Лесная герцогиня
Шрифт:
– Эй, осторожней, не устрой там пожар! – раздался громкий голос кого-то из сопровождавших его.
– Вряд ли здесь кто-то есть. Видимо, она уже вернулась во дворец.
Эмме этот голос показался знакомым, и она невольно пошевелилась, но Ролло лишь сильнее прижал ее к себе, и она замерла. Отсвет пламени исчез, однако они еще какое-то время различали голоса, слышали, как воины обсуждали, продолжать ли поиски или вернуться к остальным. Потом наступила тишина.
Эмма слабо перевела дыхание.
– Слава Создателю! Страшно подумать, какой бы разразился скандал, если бы нас тут обнаружили. Ренье ведь столь подозрителен и щепетилен в вопросах семейной чести. Он бы сразу стал сомневаться, что моя дочь…
Она
Она вдруг встрепенулась, когда губы Ролло скользнули у нее по щеке.
– Ролло! – Она даже уперлась руками ему в грудь, пытаясь отстраниться.
Но он не отпустил ее. Разве не об этом он мечтал, вот так обнять ее в тихом уголке, где им никто не помешает. Все ушли, оставив их в покое. Его и ее. И он прижимает ее к себе. И не обращая внимания на ее слабые попытки освободиться, он покрывал нежными поцелуями ее лицо, искал губами губы и приникал к ним жадно, словно хотел выпить ее дыхание, что-то шептал между поцелуями. Отпустить ее… Сейчас, когда он вновь нашел ее, это казалось выше его сил. Он чувствовал, что словно поток сладостного тепла распространяется по всему телу. Он заново восхитился тем, как безумно его всегда влекло к ней. Все эти годы. И вот она здесь, и, задыхаясь от почти безумного желания, он стал торопливо расстегивать заколку ее плаща, покрывал бесчисленными нежными поцелуями ее лоб, глаза, щеки, повалил ее, не выпуская из объятий.
Но для Эммы все это было слишком неожиданно. Рождественская ночь, потрясение от встречи с Ролло, страх быть обнаруженной… и вот теперь лихорадочная страсть.
– Ролло, ты с ума сошел… Да отпусти меня! Ты ведешь себя со мной, как с девкой. Вспомни, мы в храме божьем, и я – жена Ренье.
Последние ее слова были заглушены таким неистовым поцелуем, что у нее перехватило дыхание. Его рот смял ее губы, и в этом поцелуе вырвалось наружу все то, что таилось внутри его в те бесконечные ночи и дни, какие он провел без нее, вдали от нее. И она сейчас смеет говорить ему о своем муже! Кровь закипела в его жилах, воспламененная неожиданной ревностью. Его восхитительная рыжая Птичка – жена другого! Нет, он докажет ей, что никто не может стоять меж ними, они сейчас только вдвоем, они созданы друг для друга и она нужна ему… так нужна!
– Ролло… Ныне ведь святая ночь… Это грешно…
Но Эмма уже уступала. Он расстегнул ее ворот, и по ее телу прошла дрожь, когда его рука коснулась ее груди. Эта крепкая рука, которая ласкала ее грудь, отняла у нее последние силы к сопротивлению. Да и зачем было сопротивляться? Разве она не мечтала об этом мгновении, даже когда мрак и отчаяние захлестывали ее. Он и она… Немыслимо! И тем не менее, словно впервые за все эти годы, Эмма почувствовала, что она молода, почувствовала нетерпеливое желание жить и любить. И наслаждаться.
Ее словно закружил какой-то вихрь, исчезло все реальное, забылось то холодное равнодушие к собственному телу, что таилось в ней после насилия людьми Гизельберта. Призраки, бередившие ее душу, пропали. Сейчас в целом мире для нее существовал только он, и она сама потянулась к нему, обняла, запустив пальцы в его волосы, ответила на поцелуй с такой же страстью, как и его страсть.
