Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
«Вот показалась из-за рогожи другая голова, женская, розовая, фантастическая головка, достойная кисти Рафаэля, с детской полусонной, полупечальной, полурадостной, невыразимой улыбкой на устах: она прилегла на плечо старика так беспечно и доверчиво, как ложится капля росы небесной на листок, иссушенный полднем, измятый грозою и стопами прохожего, и с первого взгляда можно было отгадать, что это отец и дочь…»
Другая кибитка была совершенно раскрыта, и в ней находились две девушки, «две старшие дочери несчастного боярина. Первая сидела и поддерживала голову сестры, которая лежала у ней на коленях: их волосы были растрепаны, перси обнажены, одежды изорваны…» [257]
257
Лермонтов, т. VI, с. 109–110.
Далее повествуется о том, как происходило нападение на господский дом, как меньшая дочь, стоя за простенком, заряжала для мужчин ружья…
Желая насладиться видом
«Божественная, милая девушка! — начинается заключительная сентенция автора, — и ты погибла… один удар — и свежий цветок склонил голову!..» [258]
На эту сцену «равнодушно и любопытно» смотрит Вадим, чье «неуместное слово было всему виною» [259] .
Портреты старика и его дочерей «вписаны» в картину грозного веселия восставших, изображенного в живописной манере, напоминающей уже не Рафаэля, а контрасты, характерные для творчества Рембрандта:
258
Лермонтов, т. VI, с. 113.
259
Там же, с. 114.
«…началась пирушка… Сначала веселый говор пробежал по толпе, смех, песни, шутки, рассказы, все сливалось в одну нестройную, неполную музыку, но скоро шум начал возрастать, возрастать, как грозное крещендо оркестра: ход сделался согласнее, сильнее, выразительнее; о, какие песни, какие речи, какие взоры, лица, телодвижения, буйные, вольные! Какие разноцветные группы! яркое пламя костров, согласно с догорающим западом, озаряло картину пира…» [260]
Вернемся, однако, от живописного стиля романа и от его звукописи к историческим фактам, которыми располагал Лермонтов.
260
Там же, с. 111.
В селе Родниках Мокшанского уезда Пензенской губернии пугачевцы убили помещика Михаила Киреева «с сыном Киприаном и с верным шутом Вакою» [261] .
Дочь этого Киреева, Варвара Михайловна, доводилась родной бабкой другу Лермонтова, Святославу Раевскому, и, как написано в его «Объяснении», «оставшись сиротой во времена Пугачева, воспитывалась в доме Столыпиных, соседей своих по деревне, вместо с Елизаветою Алексеевною» Столыпиной, впоследствии по мужу Арсеньевой [262] .
261
«Записки М. Н. Киреева. Мой дед М. М. Киреев. Эпизод из пугачевского бунта». — «Русская старина», 1890, № 7, с. 3.
262
Н. Л. Бродский. M. Ю. Лермонтов. Биография, т. I. 1814–1832. М., ОГИЗ, ГИХЛ, 1945, с. 55. Ср. П. Е. Щеголев. Книга о Лермонтове, т. I. Л., «Прибой», 1929, с. 262.
Ясно, что Лермонтов не раз слышал эту историю, которая, таким образом, составляла часть семейной хроники столыпинского дома. Несомненно, что ему был известен рассказ об управляющем имением Тарханы, которое в ту пору принадлежало еще помещику Нарышкину. По словам П. Шугаева, «этот управляющий, Злынин, был… в Тарханах во время нашествия одного из отрядов Емельяна Пугачева, командир которого опрашивал крестьян, нет ли у кого жалоб на управляющего, но предусмотрительный Злынин еще до прибытия отряда Пугачева сумел ублаготворить всех недовольных, предварительно раздавши весь почти барский хлеб, почему и не был повешен» [263] .
263
П. Шугаев. Из колыбели замечательных людей. — «Живописное обозрение». 1808, № 25, с. 501.
«Штаб-квартира» этого отряда, возглавлявшегося крестьянином села Каменки Иваном Ивановым, находилась в лесу «Малиновом», между Тарханами и Чембаром [264] . Указывают и другие места, где был стан пугачевцев, — возле села Колдуссы, тоже недалеко от Тархан. В Колдуссах пугачевцы расправились с помещиком Барятинским [265] . Впрочем, сохранилось предание, что и в самих Тарханах под полом часовни «господа похоронены и что всех их Пугачев перебил еще в старину» [266] .
264
С. Петров. Пугачев в Пензенском крае. Пензенское областное издательство, 1950, с. 105.
