Лесной техникум и Девять Неизвестных

— Спасибо… — задумчиво произнесла Вероника Павловна, кладя трубку. Похоже, она и правда влезла в какие-то игры, совсем далёкие от её обычного образа жизни. То, что Продана застрелили, это хорошо, но вот то, что кто-то прямо в кабинете повесился, это её впечатлило… Пожалуй, то, что её сейчас понизили в должности даже и хорошо: сейчас она сидела в относительно людном месте, видном со многих сторон и вот так повеситься её по тихому будет несколько проблематично.

Однако последствия от совместных дел с Проданом её всё равно не минули. Ближе к вечеру в управу заглянул местный участковый.

— Гаврилова Вероника Павловна? — уточнил полицейский.

— Да, я… — ванина мама тут же напряглась.

— Получите, распишитесь!

Небольшая почтовая карточка, на которой было напечатано:

«Повестка», и: такой-то такой-то явиться туда-то, в такой-то день во столько-то времени для профилактической беседы и дачи показаний.

Участковый ушёл, забрав заполненное извещение о доставке, а бывшая начальница так и сидела, тупа глядя в эту бумажку. Наконец она смогла выйти из ступора и на подгибающихся ногах направилась к своей бывшей подчинённой.

— Лид… ия Александровна… Я… завтра не смогу быть… вот…

И она положила перед Лидочкой свежеполученную повестку. Та сразу напряглась. Похоже, её втянули в разборки явно не по её уровню.

— Конечно… но… вы бы подошли с этим к Митрофану Митрофановичу, Думаю, он сможет как-то помочь…

Начальник управы перечитал бумагу несколько раз и не выдержав в сердцах рыкнул:

— Вот предупреждал же! Вляпались по самые уши и как бы всех не втянули! Вместо того, чтобы решать проблему нормальным образом…

— Но ведь Ванька…

— Хватит! Стройте своего сыночка как хотите, но не создавайте проблем окружающим!

Он шумно выдохнул и перешёл к конструктиву:

— Ладно. Это, получается, Дом один… Ну надо же в какую разборку вы влезли… Для профилактической беседы… скорее всего вам мозги прочистят… ну это на пользу… и отпустят… Полюбому, как только выйдите оттуда — сразу звоните! Если вы до часу не позвоните, я сам начну выяснять детали, не вынуждайте меня! — в последних словах звучала явная угроза.

— Да-да, конечно! — поспешила пролепетать Вероника Павловна. она чувствовала себя проштрафившейся школьницей.

— И учтите! Что они скажут — делать в точности! Это такой уровень… да по с равнению с нами это как Эверест по сравнению с побережьем! С вами церемониться никто не будет! Только вякните что не то, или шарахнитесь в нетуда и хорошо если в тюрьму посадят, а так, бывает люди просто пропадают с концами и всё.

На следующее утро она уже стояла у проходной знаменитого дома на Лубянке. Прапорщик на входе внимательно прочитал повестку, сверился с какими-то своими журналами, проверил паспорт, что-то где-то заполнил, куда-то позвонил и коротко приказал:

— Ждите!

Где-то через четверть часа на КПП подошёл молодой человек в штатском, ещё раз всё проверил и повёл ванину маму по бесконечным и запутанным коридорам Лубянки. Они поднимались, опускались, снова поднимались, куда-то поворачивали, наконец перед ней открылась основательная дубовая дверь, за которой обозначилась просторная приёмная с секретарём в звании капитана, гордо восседающем за массивным столом с селектором и стоящими вдоль стен стульями.

Капитан ещё раз проверил повестку, паспорт, ещё какие-то бумаги, сверился со своими записями, поговорил по селектору и коротко приказал:

— Жите! Вас вызовут!

Указал Веронике Павловне на стоящие у стен стулья и, казалось забыл о ней.

Прошло ещё пол часа. За это время в приёмную заходили и выходили какие-то люди, некоторые проходили и в те двери, за которыми, несомненно скрывался тот начальник, который её вызвал. В какой-то момент ожил селектор, капитан перекинулся парой слов с кем-то на той стороне и, скользнув по Веронике Павловне совершенно безразличным взглядом бросил:

— Проходите.

