Лесковское ожерелье
Шрифт:
Разгадка этой бурной драмы проста: осенью 1868 года, когда она разыгрывается, роман Лескова уже лежит в «Русском вестнике». А если не весь роман, то готовые к тому времени части. А если не все готовые к тому времени части, то некоторые, но с полной ясностью общего замысла.
Почему на это пошел Лесков, понятно: он чувствует ненадежность кашпиревского журнала и боится очередного крушения. Менее понятно решение Каткова: он принимает к немедленной печати отрывок из романа. Это все те же «Плодомасовские карлики» — вечные разведчики лесковской хроники, мелькавшие в «Литературной библиотеке» и теперь печатающиеся у Тиблена во втором томе лесковских рассказов (вот-вот выйдет). Зачем Каткову вырывать этот эпизод и из плодомасовского
Есть основания. Катков хочет связать Лескова. Делает он это осторожно, тактично: через посредников, через Любимова и Щебальского. В «Русском вестнике» спокойны, Лесков же, напротив, нервничает. Сохранилась его паническая записка к Любимову, без даты (видимо, январь 1869-го): «Усердно прошу… безотлагательно… два слова… идут ли „Божедомы“ (то есть „Карлики“. — Л. А.)в феврале? Если нет, то, бога ради, возвратите их мне, — иначе я в ужасном положении. Пожалуйста, напишите скоро.Я расстроен даже до болезни…»
Много лет спустя в этой истории разберется Андрей Лесков: в «Русском вестнике» давно уже присматриваются к талантливому автору, изгнанному из левой журналистики. Намечающийся альянс странен; придет время — и Катков без колебаний расстанется с Лесковым: «Он совсем не наш!» — Лескову эти слова передадут, и он с ними спорить не станет. Но это будет несколько лет спустя, а сейчас…
В начале марта появляется «Русский вестник» с «Плодомасовскими карликами».
В начале июня появляется очередная лесковская статья в «Биржевых ведомостях» — бесподписная, но от этого не менее красноречивая; Лесков задает своим противникам следующий риторический вопрос:
«Действительно ли… сотрудники… „Дела“ и „Недели“ — все люди особой честности, какой сотрудники других изданий достигать не могут, или же возможно, что честный человек случайно забежит и в „Сын отечества“, и в „Русский вестник“?»
Подбор названий вполне точен: честный человек уже забежал именно в эти издания: в «Сыне отечества» только что появились «Старые годы…», в «Русском вестнике» — «Плодомасовские карлики».
Только мало кто из «порядочных людей» верит, что честный человек может забежать в «Русский вестник» случайно.
В августе 1869 года петербургский окружной суд слушает дело о тяжбе надворного советника Кашпирева с надворным советником Лесковым. Первого в зале нет, второй присутствует. Судоговорение ведут доверенные лица: поверенный и стряпчий. В ходе состязания сторон обнаруживается, что истцы хотят совсем не того, чего они требовали в своих заявлениях: Кашпирев, который жаловался, что Лесков взял задаток и не дает романа, оказывается, вовсе и не хочет этот роман брать; Лесков же, который требовал от Кашпирева всех обещанных денег и изъявлял готовность роман дать, — романа отнюдь не дает, денег не хочет и даже готов вернуть аванс. Такова жизнь: судятся литераторы.
Председатель суда возвращает слушание в юридические рамки и спрашивает, удовлетворятся ли стороны, если Лесков вернет Кашпиреву деньги, или со временем это сделает издатель, который примет роман к печати.
Доверенный человек Кашпирева отвечает:
— Да это бы можно, но какие будут гарантии?
Встает Лесков:
— У книготорговца Базунова есть моих книг на пять тысяч рублей.
— Это не гарантия. Книги ваши не расходятся у Базунова.
— Это никто не может сказать… — теряется Лесков. — Я дам векселя… Я предлагаю
книги мои…— Ваши книги не идут! — повторяют ему.
— Разве от прикосновения к господину Кашпиреву исчезла и тень моего таланта, даже врагами признанного?!
Председатель суда:
— Так вы отказываетесь от вашего иска?
— Я не юрист, я боюсь произнести слово… Я готов уплатить… Все, что могу сделать, я готов. После убытков, после тех тяжких оскорблений, которые нанесены мне…
Суд удаляется на совещание.
Решение: обоим отказать, судебные издержки разложить поровну, по три рубля с каждого.
Взбешенный этим решением, Лесков садится писать открытое письмо. Информация о слушании дела, появившаяся наутро в «Судебном вестнике», подливает масла в огонь.
«…Что касается до моего встречного иска, — пишет Лесков, — то он был вынужден единственно назойливостью противной стороны, которая… имела от меня еще с осени прошлого года предложение получить… в возврат свой задаток… векселями не платящих мне за старые работы редакторов гг. Боборыкина и Достоевского…»
Это верно: Боборыкин так и не рассчитался за «Некуда», Достоевский — за «Леди Макбет…». Наверное, это не секрет для узкого литературного круга. Однако упоминание имен в такойситуации есть некоторый вызов, и если с Боборыкиным отношения покончены, то с Достоевским все это еще будет иметь психологические последствия. Лесков о том не задумывается. Он уязвлен «Судебным вестником»:
«…Я не 12 августа заявил это на суде, как сообщает о том „Судебный вестник“, а я с прошлой осени ищу такой развязки и не мог ее найти потому, что г. Кашпирев до сих пор, пока нас с ним рассудил суд, все стремился продать мой письменный стол и табуретку. Н. Лесков».
Письмо появляется в «Биржевых ведомостях» 14 августа. Через два дня «Судебный вестник» отвечает публикацией протокола заседания (включая вышеприведенный диалог). Еще некоторое время спустя газета в специальном юридическом комментарии объясняет литераторам, что один из них покупает у другого не роман,а лишь правоопубликовать роман, то есть не вещь, а лишь символическую возможность, которую не разделить на кусочки. Юридическая некомпетентность обоих истцов-ответчиков, замечает газета, превращает их тяжбу из серьезного спора в литературную полемику.
Судебное дело на этом заканчивается.
Литературная полемика продолжается.
Кашпирев устраивает экспертизу: подтвердить, что «Карлики», изъятые из романа, составляют его существеннуючасть. К ответу призваны два соредактора «Зари». Страхов уклоняется, Клюшников — подтверждает. (Клюшников… автор «Марева», писаревская жертва, соучастник «антинигилистических» походов… «Прохитное дрянцо, которое я же выписал и втер в редакцию…» — заметьте лесковскую характеристику, у нас еще будет случай вспомнить ее.)
Всю зиму Лесков вынашивает состав встречного трибунала. Алексей Толстой? Скабичевский? Может быть, тот же Страхов? Лесков пишет Суворину полное казуистики письмо, где просит своего давнего, со времен еще «Сальясихи», соратника (во времена «Некуда» — ядовитого клеветника, еще совсем недавно, во времена «Больших браней» — лютого оппонента, а теперь «коварного, но милого благоприятеля») — просит Лесков Суворина, чтоб тот уговорил Стасюлевича быть третейским судьей (Стасюлевича! Того самого, который в числе других отцов Литфонда не дал Лескову ссуды) — теперь же уговорить его, чтобы Стасюлевич опроверг лжеца (то есть Кашпирева), нагло объявившего существеннойчастью романа «анекдотик, не имеющий с романом никакой связии даже подлежащий изъятию в расчетах конкретности главной нити…».