Леопард из Рудрапраяга

С той стороны травянистого склона, где я стоял, и примерно в тридцати ярдах от опушки леса находился изолированный скальный выступ футов четырех высотой. Двигаясь только тогда, когда самка объедала траву, и застывая на месте каждый раз, как она поднимала голову, я прокрадывался под укрытие скалы. Несомненно, самка была сторожем, и по тому, как она смотрела направо, каждый раз поднимая голову, я понял, в каком направлении находятся ее спутники. Подойти к ней несколько ближе, идя по траве, и остаться при этом незамеченным было невозможно. Снова войти в лес и пробраться сверху не составило бы труда, но цели я бы не достиг, так как ветер дул с холма вниз. Оставалось одно — все-таки войти в лес, но обогнуть нижний угол травянистого склона. Однако это заняло бы время и повлекло за собой в дальнейшем трудное восхождение.

Поэтому я окончательно решил оставаться там, где находился, и посмотреть, будет ли эта дичина, которую я впервые встретил, реагировать на голос леопарда так же, как читал и замбар; я знал, что по меньшей мере один леопард находится на горе, так как заметил следы, оставленные его когтями. Высунувшись так, чтобы можно было наблюдать, я дождался, пока самка принялась щипать траву, потом подал рык леопарда.

При первом звуке моего голоса самка повернулась и, став лицом ко мне, начала передней ногой бить землю. Это было предупреждение оленям быть настороже, но я знаю, что они — мне так хотелось увидеть их — не тронутся с места, пока самка не подаст сигнал, а этому не бывать, пока она не увидит леопарда. На мне был коричневый пиджак из твида; высунув левое плечо, я начал слегка то подниматься, то опускаться. Это движение было немедленно замечено оленихой, она сделала несколько быстрых шажков вперед и начала подавать сигнал; опасность, о которой она предупреждала сотоварищей, была на виду, и им спокойнее теперь собраться всем вместе. Первым к ней подошел одногодок, изящно переступавший по покрытой градом земле, и встал рядом; вслед за одногодком появились три оленя-самца, которых в свою очередь сопровождала старая самка. Все стадо из шести оленей было отлично видно на расстоянии тридцати пяти ярдов. Самка продолжала еще подавать клич, меж тем как остальные стояли совершенно неподвижно, вглядываясь в лес, находившийся за моей спиной; их уши то застывали неподвижно, поднятые вверх, то двигались вперед и назад в зависимости от направления звука. Я сидел на тающих градинках — место и неудобное, и мокрое; оставаться в таком положении, не двигаясь, значило рисковать схватить простуду. Я уже увидел представителей семьи самых знаменитых оленей — кашмирских — и слышал клич самки, но оставалось еще одно, чего я очень хотел: это услышать зов самца-оленя. Поэтому я снова высунул из-под скалы свое плечо примерно на дюйм и был вознагражден тем, что услышал клич оленей-самцов, самок и одногодка, испускаемый в тонах разной высоты.

С ружьем моего калибра я легко мог застрелить одного из оленей, и, насколько я понимал, голова такого самца была бы рекордным охотничьим трофеем, но, хотя я отправился в это утро с целью их найти и снабдить лагерь мясом, сейчас мне стало ясно, что настоятельной необходимости в этом не было. К тому же оленина могла оказаться жесткой, поэтому вместо того, чтобы использовать ружье, я встал во весь рост, и шесть наиболее удивленных оленей во всем Кашмире молниеносно исчезли из поля зрения, а в следующий момент я услышал, как они стремглав спускались сквозь подлесок по той стороне холма.

