Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Леонид Красин. Красный лорд
Шрифт:

Мы встретились на одном из вечеров у Ивана Ивановича Попова, тогдашнего редактора „Восточного обозрения“. Он прежде всего обращал на себя внимание своей красивой внешностью. Стройный брюнет, с молодой еще растительностью на лице, с умными, но вместе с тем как бы светящимися глазами, он сразу располагал к себе…

Начался обычный спор. Первенствовал в нем Сергей Филиппович Ковалик, так прямо и заявлявший, что после Чернышевского ему нечего и некого более читать, „никакой Маркс“ ему ничего нового не скажет. Леонид Борисович вмешался в спор. Публика насторожилась. Он мало этим смущался. Он четко парировал удары, точно формулировал свои взгляды. Еще совершенно молодой, он тем не менее в споре проявлял большое знакомство с историей революционного движения в России и устанавливал преемственную связь социал-демократии с предшествующим ей движением. „Обаятельный юноша… Старого типа… Теперь мало таких“. Таковы были отзывы после первых его дебютов». По словам Кона, Красин «завоевал целый круг прозелитов марксизма и среди рабочих, и среди учащейся молодежи».

Члены

Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса. [РГАСПИ]

Ему пришлось проповедовать новое революционное учение практически в одиночку: те марксисты, что волею судеб оказывались в городе, скоро покидали его, отправляясь на каторгу или в ссылку. На него тяжело повлияла встреча по пути в Иркутск с бывшим соратником по брусневскому кружку В. Голубевым, «дядей Сеней», который уже возвращался из ссылки. По словам Красина, в Сибири он отошел от марксизма и «возвращался в Россию с какими-то непонятными якобинскими взглядами, от которых он сам вскоре отказался в пользу еще более умеренной программы». Его попытка во время краткой встречи «вразумить» Голубева ни к чему не привела, как и дискуссии с иркутскими народниками, стойко державшимися своих убеждений.

Несмотря на идейные разногласия, Красин старался через Красный Крест организовать всевозможную помощь ссыльным революционерам любого толка — особенно тем, кто через Иркутск следовал в самые глухие районы Сибири. Соломон пишет: «Красин и здесь нес посильную службу революции, работая в запретной для того времени организации „Красного Креста“, помогавшей политическим ссыльным и заключенным. И на этом поприще он развил значительную энергию, проявляя часто незаурядную смелость. Он собирал много денег для Кр. Кр., в котором в скором времени был избран в кассиры, и являлся по существу почти единственным практическим его деятелем. Он находился в связи с пересыльной тюрьмой, и ни один этап не проходил без того, чтобы Красин не встретил его и не помог ссыльным деньгами, вещами, провизией, советами и разными хлопотами».

Здесь же, в Иркутске, с ним познакомился известный большевик Мартын Лядов, позже вспоминавший: «В 1897 г. я в первый раз увидел Красина. Нашу партию только что пригнали в иркутскую тюрьму. Он вместе с несколькими другими иркутскими товарищами пришел навестить нас». Годом раньше Красин встретился со старым приятелем Михаилом Брусневым, который прибыл в Иркутск в ноябре 1896 года по пути в верхоянскую ссылку. Используя свое обаяние, он несколько раз умудрился навестить Бруснева в тюрьме, хотя за тем было приказано установить «особо бдительный надзор» и никого к нему не пускать. Когда Красин уехал на строительство дороги («на линию», как говорили путейцы), заключенного навещал его отец. По признанию Бруснева, в отрезанном от мира Верхоянске, на «полюсе холода», письма Красина были для него одним из немногих утешений. Многим другим ссыльным тоже было за что его благодарить, и сам он позже вспоминал: «Ходят споры и доходили до величайшей страстности… но это не мешало всей ссылке относиться ко мне, как к младшему брату, и личные дружеские отношения из этой эпохи сохранились у меня на всю жизнь».

