Леся и Рус

— Сварог, помоги, — каркаю на выдохе, не узнавая собственный голос, когда слышу в трубке возмущение друга, что я звоню совершенно не вовремя.

— Ты где? — четкий вопрос без лишних слов.

Я называю адрес.

— Буду через десять минут, — такой же четкий ответ.

— У меня труп, Сварог, так что, будь другом, поторопись, — добавляю я и последнее, что слышу — отборный мат в трубке.

Друг появляется через семь минут: засекаю, не сводя глаз с секундной стрелки, щелкающей в унисон моему безумному пульсу под кожаным ремешком наручных часов. Единственное, что не позволяет дряни в крови победить мое сознание. Я по-прежнему сижу в ванной, потому что каждое движение наполнено текучей патокой, словно меня всунули в чужое тело, которое почему-то растягивается как резина.

Злой и напряженный, как гроза, Сварог взваливает меня на плечо и так же молча выносит из квартиры, запихивает на заднее сидение своего внедорожника, который стоит у дверей черного хода (в этих старых домах на окраине и такие имеются), и возвращается обратно на место преступления.

И снова взгляд на секундную стрелку, отсчитывающую минуты, чтобы через пять с половиной услышать, как хлопает водительская дверца, урчит мотор и джип медленно двигается с места. Я не понимаю, что удерживает меня в сознании, которое расползается перед глазами разноцветными кляксами. Но оно кривыми крюками цепляется за реальность, ищет ответы на вопросы, которых миллион на квадратный сантиметр моего мозга. И не находит, кроме одного очевидного — я вляпался по самые яйца в такое дерьмо, что не отмыться.

— Кто она? — спрашивает Сварог, сворачивая во двор своего дома. Вижу его в окно, когда нахожу в себе силы сесть на заднем сидении. В голове — дурман. Я ощущаю его каждой молекулой своей отравленной крови.

— Славкина подружка, — мямлю заплетающимся языком. Да что за херня?

— Ты пил? — удивляется Сварог, бросая на меня короткий хмурый взгляд в зеркало заднего вида.

Отрицательно качаю головой. Мне нельзя пить, курить, нюхать и колоться. Иначе запросто двину кони. И об этом не знает никто, кроме мамы и Ксанки. При мысли о моей рыжей бестии все внутри скручивается морским узлом: как она без меня? Справится ли? Черт, она же девчонка еще. Глупая, бестолковая, хоть и строит из себя до невозможности умную. Невольно улыбаюсь, хотя думал, что эмоции сдохли под действием наркоты. А мне явно вкололи какую-то убойную смесь, потому что мозги по-прежнему что кисель. Только Ксанка в голове и секундная стрелка. И тихий фолк, растекающийся под ночным небом. И ее тонкие пальцы на горлышке бутылки “Ротшильда”. Белые на темном стекле...а позже на моей коже, царапающие, разрывающие кожу в ответ на мою несдержанность...

— Курил, нюхал, кололся? — сыпет градом вопросов Сварог. Невольно отвлекаюсь на его жесткий голос.

Еще один отрицательный кивок.

— А если проверю? — пристальный глаза в глаза.

Трясущимися пальцами закатываю рукава футболки и охреневаю: вены на обоих руках исколоты, как у законченного наркомана. На одной даже пара синяков и уже поджившие следы, давние. Поднимаю взгляд на Сварога.

— Число? — спрашиваю едва ли не по буквам.

— Двадцать седьмое.

Полная херня. Я пришел к Люське девятнадцатого. Точно помню, потому что ночь накануне провел с Ксанкой и именно от нее уезжал. И где же я был все эти восемь дней? И где все это время был труп? И, собственно, как давно Люська стала трупом? Непохоже, что слишком давно. Хотя я ничерта не смыслю в трупах. Ее могли убить и восемь дней назад. Ее мог убить и я. Ведь мог?

— Не мог, — уверенно заявляет Сварог, когда я немного прихожу в себя и мы сидим на его кухне и пьем кофе. — Труп был еще теплый. Я, конечно, не эксперт, но думаю, ее убили часа за три-четыре до твоего звонка. А судя по тебе — ты бы и муху не пристукнул без помощи. Хреново другое.

Что еще может быть хреновее кроме того, что на мне висит труп, а я ничерта не помню?

