Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе

Временами река, должно быть, покрывала всю равнину, простирающуюся от Миссури на юг, а нынешний континентальный шельф от Флориды до Техаса, как можно предположить, представлял собой сплошную болотистую низменность. Самая высокая местность этого района, вероятно, была усеяна своеобразными соляными куполами, разбросанными теперь на шельфе между Техасом и Луизианой. Огромная, в 300 километров шириной, дельта, от которой остались насыпи, протоки, бугры и каналы, прослеживается на наружном участке шельфа. Многие из этих образований едва различимы; их контуры стерлись в результате эрозии, образования отложений, которыми сопровождался подъем уровня моря, а позднее — и под действием подводных течений. Широкая долина — Миссисип-ская впадина, — врезавшаяся почти на 30 километров в шельф и уходящая в глубину моря, вероятно, представляет собой почти целиком заполненный осадками крупный подводный каньон. Далеко за шельфом протянулось еще более впечатляющее образование, живее всего напоминающее о былом величии и славе реки, — так называемый Миссисйпский веер, или конус. Площадь его составляет 216000 квадратных километров. Он образован отложениями, которые плавно спускаются в виде узкого языка в глубь залива. В северно-восточной части залива этот веер похоронил под собой большую часть континентального склона, до широты юга Флориды. Многие геологи теперь считают, что веер в основном образовался быстро и относительно недавно, в период таяния ледников.

В нынешние времена река стала вести себя более степенно. Но и сегодня она несет свыше 14,5 миллиона литров воды в секунду — величина, достаточная для того, чтобы заполнить водохранилище Нового Орлеана за две с половиной минуты. Во время весеннего пика Миссисипи проносит до 45 миллионов литров воды в секунду. Иначе говоря, более 70 % всей пресной речной воды, поступающей в прибрежные воды Соединенных Штатов, обязано стоку Миссисипи.

В 150 километрах южнее Галвестона, штат Техас, на широкой подводной равнине поднимается остроконечный холм, соляное основание которого уходит очень глубоко. Его вершина отстоит от поверхности моря всего на 30 метров. Этот холм находится у кромки шельфа; его склоны круто опускаются на глубину свыше 100 метров. Хотя его вершина, имеющая форму неправильного овала, достигает почти километра в длину, этот холм не отмечен на навигационных картах. Его прекрасные сады, кишащие рыбами, существуют в полной неизвестности всего в нескольких метрах под килем проходящих над ним крупнейших кораблей мира. Сама эта возвышенность ничего особенного собой не представляет — таких в северо-западной части залива много. Но благодаря своему местоположению, красоте, многообразию жизни и все еще первозданной среде она может рассматриваться одновременно и как символ, и как своеобразное введение в естественную историю континентального шельфа этого района.

Рядом с холмом проходит медленное течение, несущее со стороны Юкатана и открытого моря разнообразные пелагические организмы. Сила течения, изобилие и многообразие его жителей меняются из года в год и от сезона к сезону. По мере того как воды течения минуют холм, последний взимает с него дорожный сбор с помощью миллионов сборщиков, которые очищают море от переполняющего его планктона. Освобожденное от изрядной доли своего живого груза, течение одновременно обогащается за счет членов специфической семьи, населяющей холм. Здесь начинают жизнь икринки, споры и личинки, отсюда отправляются они в свои скитания по северной части Мексиканского залива. Для большинства планктонных организмов их путешествие кончается очень быстро. Опасностям, угрожающим их жизни, нет числа; каждый отдельный индивидуум имеет ничтожные шансы выжить, тем не менее из поколения в поколение сохраняется достаточно особей для непрерывного воспроизводства вида. Однако в современную эпоху можно поручиться только за само течение. Его путь ведет в уникальный по своим биологическим и геологическим, физическим и химическим свойствам уголок океана, в море изобильного многообразия.

