Леся Украинка

Вот Леся узнает последние политические новости из Галиции, где кружки Польской социалистической партии насаждали шовинизм, разваливали работу единого фронта. Она тотчас же пишет Павлыку свои соображения по этому поводу: «Мне жаль молодых социал-демократов русинов, если их «съест» Польша, но совсем «съесть» социал-демократию русскую она не может, это направление все же пробудится после, освободившись от остатков национально-духовной неволи… Это слишком универсальное движение для того, чтобы украинская нация смогла обойтись без него. Если бы я была публицистом (сейчас больше, чем когда бы то ни было, сожалею, что не имею публицистического таланта), обратила бы самое серьезное внимание на социал-демократическое движение и на то, какое место должен занять в нем элемент национальный, то есть как, например, украинские, польские и великорусские социал-демократы обязаны относиться друг к другу… Хотелось бы найти какого-нибудь талантливого публициста на Украине и «втравить» его в это».

Такие весьма знаменательные, свидетельствующие об уровне развития Леси Украинки — мыслителя и политического деятеля — идеи высказаны ею в 1899 году — вскоре после I съезда РСДРП и, вне всякого сомнения, не без его влияния. Для партии это был период консолидации марксистских сил в России, объединения разрозненных социал-демократических кружков и групп.

О социал-демократическом движении Леся, безусловно, знала от друзей и знакомых — прежде всего от близкого ей человека — Сергея Мержинского, а также от семейства Тучапских, которые дружны были с Мержинским. Тесные приятельские отношения между Лесей, ее братом Михаилом и Павлом Тучапским возникли давно, еще в студенческие годы последнего, когда он участвовал в кружке драгомановского направления. Однако вскоре Тучапский под влиянием произведений Плеханова занялся изучением и распространением марксистских идей, вступил в социал-демократическую группу «Рабочее дело», которая, по примеру петербургской, в 1897 году приняла название «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». В связи с арестами в Петербурге и ссылкой Ленина подготовкой съезда занялись киевские социал-демократы. Спустя некоторое время выработали проект повестки дня съезда и договорились с другими организациями провести его весной 1898 года. Здесь же, в Киеве, было решено издавать «Рабочую газету», которая бы вела борьбу за создание единой марксистской партии в России. К числу участников I съезда РСДРП принадлежал и Лесин товарищ Павел Тучапский. Он же и представлял на съезде Киевскую организацию социал-демократов.

Тучапский П.Л. «Из пережитого». «1 марта, в 10 часов утра открылся съезд. Впрочем, такое торжественное выражение («открылся») совсем сюда не подходит: собрались мы в небольшой комнате, всего 9 человек (три бундовца, два — от «Рабочей газеты», по одному — от Московской, Петербургской, Киевской и Екатеринославской организаций), — и решительно никаких формальностей… Не только президиума, но и председателя формально не избрали… Протоколов не вели из соображений конспирации. Решили записывать только постановления.

Работа шла дружно и по-деловому. Прежде всего был решен вопрос о необходимости создания партии. Около часа ушло на определение названия партии. После докладов с мест, при этом проявилась полнейшая солидарность членов съезда в вопросах пропаганды и агитации, началось обсуждение вопроса об организации партии. Был избран Центральный Комитет, в который вошли представители трех влиятельнейших организаций…

Я предложил просить Г.В. Плеханова составить программу партии, а также декларацию о ее возникновении. На этом, по сути, и закончились заседания съезда, проходившего три дня (1, 2 и 3 марта)… Я приехал в Киев, выступил с докладом в «Союзе борьбы» и рабочем комитете. Решения съезда были полностью одобрены. Казалось, теперь работа пойдет успешнее, чем прежде. Однако через неделю после моего возвращения Киевская организация была разгромлена… То же произошло и в Москве, Екатеринославе и других городах».

Высоко оценивая значение I съезда как этапа создания «партии пролетариата всех национальностей России», Ленин говорил, что теперь наступила пора выработать программу партии. Этого требует сама жизнь. Находясь в ссылке, В.И. Ленин пишет ряд программных статей, предназначенных для публикации в «Рабочей газете». Он даже согласился быть редактором этой газеты после того, как на съезде в Минске было решено, что ее будет издавать Центральный Комитет, как орган общепартийный.

Тучапский был сослан в Вологодскую губернию, и связь с ним Леся поддерживала, переписываясь с его женой, известной деятельницей социал-демократических кружков Верой Крыжановской-Тучапской.

В тяжкие, нескончаемые дни и ночи, когда на руках Леси Украинки в страшных мучениях умирал Сергей Мержинский, среди друзей, искренне и сердечно поддерживавших ее своими письмами, были и супруги Тучапские.

В течение нескольких лет Леся выполняла поручения, связанные с нелегальной деятельностью Тучапского. Как-то еще в 1897 году в записке, пересланной сестре не почтой, а через надежных знакомых, Леся писала, чтобы она передала через Лиду Драгоманову-Шишманову какие-то секретные материалы от Павла Тучапского:

«Дорогой Лицик! Пишу перед отъездом наших и, конечно, тороплюсь. О разных «житейских» вещах напишу в обычном письме, а сейчас есть дело. Будь добра, стань посредником при знакомстве Тучапского с Лидой, когда он тебя об этом попросит, и устрой так, что когда он будет с нею говорить о том, как передать предназначенные мне вещи etc., чтобы этого никто не слышал, и сделай внушение Лиде, чтобы тоже об этом никому не говорила, дабы никто зазря себе крови не портил… Тебе я могу не говорить, как обращаться с письмами, — ты лучше меня все знаешь. Прости за хлопоты, но я знаю, что ты не откажешь мне в помощи. Как увидишь Кривинюка, передай поклон и письмецо, которое сейчас нишу».

Кривинюк принадлежал к подпольным революционным кружкам. Вскоре он был арестован в связи со студенческими волнениями, и, конечно же, в письме речь шла не о «житейских» вещах, а о деле.

Переписку такого рода Леся вела на протяжении пятнадцати лет. Она хотела бороться против социальной несправедливости не только своими произведениями, но и непосредственно — практической деятельностью. И чем большим препятствием на пути становилось слабое здоровье, тем больше ее это угнетало.

Стремление участвовать в революционной деятельности отразилось и в творчестве поэтессы. Один из героев ее рассказа, во многом напоминающий самого автора, не может довольствоваться одной лишь ролью писателя: «Хочу жить работой партийной, потому что мне стыдно только писать в то время, когда люди «живут и гибнут», мне тягостно из-за того, что моя работа слишком безопасна сравнительно с работой пропагандистов, распространителей литературы и другой рискованной работой, которую берет на себя преимущественно зеленая молодежь, как бы служа для нас, «старших», щитом. Я думаю, стыдно так жить за спиной у молодежи. Кому-кому, а мне это даже непростительно: ведь из меня, как видно, «идеолог» не получился, потому что я не публицист (здесь уж ничего не поделаешь — факт остается фактом!), влиянием в партии как оратор или организатор тоже не располагаю — а надо думать, и не буду располагать, — но тем временем отважен по характеру, в сложные моменты умею быть рассудительным и держать свои нервы в руках, имею определенный дар наблюдательности, немного психолог…»

И это были не одни слова. Мысли и стремления подтверждались делом, которое не афишировалось, но, по существу, было большим и важным. Выполняя партийные задания, Леся со свойственной ей скромностью всегда оставалась в тени. Чего стоит, например, история перевода «Ткачей» Гауптмана. По просьбе одного из марксистских кружков Леся взялась перевести это произведение с немецкого на украинский. В те времена, конечно, нечего и думать было, чтобы цензура разрешила его издать, но социал-демократические деятели хорошо знали, что произведение это равноценно многим прокламациям, и потому решили напечатать его в подпольной типографии или за границей, с тем чтобы распространить среди рабочих. Леся вложила в этот перевод немало сил, добиваясь высокого художественного звучания. Однако судьба перевода оказалась незавидной: рукопись издатели где-то потеряли. Новый перевод не увидел свет из-за отсутствия средств. Третья попытка также была неудачной…

Когда Леся жила в Киеве, к ней нередко обращались из различных кружков радикального направления, затем — марксистских, с просьбами написать то или иное Для практического применения. Поручения эти много значили для Леся. Порою, когда писала что-либо «свое», а не «по заданию», то досадовала: «Вот я пишу это, а, собственно, надо писать другое, я же обещала, да и говорят, что надо, а в том, что я пишу, может, никто и не нуждается».

К. Квитка не соглашался с Лесиными высказываниями о том, что она обделена талантом публициста. Напротив, говорил он, Леся «очень хорошо ориентировалась в вопросах сугубо политических, равно как и в вопросах межгосударственной и межпартийной политики. Говорила на эти темы и в последние годы, при этом, как правило, возбуждалась, но всегда высказывала свою принципиальную точку зрения убежденно и ясно, находя яркие и остроумные выражения, настолько остроумные, что было обидно, что она не в Киеве и что газетчики, составители передовиц, не присутствуют рядом, чтобы просто из ее шуток и саркастических замечаний составлять сильные и остроумные статьи. К тому же ее беседы в интимном кругу всегда были более блестящи и остроумны, чем публичные выступления и разговоры с малознакомыми людьми».