Лесной дом
Шрифт:
— Что… — только и сумела вымолвить, а невидимый в темноте человек уже схватил её за руку и с такой силой потащил в чёрные тени кустов и деревьев, что Алиса поняла: не перебирай она ногами — грохнется сию же минуту!
— Беги! — снова раздался за спиной хриплый, а потому пугающий крик.
Человек, тащивший Алису за руку, внезапно дёрнулся.
Пальцы разжал, и девушка в прыжке развернулась и вскрикнула: тащивший её свалился ничком на землю, потому в него вцепились, повиснув на спине, сразу три измигуна! Человек, то ли телохранитель из всадников, то ли оборотень-арбалетчик, защититься не мог, потому что его рвали даже в его падении.
Сама
Тварь не успела свалиться, как закричала от боли вставшая было Алиса. Третья впилась когтями в её ноги и начала подниматься по ней, будто древесный зверь по стволу, так глубоко вонзая когти в плоть, что ноги горели теми же вспышками. Измигун визжал и поднимался так шустро, что не давал сделать и шагу…
Какое там — ударить его огненной стрелой?! Алиса вообще забыла обо всём, к чему готовилась, от жесточайшей боли!
— Алиссия! — разъярённо закричали где-то близко.
Но перед глазами темнота зашаталась, а потом вдруг замерла, когда чудовищные когти такого маленького зверя вылезли из последних ран, и измигун, в одно мгновение внезапно отяжелевший, грохнулся у ног.
Ничего не понимая, не соображая из-за боли, Алиса только смотрела, как упавший и неожиданно подползший к ней человек с трудом выдрал из рухнувшего измигуна нож, а потом сам снова упал — рядом со сдохшей тварью. И тогда, чисто на инстинктах, девушка сама, помогая себе руками и опираясь на все ближайшие кусты, села на землю, готовясь встречать следующих тварей и защищать раненого не то человека, не то оборотня. Села так, как помнила направление к избушке, от которой могут поскакать к ним твари.
И во вздыбившихся мозгах только одна мысль: какого чёрта они ждали предпоследнего дня перед появлением измигунов из яиц?! Какого чёрта они сразу не прострелили огнём матку?! Видели же отчётливо все центры!
Кто-то со стороны, голосом дана Регана, суховато объяснил: это надо было, чтобы потом испробовать семицельный выстрел на уже взрослых измигунах.
…Впереди — она с трудом подняла словно обожжённые, сухие глаза — горела избушка пасечника, загорались деревья и кусты. На остатках реальности, погружаясь в дым и бред, Алиса не дышала, а сипела: была договорённость, что нечаянно выпущенный огонь, нечаянно допущенный пожар маги-огневики будут собирать в личные запасники силы. Но сейчас она элементарно не могла вспомнить, что надо для этого сделать. Поэтому всё, что могла, только сидела, в ожидании ночных тварей, на которых можно направить указательный палец и не пустить к такой лёгкой добыче, как это живое существо, которое чуть ли не бездыханным лежало у её ног…
А огонь приближался, здоровея и усиливаясь с каждым «шагом» к ней. Он уже не гудел, а ревел. И в этом рёве и треске деревьев пропадали до сих пор слышные звериный визг, человеческие крики и команды.
Лицо начинало невыносимо
припекать — таким же жаром, каким сжигало ноги, когда Алиса поняла простейшую истину: её потеряли, и теперь спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Именно эта истина и заставила её вспомнить всё необходимое. Она подползла к раненому, который не отзывался на её зов и на жалкие попытки тормошения его за плечи. Уселась так, чтобы он остался за её спиной, опираясь на неё, благо лежал снова ничком — и она расположилась, как в кресле.Первый этап заклинания огня: Алиса соорудила вокруг себя и раненого нечто вроде прозрачной пирамиды, сухими губами выговаривая нужные слова. Наверху этой пирамиды осталось крохотное отверстие.
Этап второй: опустив голову, но подняв ладони, она зашептала (дым после первого заклинания лёг на связки, не давая говорить вслух) вторую часть заклинания.
И вокруг пирамиды взметнулась самая настоящая вакханалия: огонь со всех сторон потянулся к ней, прилипая к трём сторонам странной защиты. Трижды прочитав заклинание, Алиса запустила его надолго.
И теперь принялась за сбор сил. Пламя не просто липло к стенкам пирамиды — оно вливалось вовнутрь и впивалось в ладони Алисы, которыми она словно поддерживала две части пирамиды, упираясь в них.
Первым делом она направила поток силы в ноги: делу заживления потоки не способствовали, но давали силу улечься боли. Как только жжение прекратилось, девушка чуть надавила своей поясницей на спину раненого, чтобы чувствовать его. И следующие потоки принялась вливать уже в его тело.
Не весь огонь она могла собрать к своей пирамиде, а только тот, что был рядом.
Вскоре вокруг пирамиды появилось странное пятно, полуобожжённая трава и деревья словно ластились к единственному месту, где огня не осталось, а чуть дальше, будто стенки невиданного-неслыханного огненного колодца продолжали реветь умирающие под натиском огня деревья.
…Сначала подняли её, потом помогли встать раненому. Им оказался один из всадников-телохранителей, который побежал следом за своей подопечной, услышав: «Алиссия, беги!»
Совершенно очумелая (по-другому своё состояние не могла бы назвать), Алиса тяжело открыла глаза, только очутившись на чьих-то руках. Перед нею нежно-голубое небо и чёрные вершины высоких деревьев.
— Леди Алиссия… — прошептал кто-то.
Ей хотелось пожаловаться, что она устала, что говорить не хочется.
А потом услышала над собой:
— Дан Реган! Сюда! Леди Алиссия здесь!
Она сморщилась от слишком громкого голоса, а потом где-то внутри шевельнулась струнка, задев которую, она узнала этот голос: она на руках Куна.
Недолго. Её быстро передали кому-то другому, кто бережно прижал её к себе.
— Леди Алиссия… Алиссия, ты слышишь меня?
Ей так не хотелось отвечать, но мужчина уговаривал:
— Не молчи, Алиссия! Ты понимаешь, где ты? Понимаешь, с кем ты?
Ну вот, хоть что-то…
— Понимаю, — слабо ответила она. — Это ты обещал мне подарок.
Он затрясся, кажется, от смеха, а с ним поневоле затряслась Алиса. Вокруг заговорили как-то… легче, что ли. Как будто глупая шутка про подарок ослабила недавнее напряжение.
— Лиска! — завопил где-то рядом брат.
— Здесь она… — ответили ему.
— Алиссия, — склонился к ней дан Реган, — ты пришла в себя?
— А мы как… победили? — пробормотала она, едва шевеля тяжеленными губами.