Внутри её встретил просторный кабинет с большим Т-образным столом, дубовой отделкой и портретом президента на стене. Во главе стола сидел пожилой мужчина в форме с тремя большими звёздами на погонах. Прежде чем обратить внимание на вошедшую, он какое-то время продолжал изучать лежащие перед ним бумаги. Наконец поднял глаза.

— Что же вы творите, Вероника Павловна! Государство доверило вам очень серьёзную должность, связанную с жизнеобеспечением столицы, доверие оказали, а вы?!!Спутались с откровенным криминалом, организовали провокацию против уважаемых людей, сорвали нам очень серьёзную операцию. Собственного сына подставили! Вы хоть знали, что являлось целью провокации?

— Ну… я так поняла…

— Поняла она! — генерал даже встал, опираясь кулаками на стол. — Мы пять лет разрабатывали эту группировку! Пять лет! А из-за вас пришлось действовать в авральном порядке, противнику удалось ликвидировать важных свидетелей и главари вышли из всей истории чистенькими. Вот чего вы добились! Вы бы хоть о сыне подумали! Да если бы ребята сами не проявили инициативу, да не учились бы там, где они учатся, сидели бы они все в тюрьме сейчас! Лет двадцать каждому, гарантированно!

— Да я!… — не выдержала Вероника Павловна

— Да вы! — передразнил её генерал. — Думаете что вы такая хитрая? Что всё можете? Думали отмажете? Да вы ничего не сможете в такой ситуации! Вы хоть представляете, какие там силы задействованы? Чего вы добиваетесь?

Глава 4 Это жу-жу-жу неспроста!

На слова генерала Вероника Павловна взвилась:

— Я за сына борюсь!

— Вы?! Боретесь? Да вы ему чуть жизнь не испортили! Да и чего за него бороться? Парень устроен, учится в элитной школе. Знаете как туда набирают? Там в год берут человек десять — двенадцать, со всей страны отбирают!…

Выговор в таком тоне продолжался минут сорок. В конце концов генерал подвёл итог:

— Значит так, Вероника Павловна! Не нравится вам, какой путь выбрал ваш Ваня — дело ваше. Можете его уговаривать, убеждать, никто это запретить вам не может. Но если вы ещё раз попытаетесь влезть в авантюру, типа той, о которой мы сейчас беседуем, нам придётся принять меры, чтобы вы уже не могли влезть ни в какую авантюру. Мы будем за вами присматривать!

Уже в конторе Митрофан Митрофанович попробовал ещё раз вразумить съехавшую с тормозов бешеную мамку, но быстро понял бесполезность этой затеи. Столкнулись два мира, две системы ценностей. Сам Митрофан Митрофанович, как бывший военный, считал что парня надо подготовить к жизни: научить быть сильным, научить драться, научить защищать своих и то, что тебе дорого. Научить принимать самостоятельные решения и добиваться своего. Для Вероники Павловны сын — это цветочек, который надо оберегать, выращивать в контролируемых условиях и тщательно подрезать, чтобы он рос точно таким, каким мамке нравится. И при этом не вякал. И спорить тут совершенно бестолку. Поэтому только и сказал в конце с угрозой в голосе:

— Делайте, что хотите, но помните, если ваши выходки бросят хотя бы тень тени на коллектив, я вас вышвырну отсюда… я уже говорил с какой характеристикой. И вот тогда вы уже точно не сможете влиять на судьбу своего Ванечки! И я абсолютно уверен, что это пойдёт вашему сыну только на пользу!

Вечером Вероника Павловна жаловалась мамочке:

— Вот представляешь! Эти мужики учат меня как Ваньку воспитывать, а сами в воспитании ни чёрта не понимают! Всё талдычат о какой-то самостоятельности там! Сам думать, сам решать! Не понимают, что мальчишка должен прежде всего слушаться мать! И генерал этот, тоже дурак! Два сына и оба в Сирии! А один сейчас вообще в госпитале, ранили его. Не смог отмазать от этой Сирии. Тоже мне, генерал!