Наступило время возвратиться назад в бунгало. Я решил спуститься по травянистому склону и пробраться через редкий лес у подножия горы. С одного края склон вел к более легкому спуску, при условии, что каждый шаг следовало делать осторожно и ставить ноги в надлежащее место. Я двинулся посередине этой открытой площади, и, когда пробежал около шестисот ярдов, в поле моего зрения попалось что-то, белевшее на скале у опушки леса с левой стороны склона, примерно в трехстах ярдах ниже того места, где я находился. Быстрый взгляд убедил меня, что этот белый предмет — коза, возможно, заблудившаяся в лесу. Уже две недели мы были без мяса, а я обещал Фортескью принести с собой что-нибудь, и вот мне представился удачный случай. Коза меня видела; если бы я только мог усыпить ее подозрения, тогда, возможно, она дала бы мне подойти к ней достаточно близко, чтобы я смог схватить ее за ноги. Поэтому, сбежав вниз вприпрыжку, я срезал угол слева, не спуская глаз с животного. Если бы только оно осталось стоять на месте — трудно придумать лучшую ситуацию для его поимки, так как плоская скала высотой около пяти футов, на самом краю которой стояла коза, выступала, нависая над склоном. Скрывая от козы, что я наблюдаю за ней, и равномерно двигаясь, я, проходя мимо скального выступа, сделал левой рукой взмах, чтобы схватить ее за передние ноги. Издав тревожный звук, напоминающий чиханье, животное попятилось, избежав моей руки, и когда я полностью вышел из-за скалы и повернулся, то, к моему изумлению, увидел, что животное, которое я принял за белую козу, оказалось кабаргой-альбиносом. [29] Только десять футов разделяли нас, меня и маленькое животное — добычу охотника, и вот оно храбро решилось во что бы то ни стало не отступать и, фыркая, с вызовом на меня глядело. Снова я повернулся и спустился под гору на пятьдесят ярдов. Обернувшись, я увидел оленя, все еще стоявшего на скале, возможно поздравлявшего себя с тем, что, напугав меня, заставил бежать.

29

Альбинос (от лат. albus — белый) — животное, лишенное окраски вследствие врожденного отсутствия пигмента меланина.

Когда несколькими неделями позже я рассказал о случившемся смотрителю охоты, он выразил сожаление, что я не застрелил оленя. Ему очень хотелось знать точное местонахождение и район, где я видел животное, но так как моя память на места и мои описания местности, к большому сожалению, бывают ошибочными, то я не думаю, что именно эта кабарга украшает какой-либо музей.

* * *

Самцы-леопарды приходят в крайнее бешенство в случаях вторжения других леопардов в район, который они рассматривают как свой собственный. Правда, территория людоеда распространялась на площадь в пятьсот квадратных миль, на которой, возможно, были и другие самцы-леопарды; но в этой, отдельно взятой местности людоед находился в течение нескольких недель и вполне резонно мог рассматривать ее как свою. И опять-таки сезон спаривания только кончился, леопард мог ошибочно принять мой клич за призыв самки, ищущей самца, поэтому, дождавшись, пока станет совершенно темно, я снова издал призывные звуки и, к моему удивлению и восторгу, немедленно получил ответ от леопарда, находящегося ниже и немного правее, примерно в четырехстах ярдах.

Поверхность земли между нами была покрыта большими скалами и разросшимися дикими и спутанными кустарниковыми зарослями. Я знал, что леопард не пойдет по прямой линии ко мне; возможно, он обойдет пересеченную ущельями местность и приблизится по боковому кряжу туда, где росло мое одинокое дерево. Когда зверь издал следующий призывный рык, я заметил, что леопард так и поступил. Пятью минутами позже я определил местонахождение хищника по его голосу, раздававшемуся с тропинки, начинавшейся от моего дерева и проходящей по переднему краю горы примерно в двухстах ярдах от меня. На этот его зов я ответил, чтобы дать ему направление. Тремя или, может быть, четырьмя минутами позже он снова позвал с расстояния в сто ярдов.

Ночь была темная. Я имел электрический фонарь, притороченный сбоку к ружью; палец лежал на спуске. От самых корней дерева тропинка уходила по прямой линии на пятьдесят ярдов, а дальше она резко изгибалась. Невозможно было заранее знать, когда и на какую часть тропинки следует направить луч фонаря, поэтому приходилось ждать, пока леопард не бросится на козу.

За изгибом тропинки и всего примерно в шестидесяти ярдах леопард снова подал голос и получил ответ. Он пришел от другого леопарда, находившегося вдалеке, на другой стороне горы. Вот какое осложнение! Одинаково неожиданное, сколь и несчастливое, ведь мой леопард находился уже слишком близко, чтобы имитация рычания могла обмануть его, а так как он слышал мой зов последний раз на расстоянии двухсот ярдов, естественно, он предположит, что застенчивая самка ушла дальше в горы и оттуда сейчас зовет его соединиться с нею там. Тем не менее еще осталась возможность, что леопард будет продолжать двигаться по тропинке до ее соединения с другой, спускающейся вниз с горы; в этом случае он, наверное, убьет козу, даже если и не станет ее есть. Но повезло не мне, а козе, потому что леопард срезал угол, образуемый двумя тропинками, и в следующий раз, когда я услышал его призывный глас, он был уже в ста ярдах дальше от меня и на сто ярдов ближе к вожделенной супруге. Призывы двух леопардов раздавались все ближе и ближе друг к другу и наконец прекратились. После длительного периода тишины концерт этих двух гигантских кошек стал доноситься, как я полагал, оттуда, где кончалась полоса лугов и начинался густой лес.