II. Следы в море

В западной части залива течения имеют тенденцию направляться на север. Бывает, что их ответвления движутся в сторону берега, неся свои дрейфующие сообщества вдоль побережья Техаса. Случается, за планктоном увязывается рыба, и тогда в водах Техаса и иногда Луизианы летом появляются тропические виды.

На эти берега попадают также выбрасываемые морем плавающие водоросли — Sargassum [18] . Пучок желтых "листьев" с пильчатым краем и небольшие кожистые плавательные пузыри могли появиться на свет в далекой Атлантике, восточнее Бермудских островов, и проплыть кружным путем до Карибского моря, а оттуда пронестись в западный район Мексиканского залива. Выброшенные на техасские берега водоросли несут в себе почти те же самые замаскированные сообщества животных, путешествующих в попутных течениях, что и обрывки Sargassum'a, которые проносит Гольфстрим вдоль атлантических пляжей от Флориды до мыса Кейп-Код.

18

Род Sargassum относится к группе бурых водорослей. В Саргассовом море обитает два вида плавающих саргассумов, лишенных ризоидов и других прикрепительных образований. — Прим. ред.

Время от времени движущиеся на север от Мексики течения переносят огромные выводки личинок, появившихся в результате массового нереста какого-нибудь существа на континентальном шельфе. Одним из самых известных жителей этого района является креветка из семейства Penaeidae, которую биологи называют Penaeus aztecus, или коричневая креветка. «Коричневенькие», как их прозвали рыбаки, вместе с другими двумя видами — белой креветкой (Penaeus setiferus) и розовой креветкой (Penaeus duorarum) — являются объектом наиболее усиленного промысла в заливе. Все эти три вида, встречающиеся па Атлантическом шельфе умеренной зоны в небольших количествах, представлены исключительно обильно в Мексиканском заливе. Из них P. aztecus занимает первое место в статистике улова для большей части побережья залива, более того, его добыча составляет основу промысла в Мексиканском заливе.

Нерестятся креветки в центральном участке шельфа, возможно, вблизи одного из куполообразных соляных холмов. Как только тусклый подводный пейзаж окутывает тьма, из песка, в котором они провели весь день, как будто поднятая по тревоге, появляется стая коричневых креветок. Еще совсем недавно эта песчаная равнина на глубине 60 метров казалась совершенно безжизненной. Только приглядевшись очень внимательно, можно было бы обнаружить присутствие креветок. Вот от легкого дыхательного движения, производимого каким-то скрытым от глаз существом, чуть заметно сдвигается в сторону песчинка или две. Там пара изящных усиков, выглядывающих из песка менее чем на два миллиметра, периодически подергиваются, чтобы получить свежую информацию о происходящем в простирающемся над ними море; здесь, как выпуклый перископ, смело высовывается глазной стебелек, но он так же незаметен на огромном пространстве шельфа, как только что поднявшийся росток. А через несколько часов в беспросветной темноте подводной ночи дно оживляется. Кругом неслышно бурлит жизнь, занятая отправлением своего самого важного биологического ритуала.

Крохотные икринки начинают выходить во мглу. Как облака, а каждая самка откладывает от нескольких десятков до сотен тысяч икринок, медленно сносятся они вниз по течению. По мере того как густые скопления дрейфующих икринок пересекают обманчиво ровное пространство, они постепенно рассеиваются. Для роя икринок песчаная складка на их пути равносильна встречe с горной цепью, вызывающей турбулентность в атмосфере, а плывущую мимо рыбу можно сравнить со шквалом, после которого на воде еще долго остаются воронки и водовороты.

Примерно через двенадцать часов внутри каждой икринки совершаются большие изменения. В ответ на усилия крошечной новорожденной протокреветки, получившей название науплиус, тонкая оболочка яйца начинает разрушаться. Это существо напоминает небольшое кургузое насекомое с одним-единственным, как у Циклона, крошечным коричневатым глазком и грушевидным тельцем, от которого наподобие коротких побегов отходят три пары плавательных конечностей. На конце каждой ножки находится пучок длинных волосков, помогающих науплиусу при движении, так как силенок ему еще не хватает. Когда наблюдаешь за науплиусом в капле воды под микроскопом, кажется, что он плавает с помощью старой истрепанной метелочки. Прокладывая себе путь в воде, это существо развивает максимальную скорость, двигаясь толчками. Однако по сравнению с затраченными усилиями науплиус движется безнадежно медленно и часто останавливается для отдыха.

