Лета 7190 хроники стрелецкого бунта

– Деньги? – после некоторого молчания вздохнул полковник. – Деньги, вот… По полторы рубли каждому дадим.

– По полторы рубли?! – забурлили стрелецкие ряды. – Всегда по два давали, и с них надо припасов купить, лошадь подковать, бабе с ребятенками хоть полтину оставить… А в пути кормиться? При двух-то рублях с походу хуже нищего приходишь, а с полтора, как прожить?! Не пойдем за полтора!

– Погодите, погодите, братцы, – пытался перекричать стрельцов полковник. – Всё вам отдадим! Даже больше, чем по два рубля отдадим. С вашего бывшего полковника взыщем и всё ваше. Как с

Казани придете, так все и получите!

– Отдадите вы! – не верили своему новому командиру стрельцы. – Много нам отдавали! Это, когда в поход надо идти обещают, а как до дела дойдет, так сразу нам от ворот поворот! Впервой что ли?!

– Отдадим! – не сдавался полковник. – Верьте мне, братцы! По три рубля получите!

И уговорил бы полковник стрельцов, непременно бы уговорил. На то он и полковник. Но тут кто-то крикнул:

– Не верьте ему! Врет он всё! Ему бы нас только из Москвы выпроводить! Это Нарышкины всё! Им волю дай они, и Государя погубят! Нарышкины! Им бы только вас из столицы выпроводить! Кирилла это всё! На царство он зарится! Сам возжелал на трон царский взобраться! Вон как родственников да сыновей своих толкает! Они еще сопли утирать не научились, а их уж в оружейничие! Где такое видано?! Слышали, поди, указы-то новые?

«Того же числа пожаловал великий государь в бояре и оружейничия стольника и ближнего человека Ивана Кирилловича Нарышкина».

«Того же числа пожаловал великий государь в спальники Кирила Алексеева сына Нарышкина».

Оторопели стрельцы немного от крика того, переглянулись, а потом сами в полное горло:

– Не хотим под Нарышкиными ходить! Правды хотим! Сами за полтора рубля воюйте!

Полковник их перекричать старается, но куда там, разве разгоряченную толпу перекричишь. Если толпа завелась, то лиха с три короба жди, а то и поболее того. Пушешников велел было подлого крикуна найти, но того и след простыл. Кто-то сказывал, что это был дворовый человек Милославских, но, как говорится, всякому сказу верить нельзя.

6

Слухи носились по Москве, словно мухи возле потного крупа уставшей кобылы в июльский полдень. В новых торговых рядах народу немного: то ли спит еще покупатель, то ли опасается чего. Тихо на базаре. Торговые люди собрались в узкий кружок да судачат в полголоса, не забывая, то и дело воровато оглядываться.

– Какие страсти-то на Москве.

– Не иначе к концу света дело идет. Сказывают, намедни баба с помелом над кремлевскими башнями при полной луне летала

– Совсем люди стыд потеряли.

– Ничего святого не осталось.

– А бояре, как распоясались. Всё им теперь нипочем. Сам черт им не брат. Полковников стрелецких на площади батогами сечь! Совсем потеряли бояре стыд!

– Говорят, что и государя нашего покойного Федора Алексеевича они отравили. Царство ему небесное.

– Да как же так?

– Опоили ядом смертным. В вино подмешивали.

– Да неужто?

– Так оно и было. Нарышкиных дело. Вот, безобразники. Мальчонку малолетнего на царство посадили, чтоб себе злата да серебра побольше загрести. И никакой управы на них теперь нет. И из Смоленска свою родню сюда потащат. Злодеи.

– Неужто и вправду они это?

– Ага, – бесцеремонно встрял в разговор, проходивший мимо торговцев подмастерье медника Евтюшка Марков, – а еще я знаю, кто зелье отравное готовил.

– Кто?!

Евтюшка сегодня рано утром бежал с развеселой гулянки по Поварской улице и уж больно крепко живот у него прихватило. Прямо, сил никаких не стало, как прихватило. Вот он и присел, ради облегчения, возле плетня избы водопроводных дел мастера Василия Семенова. Чуть-чуть до своего порога парень не добежал. Но с животом не всегда поспоришь. Бывает, что лишнего шага сделать при этакой ситуации – мука смертная. Вот и присел Евтюха от муки той на Поварской улице для облегчения. А эта змея – Марфушка, жена Василия, заметила Евтюшку в не особо приглядном положении да вылила на его голову целый ушат помоев. Со смехом да хохотом. Разозлился парень на глупую бабу неимоверно и потому решил немного ославить её по Москве. Не так, чтоб со зла, а для порядку.

– Марфушка – это, водопроводчика кремлевского Василия Семенова – баба, стало быть, – почесывая пятерней ребра, вещал Евтюха народу. – Достоверно знаю – она всяческие зелья поганые готовит. Ей только скажи…

– Марфушка, Марфушка, Марфушка, – зашелестела нехорошая весть по торговым рядам. Но тут шелест гортанным криком оборван был.

– Матвеев в Москву едет! – истошно орал молодец, скачущий на гнедой кобыле от кремлевских ворот. – Пойдемте все Артамона Сергеевича встречать! Радость-то, какая! – Вслед за парнем бежали люди. Много людей.

– Еще одного злодея принесло на Москву, – вздохнул да перекрестился бондарь Лука Кривов. – Прости нас Господи. Его Федор Алексеевич из Москвы прогнал за разные непотребства, а теперь, как Государя уморили, вернулся.

Конец ознакомительного фрагмента.