— И что же? — отпиваю омерзительно горький кофе. Терпеть его не могу, но он действует лучше любого антидота, проясняет мозг кардинально. И реальность уже не растекается бесформенными кляксами.

— Первое: тот, кто тебя подставил, слишком хорошо тебя знает. И второе, неизвестно, кому попадет это дело.

Тот, кто слишком хорошо меня знает. Но зачем? Врагов у меня отродясь не было. Разве что те ублюдки, что изуродовали мою сестренку. Одного ублюдка папашка отмазал. Одного, которого Славка опознала. А остальные…

— Думаю, это как-то связано со Славкиным делом. Люська позвонила мне и сказала, что знает остальных...насильников. Что этот Гурин был не один.

Сварог кивает и вдруг говорит так, словно дает нерушимую клятву.

— Мы во всем разберемся, Руслан. Все будет хорошо.

Но он ошибся, потому что через два дня в его дом приходит она. Я слышу ее голос, пойманной птицей бьющийся о стены дома. Слышу противостояние Сварога. Собственное сердце, ломающее ребра, и демонов, впервые не заткнутых таблетками. И в эти минуты мне впервые в этой гребаной жизни хочется сдохнуть. Но я выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице и замираю в пороге кухни.

Ксанка стоит спиной ко мне, бедром упершись в край стола. Рыжие волосы скручены в унылый пучок на затылке. Сама она в такой же унылой форме. Усмехаюсь. Я совсем забыл, что моя девочка молодой следователь. И, похоже, я — ее первое дело.

— Я не отдам тебе Руслана, Леся, — говорит Сварог тихо, глядя в глаза той, что свела меня с ума.

— У меня ордер на его арест, Тимур, — парирует холодно и невольно дергает плечом. А я мысленно отмечаю, что десять дней назад оставил под ее тонкой ключицей след от своих зубов. Интересно, он уже сошел или нет?

— Леся, что ты творишь? Он же свой. Мы никогда не предаем своих, Леся.

Он видит меня, но уже поздно, потому что она сама выкладывает ступени в черную промозглую пустоту, от которой я тщетно пытаюсь убежать эти два дня.

— Я никого не предаю, Тимур. Он псих и убийца. Все улики говорят об этом. Он на учете у психиатра стоит, — добавляет она под фырканье Сварога. Выяснила, значит. Хорошо поработала, отличница. — Я делаю свою работу, а ты мне мешаешь, — злится, и я представляю, как сужаются ее невообразимо красивые глаза. — Хочешь ответить за укрывательство преступника?

— Да мне плевать! — злится Сварог. — Сажай на здоровье, но…

— Не надо, Тимур, — говорю хрипло, потому что внутри хлопает своими крыльями черная бездна. Она раззявила смрадную пасть и манит голосами демонов, которые давно мечтают заполучить меня в свое безраздельное владение.

Ксанка вздрагивает всем телом, словно получила удар хлыстом. И у меня внутри все съеживается от жгучей боли, будто я действительно ее ударил. Но я должен посмотреть в ее глаза, чтобы добровольно нырнуть в черноту персонального ада или...бежать на край света, прихватив эту несносную девчонку с собой. И я до последнего надеюсь, что ее взгляд захлопнет пасть бездны и подарит мне надежду. До тех пор, пока не сталкиваюсь с ее весенней зеленью, до краев наполненной...страхом и отвращением.

Нет боли, которую я жду, как спасение от того черного, что пожирает меня с каждым вдохом. Нет обиды за ее неверие, ведь она была моим всем. Ничего нет, даже меня. Я протягиваю ей руки ладонями вверх.

Давай, Ксанка, закуй психа в наручники и брось подыхать в стылую камеру. Ее голос режет слух. Она зовет кого-то. За ее спиной появляется какой-то хмырь, звенит наручниками. Но мои демоны хотят не этого. Один точный удар ребром ладони и мент оседает на пол. Ксанка ахает и смотрит на меня совершенно безумным взглядом.

— Только ты, — хриплю. — Сварог, стой, где стоишь! — приказываю, спиной чуя, как друг пытается нам помешать. — Давай, Ксанка, сама. Иначе вся твоя свита поляжет здесь. Я же псих, мне терять нечего.