Леопард из Батиньоля
Шрифт:
— Дело об убийстве Леопольда Гранжана… заколотого кинжалом двадцать первого июня… до сих пор остается загадкой… «Слияньем ладана, и амбры, и бензоя май дарит нам тропу уединенья. Дано ли эфиопу изменить цвет кожи, леопарду — избавиться от пятен на шкуре?» — прочитал Жозеф вполголоса. И перевел взгляд на вторую заметку. — «Кузен Леопардус просит друзей и клиентов месье Пьера Андрези, переплетчика с улицы Месье-ле-Пренс в Париже, присутствовать на похоронах… на кладбище в Шапели двадцать пятого мая. „Ибо май весь в цвету на луга нас зовет“». — И озадаченно забормотал: — Кузен Леопардус… леопард с пятнами на шкуре…
…Редакция «Фигаро» находилась в районе Больших бульваров, на пересечении улиц Друо и Прованс, в здании из серого камня с табличкой «26». В нише над входом севильский цирюльник подставлял голубям бронзовые плечи и голову, и, судя по всему, окрестные птицы часто дарили его своим вниманием. Жозеф снял перед Фигаро шляпу, для храбрости представил себя сыщиком высокого класса и решительно направился в отдел приема телеграмм и объявлений, где томились от скуки секретари. Несмотря на небольшой горб, молодой человек был не лишен обаяния и, как правило, с первого взгляда внушал противоположному полу желание взять его под крыло. Понадеявшись на этот свой дар, он изобразил на лице глубокую скорбь и подошел к девушке за конторкой.
— Горе у меня, мадемуазель, такое горе, если б вы знали… На улице песни да пляски, народ веселится, а я… Дядюшка был мне как отец родной, и вот, представьте, умер. Но это, знаете ли, еще полбеды! Какой-то сумасшедший не нашел ничего остроумнее, как сообщить вам ложные сведения! — Жозеф выложил на конторку извещение о похоронах Пьера Андрези.
Девушка подняла голову, окинула посетителя взглядом, отметив белокурые волосы, в беспорядке падающие на лоб, бархатные глаза, в которых таилась мольба о помощи, и немедленно водрузила на свои буйные локоны форменную шляпку с атласными крылышками.
— Я записываю то, что мне диктуют, считаю слова и отправляю желающих разместить объявление в кассу. После того как они совершают оплату из расчета полтора франка за строку из тридцати четырех букв и приносят мне чек, я пересылаю их объявления в типографию. В мои обязанности не входит проверка сведений, милостивый государь.
— И все же, мадемуазель, обратите внимание: пренелепейший некролог. Друзей и клиентов покойного приглашают на похороны двадцать пятого мая, тогда как означенное в некрологе лицо скончалось пятого июля!
— О, люди еще и не такие нелепости печатают. Вот к примеру: «Щедрое вознаграждение тому, кто вернет мне Иерихонскую Трубу, курицу брахмапутрианской породы, намедни заблудившуюся в окрестностях горы Святой Женевьевы». По сравнению с вашим некрологом это…
— Это, однако, весьма любопытный некролог.
— Мне платят не за то, чтобы я тешила свое любопытство, гражданин. Все, что от меня требуется, — подсчитывать слова в объявлениях. А сумасшедшие у нас тут в редакции табунами ходят — не представляете, сколько я всяких чудиков перевидала!
— Сочувствую, мадемуазель, и завидую вашему терпению. Однако если бы вы согласились уточнить дату публикации этого нелепого извещения о похоронах, я был бы вам страшно благодарен.
Девушка пожала плечиками
и повернулась к каталожному шкафу.— С чего начинается текст?
— «Кузен Леопардус просит…»
— Значит, на «эл»… Так, нашла. Зарегистрировано четвертого июля. Кем оплачено, не записано. Вы удовлетворены?
— А вы совсем-совсем не помните, кто принес этот текст?
Девушка облизнула губки и принялась разглядывать собственные ногти.
— Вот так, навскидку, я вам, конечно, не отвечу. Но порой бывает достаточно сущего пустячка, какого-нибудь там стаканчика шербета или аперитива, чтобы прошлое предстало в ярком свете. Я обедаю в час дня, и если сердце вам подскажет… — Она вдруг зарделась и, не осмелившись продолжить флирт с неприступным, но очень симпатичным белокурым юношей, схватила стопку формуляров и начала ожесточенно ставить на них штемпели.
Жозеф малодушно ретировался.
«Бедняжка, похоже, в меня влюбилась. А что, она, пожалуй, хорошенькая… Но я не такой ветреник, как некоторые особы из моего окружения! Никогда я не опущусь до того, чтобы оплачивать услуги натурой… Итак, объявление опубликовано четвертого июля — накануне пожара! Разобраться бы во всем этом… Прав месье Анатоль Франс: „Нам не дает покоя то, чего мы не понимаем“. Придется все-таки обсудить задачку с месье Легри. У него в голове шестеренки раскручиваются медленно, но уж если раскрутятся — творят чудеса! Да уж, когда он в форме…»
Занятый этими размышлениями, Жозеф не заметил, как вышел на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт. Оглядевшись, он с грустью вспомнил о прогулке в здешних краях с одной знакомой, погибшей при трагических обстоятельствах.
«Дениза Ле Луарн… [52] Валентина… Нет смысла отрицать, я нравлюсь женщинам. Сама мадемуазель Таша не устояла бы перед моими чарами, кабы не месье Легри. Кстати, она ведь живет поблизости. Час-то ранний, так что у меня есть шанс застать голубков в гнездышке!»
52
См. роман «Происшествие на кладбище Пер-Лашез». — Примеч. авт.
Но не успел молодой человек выйти на улицу Фонтен, как прямо над головой грянул раскат грома и на город обрушился ливень. Шмыгнув под навес крытого рынка, Жожо, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, принялся ждать, когда поток хоть немного утихнет. Мимо прогрохотал фиакр, окатив его грязной водой. Прохожие спешили по улице в поисках убежища, оскальзываясь на мокрой мостовой, сталкиваясь зонтами.
Вдруг сквозь шум дождя Жозеф различил мяуканье и опустил глаза: к его штиблете жался чумазый меховой комочек.
— Эй, домик для блох, ну-ка брысь отсюда!
В ответ домик для блох — бежевая мордочка и желтые глаза-виноградины — послал ему всем своим видом такой отчаянный призыв о помощи, что молодой человек не смог на него не откликнуться. Он поднял котенка и прижал к груди, чувствуя сквозь ткань редингота, как бьется крошечное сердце. В благодарность за ласку котенок тихо замурлыкал, и шершавый язычок лизнул палец спасителя.
— Откуда ты взялся, пушистый зверь? — Жозеф посмотрел на топтавшуюся рядом под навесом девочку: — Он твой?