Жаркая волна поднялась из глубин ее души, сметая все преграды, заставляя ни о чем не думать. Она перестала воспринимать окружающее, полностью отдавшись восторгу, который вызывали в ней его ладони, ласкавшие ее под одеждой. Они лежали бог весть где, среди мрака, на сброшенных плащах, и когда Ролло расшнуровал ее платье и стал
целовать ее шею, грудь, живот, она тихо застонала, изгибаясь под его губами. Он на миг застыл, зачарованный ее ожившей чувствительностью.– Эмма…
– Будь со мной, – зашептала она и с обычной для нее дерзкой мольбой потянула его к себе.
Он слабо различал во мраке блеск ее глаз, чувствовал под рукой биение ее сердца. И она застонала, когда он вошел в нее.
– Да, – прошептала она. – О да!
Она непроизвольно двинулась ему навстречу. И он погрузился в нее, отдавая и беря. Отдавая без остатка и беря ее всю целиком. Это было как бред, как лихорадка, как безумие. Но до чего же это было великолепно!..
Потом они лежали, не в силах пошевелиться, не произнося ни слова, слишком восхищенные и счастливые, чтобы говорить. Эмма словно заново различила темные силуэты толстых балок, сероватый свет, льющийся сквозь щели в полу, гул голосов из нефа. Они были в соборе, в божьем храме, во все той же рождественской ночи, которая пообещала и преподнесла ей самое большое чудо в жизни. Эмма словно с удивлением замечала убогость их обиталища любви, холод, свою измятую, запыленную одежду. Как по-варварски это было, но как прекрасно!..
Ролло словно прочитал ее мысли:
– У нас все не по традиции – но всегда отменно. Помнишь, тогда, зимой в лесу, когда мы зачали Гийома?
«Или в книгохранилище, после чего появилась Герлок».
Но она поспешила прогнать это воспоминание. И, мягко освободившись из его объятий, Эмма стала приводить в порядок одежду, поправлять растрепавшиеся волосы. С удивлением обнаружила, что золотая диадема все еще у нее на голове. Дивно, как она смогла удержаться после того урагана, что налетел на них.
– Куда ты?
Она ласково взлохматила ему волосы.
– Меня могут хватиться. А мне не нужен скандал. Ведь скоро обручение моей дочери.
Почувствовала, как он сжал ее руку.
– Но разве теперь… Разве ты не моя? Разве не хочешь вернуться со мной в Нормандию?
Она едва не задохнулась. Вернуться домой… В Нормандию. Уехать с Ролло.
И все же она уже не была той Птичкой, которая летела за ним без оглядки. Жизнь научила ее ценить то, чем она владела. А она была герцогиней Лотарингской, королевская родня признала ее, и она должна помнить о высоте своего положения и тех обязанностях, какие дает это положение. И ее дочь должна унаследовать лучшее в Европе герцогство. Эмма не могла отречься от всего этого даже ради Ролло. Да и поняла, что не захочет, как ранее, целиком зависеть от его воли. Она научилась быть самостоятельной.
Однако чувствуя на себе взгляд Ролло, понимала, что теперь, когда он нашел ее и узнал, что любим по-прежнему, он не отпустит ее. И у него была сила пойти против всего и вся и увезти ее. Даже, может, и против ее воли. Но противилась ли она? Она просто научилась находить выгоду в сложившихся обстоятельствах. И ей нужно было и сохранить Ролло, и сделать Герлок принцессой Лотарингской. Ведь лучшего положения для ее дочери не мог предложить и он – владыка Нормандии.
– Ты забываешь, Ру, у меня есть супруг и дочь, я не могу так просто сказать тебе «да». У меня есть мой долг, и ты, который так чтит свой долг, должен согласиться со мной, должен понять меня.
– Дочь, супруг… – проворчал он. – У тебя еще есть я и Гийом. И есть долг перед нами.
«От которого ты сам меня освободил когда-то», – спокойно подумала Эмма. Встала.
– Мне надо идти.
– К Ренье? Оставь его. Всем известно, что он уже не жилец. А я тут, рядом, и предлагаю тебе корону Нормандии.
Он тоже встал, привлек ее к себе.
– Ты согласна стать моей женой, Эмма? Согласна венчаться со мной по христианскому закону?
У нее даже закружилась голова. О чем еще она может мечтать? Но она не позволила сладкой мечте пленить себя.