Лента Mru

По бокам от погони расплылись акварельные окраины.

Командир втянулся обратно в кабину. Он решил подождать, пока не кончатся сверкающие новостройки со звучными названиями: Лазоревые Терема, Желтые Дома и Пенаты-Закаты.

– Через мост переедем и будем брать, – в его голосе звякнула напряженная сытость. Она звякнула и пропала, потому что в следующую секунду командир чуть привстал и взволнованно ахнул: – Что они делают? Ты погляди, погляди!

Мост уже виднелся. Правая дверца молоковоза, который все набирал и наращивал скорость, распахнулась. Из нее высунулся сосредоточенный блин: лицо со ртом, то сокращавшимся, то растягивавшимся в каторжную улыбку. Почему-то это движение лицевых мускулов делало его похожим на решку, сменявшуюся орлом. Командир, любивший стрелять по мелким монетам, непроизвольно стиснул рукоять пистолета. Лицо высунулось еще дальше, показались плечи. Наконец, приземистый человечек выбрался на подножку; нагретый ветер трепал его жидкие волосы. В зубах у него сидела маленькая отвертка; гримасы человечка были вызваны стараниями ее удержать. Он осторожно шагнул, подтянул ногу, схватился за скобу и вдруг, проворнее обезьяны, впрыгнул на самую цистерну.

– Гони! Гони! – закричал главный. Он догадался о дальнейшем.

Акробатическая мишень легла на живот. Утвердившись на цистерне, масляный человек вынул изо рта отвертку и начал яростно ковырять ею под крышкой люка. Тот, вероятно, был с неисправностью, и нужно было поддеть какую-то деталь.

Командир чертыхнулся и отдал приказ бойцам:

– Они сбрасывают склепка. Как только склепок соскочит, двое прыгают. Ты и ты. Брать живьем.

План оказался неудачным: крышка люка откинулась и в то же мгновение цистерна влетела на мост. Из микроавтобуса, рискуя здоровьем Веры Световой, открыли стрельбу. Человечек не обращал никакого внимания на пули, которые высекали из боков молоковоза рыжие искры. Он погрузился в отверстие люка по самые плечи, яростно шаря руками внутри. Наконец, он стал выбираться; за ним, хватаясь пальцами за края, лезла новорожденная нимфа. Ее волосы свалялись в грязную кашу, но фигура смотрелась отменно. Она в точности повторяла контуры Веры Световой, на которую заглядывались все сотрудники ССЭР, от охранников до генерала-полковника. Теперь командир, без толку паливший в «Молоко», не мог отказать себе в удовольствии хотя бы на склепке рассмотреть достопримечательности недосягаемой светофоровой. Он любовался недолго: склепок выскользнул из цистерны, которая к тому времени уже одолела две трети моста. Фигурка скатилась с машины, перемахнула через перила и оловянным солдатиком бултыхнулась в темные промывные воды реки.

– Взять! Сдохнуть, но взять ее!

Микроавтобус замедлил ход, выпуская двух панцирных автоматчиков. Они упали на корточки, лихо перекатились и прыгнули с моста в полусотне метров от склепка, который, резво загребая, мчался к ближайшему берегу.

Молоковоз уходил.

Командир сунул руку под сиденье и выволок стальную трубу с присобаченным спусковым устройством. Водитель быстро посмотрел на эту страшную вещь и машинально предупредил :

– Мало не будет!

– А мы не мелочимся. Глуши мотор!

Главный сжал губы. Микроавтобус истошно завизжал, разворачиваясь на ходу. Стрелок выпрыгнул прямо на полосу, где заканчивался мост и начинался дикий берег. Цистерна улепетывала. Командир упал на колено, вскинул трубу на плечо, небрежно прицелился и послал вдогонку взвывший снаряд. Молочная машина подпрыгнула на полтора метра, занялась огнем и, продолжая движение, улеглась на шоссе округлым боком.

Пылающая фигура выбежала из дыма, повалилась и стала кататься в жидкости, которая струями била из лопнувшего бака. От микроавтобуса мчались люди. Двое забежали спереди: шофер – как был, в кепке – горел в кабине. Тот, что катался в грязи, затих. Древо его жизни свесилось к корням, изучило площадь ожоговой поверхности, тряхнуло кроной и вынесло вердикт: несовместимо с дальнейшим существованием.

Командир отшвырнул смертоносную трубу. Он бросился в самое пламя, взгромоздился на цистерну и там, не забывая похлопывать себя по дымящейся одежде, начал ввинчиваться в люк. Из глубин загудел его голос:

– Вера! Вера! Где ты, Вера?

Другие бойцы колотили прикладами в стенки. Лязгнула крышка второго люка, и наружу полезла новая нимфа, до мельчайших подробностей похожая на сбежавшую. Она бормотала проклятья.

– Руки убери! – гаркнула нимфа, когда кто-то из спасателей вздумал помочь ей спуститься. – Еще раз попробуешь лапать… и будет нечем… и незачем….

