Лестница якобы

Движение ума, так нелюбимое восточными мистиками, остановилось не путем сложных духовных практик, а лишь сильным душевным напряжением, встряхнувшим Якобу. Но, к большому сожалению для нас с вами, мой читатель, этот же спонтанный интеллектуальный вакуум помешал Архипу понять, насколько близок он был к тому, что в далекой Индии принято называть «самадхи».

– Ну как? – голос Нинель вернул поэта в батайское измерение.

– Что как, солнышко?

– Когда стихи твои в газете напечатают?

– Никогда!

– Что за пессимизм? Тебе что, отказали?

– Не совсем…

– Как это не совсем? Тут или да, или нет, третьего не дано. Договаривай, братишка!

– Сказали, нужно поправить.

– Ну, вот. Значит, готовы принять! А ты сразу «никогда»!

Нинель улыбалась. И Архип почувствовал как испаряется неуверенность, как тает обида, как появляется надежда на радость. В самом деле, ему же не сказали, что не будут печатать. Просто указали на ошибки. Нужно только подучиться чуть-чуть, узнать у продвинутых людей, что такое рифма, по каким законам она выстраивается и все! Стихи тут же окажутся в газете!

Нинель словно читала его мысли:

– Сходишь в поэтический кружок, посоветуешься с грамотными людьми и все поправишь! Заседание у них сегодня вечером, и Маргарита Михайловна, директор библиотеки, тебя, как всегда, приглашала.

– Нинелюшка! А борщик у нас еще остался? Что-то я проголодался!

глава четвертая

Центральная батайская библиотека – место силы. Все маги, колдуны и даже обыкновенные экстрасенсы города обожают мероприятия, спорадически приключающиеся в этом королевстве пыльных страниц. «Библионочь», «Библиоглобус», «Библиофантазия», «Библиофобия» и даже «Библиобиблия» ежегодно врываются в душную провинциальность Батайска эдаким морским бора, дающим силы жить в серости остального культурно-информационного потока. «Никто не застрахован от забытия!» Эту фразу директора библиотеки Маргариты Михайловны Ленц, сказанную на встрече по случаю годовщины смерти «нашего всего», Пушкина А.С., не раз цитировали местные газеты «Батайская правда» и «Бремя Батайска», и даже областное издание «Забытый комсомолец». Безусловно, это говорит о важности библиотеки как в жизни города, так и в судьбе более солидного административного объекта – целой Ростовской области.

Архип Семенович чувствовал себя в стенах столь элитного заведения не очень уютно. До поэтического кружка оставалось еще десять минут, а матерые батайские писатели уже занимали места за партами в читальном зале. Как примут они нового жителя своего Парнаса, какую оценку дадут титаническому и в то же время скромному труду начинающего поэта? Не исключено, что просто попросят удалиться.

– Господа! – одна из поэтесс встала за трибуну. Архип помнил ее по фотографиям в «Батайской правде». Альбина Петрова. Пишет детские стихи. Терпимые, в целом.

– Прошу внимания! Как секретарь сегодняшнего заседания, прошу отключить мобильные телефоны.

Сердитый взгляд секретаря обратился в сторону единственной в зале молодой, лет двадцати пяти, девушки, тыкающей пальчиком в экран заморского гаджета. Девушка хмыкнула, но телефон убрала. Остальные семнадцать поэтов смотрели на этот процесс с неодобрением.

– Руководитель кружка Алина Лешина задерживается, – продолжила выступающая, – а время, как вы видите, уже девятнадцать ноль ноль. Пора. И по традиции, начнем с декламации. Чтобы не создавать излишней суеты: садиться, вставать, выходить за трибуну, уходить с трибуны – начну со своего нового стихотворения. Я назвала его «Весна в Батайске».

Голос Петровой оказался глубоким и торжественным, отчего звучавшее напоминало какую-то песню:

Все стало вокруг голубым и зеленым,

В ручьях забурлила, запела вода.

Вся жизнь потекла по весенним законам,

Теперь от любви не уйти никуда,

Не уйти никуда, никуда.

Любовь от себя никого не отпустит.

Над каждым окошком поют соловьи.

Любовь никогда не бывает без грусти,

А это приятней, чем грусть без любви.

В конце поэтесса театрально склонила голову и зал разразился аплодисментами. Только два старичка на задней парте о чем-то шушукались и саркастически хихикали. Это выглядело неуважительно к чтецу и Якоба, покраснев за коллег, отвернулся к трибуне.

Выступили еще шесть поэтов, после чего вновь взобравшаяся на трибуну Петрова торжественно провозгласила:

– У нас в зале присутствует новенький!

Девятнадцать пар глаз вперились в смущенного Архипа Семеновича.

– Знакомьтесь! Архип Якоба! И сейчас он прочтет нам пару своих произведений!

Аплодисменты грохнули, как трубы Апокалипсиса. Якоба нетвердой походкой просеменил к трибуне, развернул свои рукописи и замер.

В это же время, так уж пересеклись космические сферы, на пороге возникла энергичная руководительница кружка, автор нескольких официально изданных книг Алина Лешина.

Увидев растерянный взгляд Якобы, руководительница махнула рукой:

– Новенький? Читайте, читайте!

И по-махновски лихо бухнулась за одну из парт посередине зала.

Что прочитать этим монстрам поэзии? Чем удивить или хотя бы расположить к себе? Лихорадочное перелистывание обнажило тот самый стих. Якобу обдало горячим ветром афганских пустынь. Когда «за речкой» все начиналось, он служил на заставе поваром. Он видел, как самолеты и вертолеты летели на ту сторону. Он был в самом сердце будущей войны. Повоевать не успел, потому как дембельнулся, но ощущение войны осталось в памяти на всю жизнь.

– Стихотворение «Черная речка»! – задребезжавшим от волнения голосом сказал Якоба. – Посвящаю ребятам, погибшим в Афганистане.

Летят на ту сторону вертушки

Суровая пора настала

За речкою вовсю грохочут пушки

И жить тем многим уже очень мало.

Все кто стоит вокруг не все погибнут,

И кто-то к матери домой вернется,

Но кому-то нет несчастья в той године сгинуть,

А кто-то с боя никогда уж не вернется.

Я помню пороха разрывы и снаряды

И долгий бой в пустыне Кандагара

Мы любим мир и никогда на свете

Мы не хотим здесь нового пожара.

Голос Архипа по мере чтения креп, передавая собравшимся все более возвышенные эмоции, а в конце Якоба почувствовал слезы на щеках, и с удивлением обнаружил такие же слезы понимания у многих из сидевших в зале поэтов. Только руководительница непонятно ухмылялась. Впрочем, женщине не обязательно понимать суровую мужскую военную поэзию.