Друг Красина Роберт Классон

Упомянутый И. И. Попов, возглавлявший близкую к народникам газету «Восточное обозрение», тоже проникся обаянием Красина и предложил ему написать большую статью о развитии капитализма в Сибири. Леонид, прежде сочинявший лишь прокламации, с готовностью взялся за работу, и в октябре 1896 года в трех номерах газеты появилось его исследование «Судьбы капитализма в Сибири». Этот хорошо аргументированный текст показал, что Красин вполне овладел как основами марксизма, так и азами экономической науки. Он убедительно опроверг народнические мифы, доказав, что в Сибири, как и в остальной России, капитализм развивается семимильными шагами, а строительство Транссибирской магистрали еще больше ускорит этот процесс. Следуя Марксовой теории, он утверждал, что капитализм неизбежно победит, а значит, победит и социализм, но не крестьянский, основанный на общине, а пролетарский, проистекающий из революции (в статье этого слова, конечно, не было, но оно подразумевалось). В том году Ленин только начал писать свой труд «Развитие капитализма в России», Красин еще не знал его работ, но фактически говорил о том же.

Использовав все доступные ему источники, он убедительно доказал несостоятельность надежд народников на то, что если не вся Россия, то Сибирь уж точно сможет избежать капитализма и развиваться своим «особым» путем. Он писал: «Мы начали наш обзор с крупных и дорогих предприятий фабрично-заводской промышленности и спустились до избы кустаря-крестьянина — и всюду мы находили капитализм», который «уже и теперь сделался атмосферой, в которой совершается все движение сибирской промышленности. Он пропитывает весь наш экономический организм, и в будущем всё сулит ему еще более широкое развитие». Далее он отмечал, что «народные формы экономической жизни», на которые уповали народники, «вымерли или же находятся накануне вымирания, и никакие субъективные заклинания не в состоянии их воскресить». При всем хорошем отношении к Красину, Попов не собирался терпеть такой дерзости и напечатал в ближайшем номере «Восточного обозрения» развернутую критику красинской статьи. Позже ее критиковал в той же газете другой видный народник, этнограф И. Майнов, обвинивший

Красина и его сторонников в том, что они «зорко выискивали крупицы капитализма» в сибирской экономике, но проявляют «предвзятый пессимизм» к существующим там «формам народного производства». Красин порывался ответить критикам на страницах газеты, но тут толерантность ее руководителей истощилась, и ему отказали под надуманным предлогом. Однако в глазах многих читателей победу в этой дискуссии одержал именно он; его статья, по выражению Ф. Кона, «пробила первую брешь в твердыне народничества».

К сокращению срока ссылки для Красина добавилась неприятная «ложка дегтя» — на два года ему запретили жить в крупных городах, а гласный надзор полиции всего лишь заменили на негласный. Это в очередной раз ставило под сомнение его надежду окончить наконец Технологический институт. Поэтому по окончании ссылки он остался в Иркутске, продолжая работать на строительстве железной дороги, а мать и брат в Москве снова начали забрасывать инстанции просьбами. В июне 1897-го они подали в МВД прошение о возвращении Леонида в Петербург для завершения образования; одновременно начальник 16-го участка снабдил его рекомендательным письмом для института, высоко оценив его способности. 18 августа министр внутренних дел сообщил Антонине Григорьевне, что въезд в Петербург для ее сына по-прежнему закрыт, но он может поступить в технологические институты Харькова или Риги, если они согласятся его принять.

Пока решалась его судьба, Красин ушел в отпуск и поселился вместе с Соломоном и его женой на даче «Ласточка», снятой ими на берегу Байкала. Его друг пишет, как Леонид играл с его двухлетней дочкой Женей: «Красин был горячим поклонником этой маленькой „дамы“ и с увлечением подолгу играл с ней в мало понятные для непосвященных игры, бегая, прыгая и болтая с ней до самозабвения, а иногда вступая с девочкой в какие-то нелепые споры, искренне увлекаясь…» Вспоминает он и другие «игры» Леонида: «Красин и я отдавали дань молодости. Мы бывали не только у наших товарищей и друзей, но и в местном клубе, ухаживали, шутили, смеялись и часто и много танцевали… Красин был молод, красив, ловок, остроумен, весел — жизнь била в нем ключом. И ничто человеческое не было ему чуждо. Увлекающийся и жаждущий наслаждений и любви, он весь отдавался случайным, но по большей части мимолетным привязанностям, с которыми быстро и без страданий расходился. Красин был человек, одинаково самозабвенно отдававшийся общественной работе и страсти… Последнее, впрочем, в нем преобладало». Несколько неожиданные слова о том, кто постоянно был занят работой, то революционной, то инженерной, а чувства в жизни Красина хоть и играли важную роль, но никогда не заставляли потерять голову.

* * *

В октябре 1897 года Харьковский технологический институт выразил готовность принять Красина на третий курс химического факультета. Это учебное заведение было, конечно, не таким известным, как Петербургский технологический, но достаточно крупным: институт открылся в 1885 году, и его директором с тех пор был известный механик, профессор Вадим Кирпичев. В декабре Красин прибыл из Иркутска в Москву, где ему разрешили остаться с семьей на Рождество и Новый год. Только после этого он отправился в Харьков и приступил к занятиям, но в апреле опять уехал на пасхальные каникулы. Он и после этого довольно часто исчезал из института, поскольку продолжал работу по проектированию Кругобайкальской дороги (его контракт с администрацией Транссиба закончился в марте 1898-го, но расставаться с опытным специалистом там не спешили). В том же апреле он отправился на Байкал руководить прокладкой перегона Мысовая — Мишиха и вернулся только через два месяца. Руководство института смотрело на его отлучки сквозь пальцы, считая, что он, работая «в поле», принесет гораздо больше пользы и себе, и институту.

Директор, тоже учившийся в петербургской «Техноложке», надеялся, что Красин после выпуска останется в Харькове преподавать. Правда, строго предупредил его о недопустимости пропаганды и участия в беспорядках, грозя в этом случае отчислением. Как можно догадаться, Красин этому предупреждению не внял: его контакты с революционерами привели к тому, что полиция запретила ему провести лето 1898 года в Москве, дав понять, что его визиты в город могут обернуться проблемами. После этого Леонид перевез родителей, сестру и брата Бориса в Харьков, где они жили до его выпуска из института. После этого он опять надолго уехал — с июля по сентябрь работал мастером на строительстве железной дороги Петербург — Вятка. Прежняя его любовь к химии уже почти прошла, его целиком захватило железнодорожное дело, но и ему скоро предстояло отойти на задний план. Старый товарищ Роберт Классон, работавший на строительстве электростанций, в письмах расписывал ему грандиозные перспективы электрификации России, и Красин постепенно проникался этой идеей.

Однако его не покидали и мысли о революции. Он знал, что за время его отсутствия в Петербурге возник Союз борьбы за освобождение рабочего класса, но скоро его лидеры во главе с Владимиром Ульяновым оказались под арестом. В марте 1898 года несколько делегатов марксистских организаций, собравшись в Минске, провозгласили создание Российской социал-демократической рабочей партии, но созданный ими ЦК тоже был вскоре арестован. Тем не менее в разных концах империи социал-демократические кружки объявляли себя комитетами РСДРП. В феврале 1899-го по многим городам прокатились студенческие волнения, начавшиеся в Петербурге, где конная полиция разогнала нагайками мирное шествие студентов университета. Возмущенные студенты целый месяц бойкотировали занятия, за что многих исключили и выслали из города (большую часть, правда, скоро простили). В марте волнения распространились и на Харьков, где студенты университета и Технологического института собрались на митинг на главной аллее университетского сада.

Поделиться с друзьями: