Лесной бродяга (рассказы и повести)

Это был естествоиспытатель в лучшем смысле этого слова, вовсе не из тех ученых педантов, для которых все естествознание сводится к классификации костей или зубов. На него рассказ о Хорнере произвел сильное впечатление. Прежде чем Хорнер успел вполне определенно решить, раздобыть ли ему приказ об освобождении своего пленного друга или совершить кражу со взломом клетки, пришла бумага, приглашавшая его на переговоры в контору председателя.

Весь сияющий ушел Хорнер с этого свидания. Теперь он убедился в том, что здесь, в городе, как и у него на родине, можно найти сердечных и разумных людей. Он согласился уплатить обществу столько, сколько могла стоить замена пленника другим экземпляром того же рода. И в кармане он держал приказ – немедленно выдать орла ему на руки.

С восхищением он смотрел, как искусно сторож справился с опасным пленником, отделавшись в этой короткой схватке лишь царапиной. Величественную птицу связали бесцеремонно, как индюка. Надев ей на голову колпак, опутав злобные когти и крепко завязав крылья, парившие некогда в небесной глубине, ее передали избавителю. Хорнер завернул орла в одеяло и понес под мышкой, словно узел со старой одеждой.

За окраиной города Хорнер еще раньше заметил высокий скалистый холм, стоявший особняком и показавшийся ему подходящим для намеченной им цели. Он нанял городской экипаж и около часа ехал вперед с узлом на коленях. Мало кто мог бы представить себе, сколько поэзии, свободолюбия и воспоминаний скрыто было в этом обыкновенном свертке на коленях человека с сухощавым лицом и серыми глазами. У подножия холма, среди пустынного и неровного выгона, Хорнер сошел с экипажа. Он направился к скалистому склону тропинками, протоптанными козами, через обнаженные овраги и изрытые горные кряжи. И наконец достиг одинокой крутой скалы. Отсюда видны были в отдалении лишь крыши домов, мачты и мосты, а где-то далеко-далеко ярко сверкало море.

Это место понравилось ему. На вершине скалы он осторожно освободил своего пленника из пут и, выпустив его на волю, отскочил назад с почтением и любопытством на лице. Огромная птица села, выпрямившись, потом наполовину приподнялась и распустила крылья как бы для того, чтобы восстановить равновесие. Затем она бесстрашно посмотрела Хорнеру в глаза и медленным взором окинула пространство вокруг себя и над собой. Казалось, она хотела удостовериться, что перед нею нет железных прутьев, о которые она могла бы удариться крыльями. Так сидела она с полминуты. Потом с недостойной героя торопливостью она во всю ширину распростерла крылья и бросилась с утеса. Несколько секунд она летела с трудом, точно крылья ее отвыкли от полета. Но вскоре взмахи их приобрели свойственный им ритм. Описывая спираль, орел все выше и выше взвивался вверх, а Хорнер, полный радостного сочувствия к нему, наблюдал за его полетом. Наконец орел превратился в точку, кружащуюся среди бледной синевы неба. Тогда он внезапно переменил направление и быстро полетел прямо на северо-восток. Скоро он скрылся из виду.

Хорнер глубоко вздохнул. Трудно сказать, был ли это вздох грусти или радости.

– Твои золотистые глаза могут издалека заметить молнии, товарищ, – пробормотал он, – но даже и ты не в силах увидеть вершину Плешивой горы на таком расстоянии. Ты, вероятно, прозрел ее своим сердцем, если так прямо направляешься к ней.