Она ловко приземлилась на ноги, чуть присев. На запястье болтался обрывок цепи, изо рта торчал кончик пластмассового зонда, уходившего в желудок и немного дальше.

Предводитель запоздало выдрался из отверстия и съехал к Вере, как с накатанной горки. Он приготовился обнять жемчужину сыска, но та увернулась.

– Эта сука меня укусила, – Вера Светова обеспокоенно рассматривала измазанную в бульоне руку. – Взяли?

Тот не успел ответить. За него ответил старший помощник, который прижимался к перилам и наблюдал за речными событиями в бинокль.

– Склепок на берегу! – он в отчаянии уронил бесполезный прибор. – Командир! Объявляйте перехват.

– Что за невезенье, – пробормотал командир, вынимая рацию. Вера Светова повела плечами, которые постепенно схватывались коркой.

– Хрен вы перехватите, – сказала она зло. – Вы забыли, кого ловите. Это же я. Вы всерьез надеетесь поймать меня ?

Командира так и подмывало напомнить Вере Световой про цистерну. А как же вы сами туда попали? – спросил бы он. Но не посмел и опустил глаза.

Глава 4

И сделалось Тихо.

Большую букву, предложи кто собравшимся написать последнее слово, те начертали бы дружно и не советуясь друг с другом. В погребе тоже было тихо – большую часть времени; и в жестяной ванне шумели не слишком, да и в цистерну молоковоза проникали только смутные, приглушенные звуки. Но кровь! кровь стучала в ушах войлочными литаврами. Пленники не успокаивались ни на секунду, мечтая о шуме и громе – лишь бы кончилась черная тишина, которая означала, что столь же черное дело продолжает твориться по плану.

…Приемная была обставлена на домашний манер: доставили предварительные закуски – чай, пряники, хлебный квас. Карельская береза привычно впитывала звуки и мысли. Генерал-полковник Точняк вел себя так, будто был всем троим угодливым, стосковавшимся родителем. Он сам подливал им в чашки и смахивал крошки, мурлыча любимые мелодии из «Кинга-Кримзона». «Трата-та-Как, – бормотал генерал-полковник. – Врум! Врум!»

Раздобревший генерал-полковник, которого, казалось, тугая форма удерживала от полного распада и конфуза, немного смахивал на согрешившего Будду. Это впечатление сбивало с толку: генералу не было равных ни в бою, ни в созидательной деятельности. За ним водился лишь один недостаток, но и тот провидение оборачивало к генераловой пользе: он панически боялся темноты. Правды не знал никто, все считали, что генерал-полковник ненавидит Тьму идейно, в любом ее проявлении. Он имел секретаршу при свете, и спал тоже днем, но и здесь набирал очки: зарабатывал себе репутацию оригинала. В нем видели человека с неуставным отношением к действительности. Сегодня генерал надел форму, обычно предназначавшуюся для первичных половых праздников – мартовских и февральских.

Ярослав Голлюбика отлично знал генерала. Генеральское радушие было искренним. Поэтому он расслабился, перечил генералу, возражал ему, понимая, что от неизбежного все равно не уйти: предстоит задание. Генерал-полковник приготовил поручение, которое будет не так-то легко выполнить. Во-первых, он собрал за столом всю осрамившуюся троицу. Но в том, что все трое давились генеральским чаем, еще не было ничего странного. Произошло чрезвычайное происшествие, и каждый из приглашенных обязан был предоставить подробный отчет о причинно-следственных связях, покрывших ведомство свежим слоем незаслуженного позора. Даже если бы дело не шло о звездах ССЭР, одновременный захват сразу троих сотрудников побуждал к разбирательству на ковре и под ковром. Наждак теребил непривычный пиджак, а Вера Светова чинно окунала губы в голубую чашку гайдаровской старины. Отлакированный мизинец, таивший в себе силу четырех бицепсов, она привычно отвела, не заботясь о правилах культурного чаепития. Провинциальное прошлое никогда не смущало Веру – напротив, наполняло ее здоровой спесью.

К сожалению, было и «во-вторых»: генерал-полковник завел разговор о спасении Родины в исторической ретроспективе и перспективе. Ярослав Голлюбика, который внешностью былинного витязя воплощал в себе самые радужные представления о далеком прошлом и неизбежном будущем страны, держал в уме, что подобные разговоры просто так не заводятся – по крайней мере, в березовом кабинете. И мягко спорил, изображая увлеченность предметом беседы:

– Вот вы нам говорите про тучи на горизонте, – Ярослав снисходительно усмехнулся в бороду. – Не знаю, не знаю. Когда я вижу, как останавливается трамвай, вылезает вожатый и кочергой ковыряется в рельсах, меня охватывает… м-м… – Ярослав подобрал нежный крестообразный пряник и стал вертеть его в пальцах, словно игральную карту треф. – Назовем это умиротворением. Я спокоен за нашу страну. Что с того, что у него кочерга? Трамвай-то идет!