265
Г. Нефедов. Пензенский край в творчестве М. Ю. Лермонтова. —
«Сталинское знамя», 1939, № 165.266
Н. Рыбкин. Материалы к биографии Белинского и Лермонтова. — «Исторический вестник», 1881, октябрь, с. 373.
Известно, что когда Лермонтов был ребенком, то, кроме Акима Шан-Гирея, у бабушки в Тарханах («чтобы Мишенька не скучал») воспитывалось около десяти мальчиков, в их числе, как пишет П. А. Висковатов, Николай и Петр Максутовы [267] .
Работающий инженером в Министерстве торговли СССР Виктор Иванович Соловьев, со слов тещи Л. П. Берг — внучки Петра Максутова, — рассказывал мне, что «Елизавета Алексеевна Арсеньева привозила Лермонтова в Нижний Ломов к мальчикам Максутовым», что имение их находилось возле Нижнего Ломова, а недалеко от него сохранились подземные ходы, вырытые еще во времена Пугачева.
267
Висковатов. Биография, с. 23.
Начав свой роман описанием сцены, происходящей на монастырской паперти, Лермонтов, очевидно, имел при этом в виду Нижне-Ломовский монастырь, находившийся верстах в пятидесяти от Тархан и с давних пор славившийся своею «нерукотворенною иконою божьей матери», которую местное духовенство с немалой для себя выгодою возило по городам и деревням Пензенской и даже соседних губерний — Тамбовской и Саратовской.
Монастырь этот расположен на высокой горе, в двух верстах от города Нижнего Ломова, близ деревни Норовка, лежащей под горой, за оврагом. «Обитель обнесена кругом каменною стеною, — повествует историк монастыря, — вход в обитель идет через большие ворота, называемые святыми, с изображением на них величественной картины Страшного суда» [268] .
268
[Архимандрит Гедеон]. Нижне-Ломовский Казанский второклассный мужской монастырь. Н.-Ломов, 1911, с. 6.
«Нищий стоял сложа руки, — пишет в своем романе Лермонтов, — и рассматривал дьявола, изображенного поблекшими красками на св. вратах…»; «Народ, столпившийся перед монастырем, — читаем дальше, — был из ближней деревни, лежащей под горой…»; «На полусветлом небосклоне рисовались зубчатые стены, башни и церковь…»; «…между царскими и боковыми дверьми был нерукотворенный образ…» [269] . Видно, Лермонтов действительно описал Нижне-Ломовский монастырь, который в летописях пензенского восстания 1774 года занимает особое и важное место.
269
Лермонтов, т. VI, с. 8, 60, 10, 57.
Когда отряд восставших крестьян, предводительствуемый крепостным Евстратовым, захватил Нижний Ломов, то «сам архимандрит Нижне-Ломовского монастыря Исаакий с четырьмя иеромонахами и двумя иеродиаконами вышел с крестом и иконами навстречу царскому полковнику. С городских колоколен раздавался звон, по улицам толпился народ с непокрытыми головами» [270] .
Как видно из показаний самого Исаакия перед судом, он «за страх смертный» о здравии Пугачева «молебен служил, а на эктиньях его, злодея, под именем покойного императора Петра III произносил» [271] . Поэтому, когда правительственные войска подавили восстание, Исаакий был лишен сана и монашества и сослан в Сканову пустынь, где и умер [272] . Но память об этом событии долго еще жила в пензенских помещичьих усадьбах. Долго еще поведение архимандрита Исаакия служило темою для обсуждений, тем более что торжественно встречали пугачевцев не в одном Нижнем Ломове. В Краснослободске пугачевцы «встречены были… с церковною церемониею иеромонахом Паисием» [273] , в Саранске — перепуганным архимандритом Александром, в Пензе — иеромонахами Исаией, Германом и Ионой [274] .
270
И. И. Дубасов. Очерки из истории Тамбовского края, вып. И. М., 1883, с. 87. Ср. Г. Н ефедов. Пензенский край в творчестве М. Ю. Лермонтова. — «Сталинское знамя», 1939, № 165.
271
Г. И. Петерсон. Пугачевщина в городах и уездах Пензенской губернии. — «Справочная книга Пензенской, губернии на 1899 год», с. 158.
272
Архимандит Евпсихий. Историко-статистическое описание Нижне-Ломовского Казанского второклассного мужского монастыря. Пенза, 1891, с. 35 и 42. Ср. «Русский биографический словарь», том «Ибак — Ключарев», с. 140.
273
И. И. Дубасов. Очерки из истории Тамбовского края, вып. II, с. 86.
274
Г. И. Петерсон. Пугачевщина в городах и уездах Пензенской губернии, цит. изд., с. 163.