Хворь захватывает человека по-разному. Она может сжечь его за несколько дней, превратить в кусок зловонного студня, вопящего от ужаса и боли и призывающего смерть. А может идти медленно, шаг за шагом. Тех, кого пожирает «быстрая» амиациновая лихорадка, называли «искрами». Вспыхнул и потух… «Огоньки» — это те, кто заразился «медленной» амиациновой лихорадкой. Никто не знает, у кого болезнь идет так, а у кого иначе и почему. Вот смотри. — Она засучила рукав, и Гамов различил на ее коже красные насечки, похожие на жабры у рыбы. — Это явный и грозный признак. Да, «огоньки» и «искры». Ясно только то, что «искры» обречены, а у «огоньков» есть еще шансы… Один шанс.

— Какой?

— Вот он! Простирается перед тобой!

Гамов шагнул вперед, и его правая нога погрузилась в вязкую массу на береговой черте.

— Нежные болота? Я думаю, они скорее убьют, чем исцелят, — угрюмо произнес он. — Даже несмотря на то что у них такое ласковое название…

— Ну знаешь, — возразила Лейна, — каждое лекарство способно как убить, так и исцелить. Что, сам не ведаешь?

Гамов словно в растерянности перекинул бей-инкар из одной руки в другую и спросил:

— Ну… Как же это ты думаешь лечиться? Уж конечно не хлебать эту жижу как микстуру или взвар?

— Конечно нет. Было бы слишком просто. Слишком нелепо. Тогда бы мой дядя не боялся этой заразы больше, чем проклятия и пожара.

— Я дышу сейчас с тобой одним воздухом. И делал это много раз. Не считая… — Гамов не договорил. — Что, я тоже поражен?

— Все мужчины таковы: думают прежде только о себе. Нет. Ты не поражен. Тому две причины. Во-первых, ты гареггин. Эта страшная болезнь не пристает к таким, как ты. Во-вторых, «длинная» лихорадка не передается… Она незаразна. Но тебе это уже не должно быть интересно, ведь ты гареггин.

— Откуда тебе известно все это?

— Мой дядя знает многие тайны Храма. Он учился в Большом Басуале, он перенимал знания и от Обращенных, вышедших из Академии и потом отступившихся. Ему многое ведомо. А я… а я его пытливая племянница.

Константин обеими руками перехватил рукоять бей-инкара и вогнал его в ножны, болтающиеся за спиной.

— Ты говоришь правду? А зачем ты пошла к болотам? Разве эта ночная вылазка… способна остановить продвижение болезни? Это же бессмысленно.

— Бессмысленно, — согласилась Лейна. — Но я знаю, что где-то в этих болотах прячется мое избавление. И меня манит, манит к ним. А разве тебя, гареггина, НЕ ТЯНЕТ сюда же — по другой причине, но все равно… Нежные болота — вотчина гареггов, то место, откуда они расползаются по землям и в конце концов попадают в вас, в ваши тела!

Константину вдруг почудился какой-то длинный, тоскливый, протяжный звук, он повторился еще и еще, он шел откуда-то снизу, словно в толще черных болот, как на теле издыхающего чудовища, раскрылся огромный зев. По спине землянина пробежал холодок, и тотчас же Константина бросило в жар. Эти ощущения походили на те, что бывают при сильных простудных заболеваниях. Гамов мотнул головой и пробормотал:

— Эти Нежные болота меньше всего похожи на медпункт… Значит, Элькан доверился тебе больше, чем любому из нас? Больше, чем мне? Не посмотрел, что ты племянница самого Акила, соправителя сардонаров!

— У него и у меня было сто возможностей завести отряд в ловушку и сдать сардонарам, — резко ответила она. — Если ты об этом!.. Кстати, ты тоже бывший сардонар. Нет… У нас другие цели.

Огромная пучина болот пульсировала перед глазами, то сгущаясь до иссиня-черной тьмы, то отекая теплыми серыми прожилками. Костя Гамов спросил очень тихо:

— Какие же цели у тебя, Лейна? Я хотел это понять с самого начала… с того самого момента, как ты рассредоточила свой отряд по окрестностям Этер-ла-Винга, а сама перешла к нам. Одна… Назови эти цели, Лейна. Пусть в этом вашем чертовом мире для меня станет одной загадкой меньше.

Она спрятала кисти рук в рукава длинного дайлемитского одеяния и подошла ближе, так близко, что ее лицо чуть не коснулось лица Гамова. Он попытался высвободить из вязкой почвы правую ступню, но ноги что-то перестали слушаться. И снова, как тогда, во внутреннем дворе крепости Этер-ла-Винг, когда в него въехала карета и открылась дверца, у Константина зажало горло, зажало жестко и властно, и снова запрыгало суетливое сердце. Он увидел совсем-совсем рядом ее глаза, темные, терпкие, волнующие, как вот этот жуткий простор болот, и словно громадным ножом отрезало для него и резкий пронизывающий ветер, пробирающий до костей и заталкивающий в ноздри нестерпимое зловоние, и страх, и тревогу, и мучительное недоумение: зачем, отчего?

— Не только из-за болезни, — раздался ее голос— Ты, конечно, сам и не думал понять. Вы все такие…

Он хотел отвечать, он замер, но тут острое ощущение вдруг вывернувшей из-за спины смертельной опасности грубо полоснуло по нервам, как кривым трезубцем. Он развернулся, одновременно выхватывая из-за спины бей-инкар, а рванувшаяся всем телом Лейна высвободила из рукавов обе кисти, и в пальцах правой ее руки оказался плазмоизлучатель, так называемая «проблесковая», малая, модель. Оружие плотно легло в ладонь девушки. «Хитрая, какая хитрая, — мелькнуло у Кости Гамова, — все до секунды, до эпизода просчитано!..»

Берег за его спиной вздыбился столбом, поднялся горой метра на три, и вознесшаяся черная, антрацитово поблескивающая масса оказалась тварью, во всем напоминающей червя-гарегга, когда б не размеры. С раструба излучателя Лейны сорвалась вязкая, густая вспышка неистово-зеленого света, она на мгновение зависла в воздухе, вибрируя, и влепилась в морду чудовища. Полетели во все стороны сочащиеся куски черной плоти, брызги густой, зловонной слизи. Гамов не испытал ни страха, ни отвращения. По его лицу текли черные ручейки, а он замер, глядя на то, как агонизирует огромный червь, толчками высвобождая свое тело из топи. Подумав, он поднял клинок и врубился в толщу черной кольцеватой плоти. Он почувствовал, как через него будто проходит слабый разряд электрического тока, а потом вдоль позвоночника и крупных нервов втыкаются мелкие иголочки. Вдруг каскад туго закрученной боли вошел под ребра и в печень так, словно туда щедро засадили мясницкий нож. Костя закричал и вырвал клинок из тела гигантского гарегга, и тотчас же сжавшая подреберье мука отпустила, ослабла и, заворчав, толчками выбилась из тела. Гамов опустил глаза: ему казалось, что там должна зиять чудовищная рана, но одежды были невредимы, и пальцы не нащупали под тканью ни намека на повреждения.

— Чудны дела твои… — выговорил он, вскидывая взгляд на Лейну, целиком охваченную мутным светом «вечного» фонаря и неотрывно глядящую на тело гарегга. — Хороши тут ночные прогулки! Собака Баскервилей — сущий щенок по сравнению с… А вот и местные Стэплтоны.

Те, кого он назвал именем конандойловского персонажа знаменитой повести о чудовище и его жертвах, появлялись один за другим. Подобно Гамову, они, кажется, весьма недурно ориентировались в темноте. Около десятка высоких, худых, изможденных людей соскользнули с прибрежных скал, вышли из толстых складок ночной тьмы, возникли словно из-под земли. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это те, кого именуют «бродячими», или «дикими»,гареггинами. Двигаясь удивительно бесшумно, они образовали и быстро сомкнули полукольцо, прижимая Гамова и Лейну к болотам.

— Твои собратья, — хрипло выговорила Лейна. — Пока не трогают… чувствуют в тебе своего… Да и ты!..

— И я, — отозвался Гамов, выставляя перед собой клинок и обводя его острием полукруг темных длинных фигур, — и я почувствовал, только запоздало… Тут, девочка, просто россыпь новых ощущений.

«Дикие» не спешили. Их движения были плавными, словно заторможенными, и эти плавность и заторможенность не совсем вязались с тем, что «бродячие» гареггины возникли словно ниоткуда — стремительно, разом, мгновенно. Их лица попали в полосу света, и неприятно поразило Гамова то, что глаза их были закрыты. Одинаковые гладкие, длинные, худые лица с сомкнутыми веками. Гамов взмахнул клинком, но они никак не отреагировали. И внезапно он понял. Сложно было не понять.