Счастье леопардов было полным, им повезло во многом и потому, что ночь оказалась темной, ибо, когда леопарды предаются любовной игре, их очень легко застрелить. То же самое можно сказать и о тиграх, но спортсмен-охотник, который отправляется пешком, чтобы наблюдать, как ухаживают тигры, должен быть вполне уверен, что он действительно хочет их увидеть, так как у тигрицы — и никогда у тигра — в это время весьма обострены все чувства. Ведь самцы этого кошачьего племени грубы в своем ухаживании и не представляют себе, как остры их когти.

Не погиб леопард, не умрет он и в эту ночь, но, может быть, это произойдет на следующий день или послезавтра, ибо дни его сочтены, конец его близок. На какой-то «длительный» момент то же самое я подумал о себе, так как без всякого предупреждения внезапный порыв сильного ветра потряс дерево, и моя голова и пятки сменили свое естественное положение относительно земли Гарвала. Несколько секунд я думал, что дереву никак не удастся выпрямиться, а мне будет невозможно войти в какой-либо контакт с ним. Когда давление от налетевшего шквала ослабло, дерево, а также я вернулись в свое первоначальное положение, которое мы занимали до того, как ветер чуть не свалил нас. Опасаясь, что может последовать что-то еще худшее, я быстро привязал ружье к ветке, чтобы освободить обе руки. Возможно, что сосна выдерживала много одинаково страшных, несущих беду шквалов, но никогда она не имела дополнительной тяжести в виде человеческого тела, увеличивавшего давление на ветви. Когда ружье оказалось в безопасности, я, взбираясь с одной ветви на другую до вершины дерева, обломал кругом все кисточки с иглами, до каких только мог дотянуться руками. Может быть, то было лишь мое воображение, но после того, как я проредил ветки дерева, мне показалось, что оно уже не перевернется вверх тормашками как уже один раз случилось. К счастью, сосна была сравнительно молодая и гибкая, а ее корни основательно укреплены, поэтому она в течение часа клонилась, опускалась и снова поднималась, словно травинка.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Вероятность возвращения леопарда отпала, поэтому, выкурив сигарету и следуя примеру козы, я отправился в страну снов.

Как только взошло солнце, крик «cooee!» [30] вернуло меня обратно в пределы земли, впрочем, на расстоянии пятнадцати футов от нее. Под деревом ожидали меня два моих вчерашних компаньона, с ними находилось двое парней из их деревни. Увидев, что я проснулся, они спросили, слышал ли я ночью рев леопардов и что случилось с деревом. Они пришли в восторг, когда я рассказал о моей дружеской беседе с леопардами и как от нечего делать я развлекал себя обламыванием веток. Потом я спросил, не обратили ли они случайно внимания на то, что ночью дул небольшой ветер. На это один из парней мне ответил: «Маленький ветер, саиб? Такой страшный ветер у нас никому еще не приходилось испытывать. Он повалил мою хижину».

30

Сооее (английское написание) — куй — пронзительный зов, употребляемый обычно в странах, где распространены кустарниковые заросли.

Его товарищ добавил: «Об этом сожалеть нечего, саиб. Шар Синг давно хотел перестроить свою лачугу; ветер только освободил его от труда разобрать старую».

МОЯ НОЧЬ УЖАСОВ

Спустя несколько дней после всего того, что случилось на сосне, я потерял людоеда из виду. Он не возвращался в эту местность, пересеченную ущельями, и я не находил ни его следов, ни следов самки, спасшей ему жизнь, в лесу, исхоженном мной вдоль и поперек на много миль выше полосы обработанной земли. В этих лесах я чувствовал себя совсем как дома. Если леопарды находились где-нибудь поблизости, я мог бы их найти, потому что птицы и животные в лесу помогли бы мне.