Подобно многим другим окружающим их пловцам, науплиусы фактически бесцветны и прозрачны. Это надежно защищает их от хищников, ориентирующихся с помощью зрения. Очень вероятно, что жители мира планктона обладают и многими прочими приспособлениями и инстинктами, которые используются ими как для оборонительных, так и для агрессивных целей. Успех удара и контрудара, преследования и уклонения от встречи с противником, может быть, всецело зависит от способности обнаруживать едва заметные волны рассекаемой при чьем-то движении воды или остающиеся позади кого-то крошечные водовороты, бесконечно малые перепады температуры, электрические излучения и различия в запахе, который исходит от хитинового жала или отстоящего от пего на какой-нибудь миллиметр уязвимого участка тела.

В своем большинстве личинки креветок живут очень мало. Те из них, кто плывет на средней глубине и в поверхностных слоях воды, становятся жертвами других планктонных путешественников, а оказавшиеся у дна подвергаются еще и другим опасностям. Зияющие ловушки-сифоны засасывают их под поверхность песка, где их поедают черви, двустворчатые моллюски и даже некоторые живущие в песке ракообразные.

В этих местах повсюду со дна поднимаются обширные заросли горгонарий и морских перьев. И те, и другие — кишечнополостные животные, относящиеся к группе восьмилучевых кораллов. Это живые ловушки, обжигающие щупальца которых парализуют жертву при первом же прикосновении. И морские перья, и горгонарии, подобно известковым кораллам, представляют собой колонии, состоящие из огромного количества отдельных особей — полипов. Внешне морское перо Renilla, называемое иногда морской фиалкой, действительно очень похоже на красивый цветок. Поддерживающая ножка несет дисковидную лопасть из мягкой ткани, на которой располагаются полипы. Днем, когда полипы сокращены, верхняя поверхность коралла выделяется своей яркой окраской — обычно это красивый пурпурный или фиолетово-пурпурный цвет. Но ночью та же поверхность принимает вид гофрированного кружева, отдаленно напоминающего наложенные друг на друга геометрические фигуры. Распускаясь и покрывая весь пурпурный диск, полипы, всегда имеющие по восемь щупалец, образуют сплошной переплетающийся покров. И колония становится белой, как привидение. Шевеля своими многочисленными щупальцами, эта прозрачная смертоносная паутина поджидает крохотных пловцов. Полипы выполняют две функции, к которым они очень хорошо приспособлены, — поймать пищу и переварить ее. Они обладают мягкими эластичными стенками, и, когда охота идет хорошо, каждый полип Renilla ловит своими щупальцами и заталкивает в желудочную полость десятки только что вылупившихся науплиусов креветок.

В течение одной недели гибнет 80 % молоди креветок. Но зато оставшиеся личинки претерпевают за это время несколько линек, сопровождающихся ростом и изменением формы. Подобно своим родственникам омарам, молодь креветок в своем развитии проходит через ряд внешне непохожих друг на друга стадий, но метаморфоз их отличается большей сложностью.

Менее чем за два дня науплиусы линяют четыре раза, вырастая за это время примерно от 0,3 до 0,6 миллиметра в длину. После пятой линьки эти похожие на паучков существа неожиданно начинают щеголять заметно удлиненным «хвостом» и увеличенной «головой», оснащенной новыми шипами и щетинками. Если пренебречь парой впервые появившихся сложных круглых глаз, все животное на этой стадии напоминает ершик для мытья бутылок. Любопытно, что личинка креветки, теперь называемая протозоеа, похожа на личиночную форму крабов (зоеа) и имеет некоторое сходство с самыми молодыми личинками омаров.