СЕРЫЙ ВОЖАК

I

Он был больше, могущественнее и неукротимее всех других волков неуловимой волчьей стаи, внезапно появившейся с севера и приводившей в ужас одинокие, редкие поселки. Но почему он был так велик и силен, поселенцы Ква-Дэвикской долины не могли себе уяснить. Одни из них, французы по происхождению, полные старых предрассудков, объясняли это достаточно просто: они принимали его за оборотня и мирились с невозможностью состязаться с существом столь сверхъестественной злобности и силы. Англичане не верили в оборотней и только напрасно терялись в догадках. Они знали серого, или «дымчатого», восточного волка, хотя на юг от Лабрадора он настолько редко встречался, что мало кто из них видел его. Они истребляли всех волков без различия. Но этот странный серый хищник был вдвое больше обыкновенных волков и бесстрашнее и злее десяти из них. Хотя стая, вожаком которой он был, насчитывала не более полдюжины волков, он сумел внушить к ней уважение и заставить всех трепетать от страха перед ней на всем обширном протяжении Ква-Дэвика. Этот мародер с продолговатыми боками и длинной мордой был не только злобен, но и хитер. Когда поселенцы, желая отомстить за овец, свиней или рогатый скот, зарезанных его стаей, с ружьями и собаками отправлялись на охоту, казалось, будто в этой местности никогда и не бывало ни одного волка. И тем не менее можно было биться об заклад, что в ту же ночь или в следующую исчезнет несколько собак, принимавших участие в охоте. Западни и отравы также оказывались бесполезными. Стая относилась к ним с отвращением и пренебрежением. А нападения хищников продолжались, и детей ночью держали взаперти, и по уединенным дорогам расхаживали вооруженные сторожа из хладнокровных и опытных жителей лесов. Поселенцы-французы крестились, а англичане проклинали свою долю. Но ни те, ни другие не могли разгадать тайны огромного могучего волка.

Тайну эту в конце концов разгадал Артур Кэн, молодой учитель школы в Горячих Ключах. Некий счастливый золотоискатель, возвращавшийся из Клондайка, привез с собой не только золото и здоровый аппетит, но и тощего, злобного, неукротимого волчонка из той стаи, которая водилась в необъятных северных лесах. Волчонок прогрыз себе путь к свободе. Он разыскал небольшую стаю своих, менее крупных восточных родственников, вступил с ними в яростный бой, победил их и наконец стал их вожаком. Он развивался, рос и достиг той силы и тех размеров, которые унаследовал от своих предков. И «Серый вожак из Ква-Дэвика», как его прозвал Кэн, был не оборотнем, не отверженной человеческой душой в образе волка, а просто крупным волком из лесов Аляски.

Этим было все сказано. Волк, который одним взмахом своих челюстей в состоянии переломить спину взрослой овчарки и галопом умчаться с ее трупом, точно это была белка, такой же нежелательный сосед ночью в лесу, как и оборотень, созданный воображением французских крестьян.

Мрачные еловые леса Ква-Девикской долины были полны дичью – лосями, оленями, зайцами и множеством птиц, а на обширных пустопорожних пространствах за горным кряжем бродили стада карибу. Тем не менее громадный серый волк не щадил владений поселенцев. Его стая посещала окраины поселков со странной настойчивостью. В этом был прямой и дерзкий вызов. Наконец жители долины не на шутку разозлились. Они решили устроить облаву и отомстить. Даже такому опытному воину, как наш Серый вожак, остался только один выбор – или уклониться от боя, или пасть. Но тут случилось событие, которое совершенно перевернуло настроение общества. Люди настолько разошлись во мнениях, что общая облава стала совершенно невозможной, и каждый вынужден был бороться с увертливым противником по-своему.

Вот что произошло.

