Лепестки камелии

Алим тоже ласково улыбнулся, когда переводил это, так что за достоверность его слов я не ручаюсь.

А вокруг росли баобабы — целая роща. Если вам это ничего не говорит (но тебе же говорит, да, Ванхи?), то я поясню, что баобаб — это такое дерево, унылое, толстое и серое, у которого из ствола растут другие стволы, причём растут они вниз, в воду. А может, всё не так, и они не из ствола растут, но выглядит это, словно огромную толстую сороконожку распяли, а лапы чем-то накачали.

Противно.

И тишина…

И мёртвые с косами… Ах, да, это из другой истории. Шучу я, шучу! Просто как вспомню, так вздрогну.

Только представьте: серый лес, листвы не видать, вокруг — безобразные отростки-стволы, внизу — зелёная жижа вровень с бортами лодки. Они тут все плоскодонки, чтоб их… Я как в неё залезла, так всё боялась, что если шевельнусь, она дёрнется и щедро зачерпнёт этой живой водицы. Фух!

Ну так вот — вокруг зелёная вода, и в этой воде то и дело торчат странные чёрные кочки. Но не бывает же чёрной травы, правда?

Ага. Не бывает.

Ребята, которые воры и убийцы, вдруг оживились. Я поглядела на Алима, тот сидел скривившись, но молчал.

И лучше бы его солдаты так же поступили, но нет — кому-то пришло в голову ткнуть одну из кочек багром.

И вода всколыхнулась, а вместе с ней и труп. Да, потому что это были трупы, а чёрная трава — их волосатые макушки, торчащие из воды.

Вы можете представить раздувшийся от воды труп?

Ну да ты, Ванхи, и не такое можешь.

Так вот, их там было с десяток. А неподалёку нашлась перевёрнутая лодка и покачивающиеся в воде сундуки вверх дном, наверняка уже пустые. Кто-то ребят грабил. А может, из интереса всё вокруг раскидал, я не знаю.

Вот так мы плыли, смотрели на воду, представляли плавающих в ней мертвецов и ждали засаду. Кочевники приготовились: оружие достали, уселись, нахохлившись.

И тишина…

И мёртвые под водой. Да. Это уже из нашей истории.

А засада не заставила себя ждать. Нет, это был вовсе не отряд разбойников (может, оно и к лучшему). Это была женщина. Очень красивая женщина с такой шикарной копной волос, что ей даже принц бы со своей богатой шевелюрой (с которой я вечно теперь мучаюсь) позавидовал. Ах, эти волосы! Длинные, чернильно-чёрные (благородный цвет!), даже на вид шелковистые, они трепетали на ветру так красиво, волнами…

Вот только ветра никакого не было. Духота была. Жара была. Тишина. А ветра не было.

И женщина была. Помимо волос в ней было много всего прекрасного. Например, ярко-синие глаза (а такого цвета радужка у местных не бывает). Тонкие, хрупкие черты лица. Брови, угольно-чёрные, вразлёт. Губы ярко-алые, как кровь. И традиционный женский наряд небогатой дворянки: накидка, прямая юбка, всё это перевязано с десятком поясов. Широкие рукава, огромный бант на спине. Золотые волны по синему шёлку.

Как на неё кочевники вытаращились — мамочки! Как будто женщину впервые увидели.

А она им улыбнулась. И тонкой белой ручкой поманила — мол, причаливайте. Чего же вы ждёте?

Мне повезло, что первым к ней бросился Амин. И весла у него в руке не было. Может, он самый податливый оказался, или остальные просто слюни дольше пускали, очарованные, я не знаю.

Я выхватила кинжал (ночью у Амина украла), затем — в последний момент — схватила ханыча за шиворот. И приставила клинок ему к горлу. А потом, не выбирая выражений, поинтересовалась:

— Ты что творишь, идиот?

Ну или как-то так.

А он дёрнулся, поцарапался, чуть протрезвел и с ненавистью на меня покосился.

— Пусти!

Остальные тоже от красавицы отвлеклись. У Алима что-то спросили, он бросил в ответ что-то, вроде: "Отвали". И то же самое, только на имперском сказал мне.

— Оглядись. — Мне пришлось сильнее прижать клинок к его шее, чтобы он стоял спокойно. Аж до крови. — Видишь мертвецов? А теперь скажи, откуда эта красавица здесь, по-твоему, появилась?

Алим нахмурился — видимо, какие-то мозги в его голове всё же остались.

А потом воскликнул:

— Ей наверняка нужна помощь!

Не, не остались…

Я глянула на красавицу. Она насмешливо наблюдала за нами.

— Ага. В дорогой одежде посреди реки, и подол у неё чистый, и рукава тоже. Наверное, она ещё и служанок с собой прихватила, когда на неё грабители напали, да? Или прямо здесь живёт. А что, место ведь хорошее. Тихо, лес, воздух свежий. Да? — Я болтала, и от моего голоса очарование ёкай словно рассеивалось. Тишина уже не давила так на уши, страх отпускал, а кочевники смотрели больше на меня, чем на красавицу. Правда без восхищения, но так и быть, переживу.

— Она не может быть чудовищем! — заявил в ответ Алим. Убеждённо так.

Святая наивность!

Я сунула ему в руку весло — отобрала у зазевавшегося солдата.

— Греби, дурак. Давай, валим отсюда! В отличие от тебя я утопленником быть не желаю, у меня дела в столице!

Алим морщился так, как будто ему было физически больно, но за весло всё же взялся. Только медленно, словно с трудом вспомнил, зачем оно.

Я забрала второе и — благо наши лодки были связаны — стала изо всех сил грести.

Красавица беззвучно смеялась, волосы её казались теперь змеями, и эти змеи грозились нас сожрать. Не знаю, какой ветер их развевал, но очень было похоже на ураган. Который, кстати, мешал двигаться и нам: воздух ударил в лицо, вода в реке взволновалась и стала толкать нас к берегу, даже водоросли как будто сильнее вцепились в днище. Мне почудилось, что кочки-мертвецы колыхнулись в воде, развернулись — и потянулись к нам.

Алим что-то крикнул солдатам. Они с явным трудом, очень медленно, но принялись грести.

Я стиснула зубы, сжала весло и подумала, что если течение всё-таки прибьёт нас к берегу, где стоит эта красотка, я — ей богу! — двину её веслом. И вот смогу, точно.

А когда стало совсем невмоготу — нам всем: пот ручьями тёк по лицу, мы из сил выбивались, пытаясь справиться с ненормальным ветром — я не выдержала и крикнула:

— Красавица, а не пошла бы ты… Обратно, домой, а?

— Как ты… можешь… — прохрипел Алим, с трудом работая веслом, — смотреть… на неё…

Я зло рассмеялась. И забывшись, ответила: