Лес Мифаго

Я сел и уставился на очень подробную карту, расстеленную на его столе. Человека звали Гарри Китон, и, насколько я знал, во время войны он много летал. Шрам от ожога завораживал и, одновременно, ужасал, и он носил его с гордостью, как медаль, хотя гротескная отметка должна была мешать ему.

Я с любопытством разглядывал его, он с не меньшим на меня, и через несколько мгновений нервно засмеялся. — Меня не каждый день просят ссудить самолет. Фермеры, иногда, если хотят посмотреть на фотографии своих домов сверху. И археологи, конечно. Эти всегда хотят закат или рассвет. Тени от солнца, понятно? Тогда лучше видны отметины на полях, старые фундаменты, и все такое… но вы хотите пролететь над лесом… верно?

Я кивнул, хотя и не мог показать на карте, где находится имение Райхоуп. — Это лес недалеко от моего дома, достаточно большой. Я бы хотел пролететь над его серединой и сделать пару фотографий.

Китон заметно помрачнел. Потом, однако он улыбнулся и коснулся пальцем обожженной челюсти. — В последний раз, когда я летал над лесом, по мне выстрелил снайпер — возможно лучший выстрел в его жизни — и сбил меня. Это было в 43-ем. Тогда я летал на «Лайсендере». Отличная машина, очень легкая в управлении. Но этот выстрел… прямо в топливный бак и взрыв. Вниз на деревья. Мне еще повезло. Так что я не люблю лесов, мистер Хаксли. Но, будем надеяться, в вашем нет снайперов. — Он дружески улыбнулся, и я улыбнулся ему в ответ, не желая признаться, что не могу этого пообещать. — Где в точности находится ваш лес? — спросил он.

— Он принадлежит имению Райхоуп, — ответил я, склонился над картой и мгновенно нашел имя. Однако, довольно странно, на карте не был указан лес, только прерывистая линия показывала границы огромного поместья.

Я выпрямился, и Китон как-то по-особому посмотрел на меня. — Он здесь не отмечен, — сказал я. — Странно.

— Очень странно, — отозвался Китон таким тоном, как будто констатировал факт… или что-то знал. — Насколько он велик? — спросил он, не сводя с меня взгляда.

— Очень большой. Периметр больше шести миль…

— Шесть миль! — воскликнул он, потом слегка улыбнулся. — Да это не лес, а целая лесная страна!

Потом он замолчал, и я убедился, что он что-то знает о райхоупском лесе. — Но вы, наверняка, уже летали недалеко от него. Вы же один из пилотов.

Он быстро кивнул и бросил взгляд на карту. — Да. Вы же видели меня, верно?

— Верно, и вы подали мне мысль посмотреть на лес сверху. — Он ничего не ответил, только с хитрецой посмотрел на меня.

— Наверняка вы тоже заметили аномалию, — продолжил я. — И на карте ничего не обозначено…

Гарри Китон, не обращая внимания на намек на себя, поиграл карандашом. Внимательно изучив карту, он посмотрел на меня, потом опять на карту и сказал: — Я не знал, что средневековый дубовый лес такого размера не нанесен на карту. Это окультуренный лес?

— Частично. Большая часть, однако, совершенно дикая.

Он откинулся на стуле; шрам от ожога слегка потемнел и мне показалось, что он сдерживает растущее возбуждение. — Это само по себе потрясающе, — сказал он. — Лес Дина тоже велик, конечно, но там лесников больше, чем кабанов. Однако в Норфолке есть дикий лес, я в нем был… — Он заколебался и слегка нахмурился. — Есть и другие. Все маленькие, которым разрешают быть дикими. Никто из них не тянет на лесную страну.

Мне показалось, что он едва сдерживается. Он опять изучил область поместья Райхоуп, и, как мне показалось, почти неслышно прошептал: «Значит я был прав…»

— Так вы можете помочь мне? — не выдержал я.

Китон подозрительно взглянул на меня. — А почему вы так хотите полетать над ним?

Я начал было рассказывать ему, но оборвал себя. — Мне бы не хотелось, чтобы об этом говорили…

— Я понимаю.

— Мой брат где-то там, внутри. Много месяцев назад он решил исследовать лес, и до сих пор не вернулся. Я не знаю, жив ли он, но я хотел бы понять, можно ли его увидеть с воздуха. Я понимаю, что вам это кажется странным…

Китон погрузился в собственные мысли. Он побледнел, весь, за исключением шрама. Потом внезапно опять посмотрел на меня и тряхнул головой. — Странным? Ну… да. Но я могу полетать там. Но вам это обойдется в приличную сумму. Все горючее за ваш счет.

— Сколько?

Надо было пролететь всего миль шестьдесят, но он назвал такую сумму, что у меня кровь отхлынула от лица. Но я согласился и с облегчением услышал, что больше не за что платить не надо. Он сам полетит со мной, сфотографирует райхоупский лес и добавит к карте, которую составляет. — Все равно это надо будет сделать, раньше или позже. Но я смогу полететь с вами только завтра, после двух часов дня. Согласны?

— Отлично, — ответил я. — Увидимся здесь.

Мы пожали друг другу руки. Уходя из офиса, я оглянулся. Китон неподвижно стоял у стола, глядя на карту; я заметил, что его руки слегка тряслись.

* * *

Раньше я летал только однажды, на старой, пробитой пулями Дакоте. Мы летели четыре часа, через грозу, и в конце концов приземлились на взлетно-посадочной полосе в Марселе, на спущенных шинах. Я плохо помню, что там происходило, потому что был в полубессознательном состоянии. Меня эвакуировали, с большими сложностями, туда, где я мог восстановиться от пули, попавшей мне в грудь.

Так что полет на Персивале Прокторе стал, можно сказать, моим первым небесным путешествием; и когда хрупкий самолетик накренился и почти подпрыгнул в воздухе, я покрепче вцепился в поручни, закрыл глаза и начал сражаться с желанием внутренностей выпрыгнуть из горла.

Не думаю, что когда-нибудь меня так тошнило, и я не понимаю, как я ухитрялся сидеть. Каждые несколько секунд самолетик встряхивало — Китон называл это термальным ударом — и мое тело стремилось расстаться с желудком; невидимые пальцы хватали Персиваль и с ужасающей скоростью швыряли вверх или вниз. Крылья гнулись и скрипели. Клянусь, пока самолетик сражался с бездушной природой, я, несмотря на шлем и наушники, слышал жалобы алюминиевого фюзеляжа.

Мы сделали над аэродромом два круга, и только потом я рискнул открыть глаза. И я немедленно перестал понимать, где нахожусь, потому что в боковое окно увидел не далекий горизонт, а землю с фермами. Голова закружилась, к этому добавилась мысль, что я нахожусь на высоте несколько сотен футов над землей; ничего удивительно, что тело никак не могло совладать с силой тяжести. Потом Китон резко накренился вправо — приступ паники! — и самолет заскользил на север; яркое солнце мешало смотреть на запад, но, с трудом глядя через холодное, запотевшее от тумана стекло, я различал поля и группы блестящих белых зданий — деревушки и городки.

— Если вас затошнит, — голос Китона резанул по ушам, — рядом с вами есть кожаный мешочек, видите?

— Я в порядке, — ответил я, чувствуя рядом спасительный мешок. Самолет сражался со встречным ветром, и, казалось, какие-то мои части то поднимаются к самому горлу, то опять падают, схваченные своими товарищами-органами. Я посильнее вцепился в мешок, рот наполнился противной едкой слюной, к горлу подкатила тошнота. И очень быстро — и очень униженно — я выплеснул содержимое желудка в мешок.