Приблизительно в трех милях от села жила одинокая вдова Бэзли со своим сыном Падди, ребенком меньше десяти лет от роду и очень малого для своих лет роста. Однажды ночью в середине зимы она серьезно заболела, и Падди, не страшась полночного безлюдья, быстро помчался искать помощи. Полный месяц высоко стоял в небе, и пустынная узкая дорога, освещенная луной, светлой полосой уходила в самую глубь безмолвного елового леса, черневшего по обе ее стороны. Впоследствии Падди вспомнил, что он все время слышал звук легких шагов, точно кто-то следовал за ним во мраке за дорогой. Но его отважное маленькое сердце было слишком полно страха за мать, и в нем не оставалось места для страха за себя самого. Только изумление соседей, удивлявшихся, как это он благополучно совершил такое путешествие, открыло ему глаза на опасность, которой он подвергался. Несколько человек охотно согласились помочь ему и поспешили с ним обратно к постели матери. Дорогою один из них, смелый охотник, не раз уже пытавшийся застрелить Серого вожака, из любопытства отошел в сторону, чтобы осмотреть снег под густыми елями. Быть может, его обмануло воображение, но ему показалось, будто он уловил хищный блеск глаз, вспыхнувших зеленым огнем и исчезнувших затем в мрачной глубине. Но свежие следы, которые он увидел на снегу, рассеяли все его сомнения. Он увидел следы, похожие на собачьи, и среди них большой след гиганта-вожака. Почти до самого порога шли эти зловещие следы рядом со следами бежавшего мальчика. Они шли по самой окраине мрачного леса – совсем близко, на расстоянии лишь одного легкого прыжка, но не ближе.

Почему этот огромный серый волк, вступавший в бой с лосем и низвергавший его на землю, волк, от голоса которого убегали самые большие собаки, как побитые дворняжки, почему он и его воровская стая пощадили столь легкую добычу? Это было необъяснимо. И создавалось много разнообразный предположений, годных, однако, лишь на то, чтобы те, у кого их не было, презрительно рассмеялись над ними. Французское население поселков, конечно, окончательно убедилось, что огромный волк – оборотень. С почтением и каким-то утонченным ужасом французы говорили, что это был коварный оборотень, настолько коварный, что он пощадил ребенка. Его во что бы то ни стало нужно умилостивить. Так как поступки его необъяснимы, то охотиться за ним не следует. Пусть он по временам тащит несколько овец или быка и помнит, что его никто не побеспокоит.

А враждебные чувства англичан до такой степени остыли, что они не в состоянии были объединиться и устроить облаву. Этот негодяй, огромный серый волк, побоялся тронуть ребенка, и, значит, ради него не стоит беспокоиться взрослым людям. Некоторым женщинам пришла в голову мысль, что странная сдержанность волка объясняется любовью к детям. Другие честно верили, что бог намеренно послал стаю вслед ребенку, чтобы охранять его в святом деле. Но все встретили насмешкой скучное предположение молодого школьного учителя, что, может быть, случайно в этот момент волки не были голодны.

Среди многочисленных жителей Ква-Девикской долины не было ни одного, кто посвящал бы столько внимания загадочному серому волку как молодой школьный учитель. Работы в школе было немного, и у него оставалось достаточно свободного времени. Он любил охоту и изучение диких зверей. Он был хорошим стрелком из винтовки и хорошим фотографом. Иногда он стрелял, иногда фотографировал. Когда он бывал недоволен своею жизнью или своим обедом или когда он безнадежно тосковал по шумным развлечениям родного городка, он брался за ружье. Ему казалось, будто он облегчит душу, если убьет кого-нибудь, хотя бы ласку или кролика.

Но чаще он предпочитал фотографический аппарат.

Кэн, как и следовало ожидать, заинтересовался загадочным серым волком больше всех жителей Ква-Дэвикской долины, вместе взятых. Он обрадовался, как неразумный ребенок, когда планы облавы на мародера так внезапно провалились. Едва ли он мог равнодушно отнестись к тому, чтобы пуля озлобленного поселенца, в отместку за несколько самых обыкновенных свиней или овец, пресекла жизнь этого необыкновенного зверя. Рассеять стаю – значило бы лишить одинокие пустыни Ква-Дэвика половины их поэзии. Он решил заняться изучением характера гиганта-волка и неуклонно разрушать все планы, направленные к уничтожению этого животного, насколько, конечно, это было возможно.