Летаргия 2. Уснувший мир

От стальных ступеней в конце дня болели лапы. Но отказать своему хозяину пёс не мог. Тот был для него солнцем и луной. Прекрасным усатым созданием, пахнущим сладким потом и табаком. Даже полная миска корма не стоила похвалы Семёна Боярчука, его ласкового почёсывания за ухом.

Да и жизнь по строгому расписанию Азору нравилась. Нравилось построение, когда все остальные собаки выходили из вольеров, становясь возле своих хозяев. Нравились голоса людей, тысячи запахов в зале ожидания, из которых он умел выкристаллизовать нужный. Нравился рёв взлетающих самолётов, с детства будивших в нём трепет и уважение.

Первые шесть лет службы пролетели для него быстро. Азор окреп, заматерел, отлично знал своё дело и поглядывал на новичков с лёгким пренебрежением. Ночью он, бывало, поскуливал, тоскуя по хозяину. Но это, пожалуй, было единственным горем в его недолгой собачьей жизни – до того дня, как запахи людей вокруг не переменились.

Это случилось в обычный день, когда у хозяина пикнул прибор на поясе, вызывая их на вполне будничный осмотр багажа.

Азор вышел из вольера, наклонил голову, позволяя прицепить к ошейнику поводок, и пошёл рядом с человеком, чуть касаясь боком его ноги – на небольшом расстоянии, как и требовалось во время тренировок.

Хозяин, похоже, был не в настроении, от него пахло потом ещё сильнее, чем раньше. И в этом запахе чувствовалась какая-то новая примесь. Так пахли люди, которые волновались и собирались сделать кому-то плохо. Запах возбуждения, запах опасности.

Кто-кто, а Азор отлично различал этот запах. Ведь его с детства натаскивали на то, чтобы замечать таких людей в толпе. Он тихонько заскулил и поднял на хозяина глаза, но тот не обратил на него внимания.

Не ускользнуло от чуткого нюха пса и то, что собаки в вольерах и их тренеры теперь пахли иначе. От них исходил кислый, резиновый запах утомления, который обычно люди и животные источали после длительных тренировок. Проблема в том, что они пахли так уже в начале дня.

На учебных площадках лабрадоры проваливали задание за заданием, просили еды и отвлекались на других собак. Овчарки отказывались брать барьер и подниматься по лестницам. Инструкторов, командовавших ими, будто кто-то подменил. Они легко срывались и наказывали животных, путали команды и постоянно уходили на перекур.

В закрытом пункте наблюдения, ведущем в зал ожидания, сидели двое дежурных, смотрели на мониторы. Нередко, когда Азор с хозяином входили в эту маленькую комнатку, охранники громко хохотали и обсуждали последние новости. В тот день в смотровой было тихо. Старший охранник, от которого пахло кофе и дешёвым одеколоном, обычно вставал с кресла, тряс хозяину руку и трепал пса по голове, вопрошая: «Кто у нас лохматый-патлатый? Кого затискать?» В этот раз он так и остался сидеть, только едва повернул голову.

– Ты, Семёныч? Найдёшь кофе, захвати порцайку. Пассажиры всё вылакали.

Хозяин ничего не ответил. Тревожный запах опасности исходящий от него усилился.

Азор посмотрел на дверь, ведущую в зал ожидания, и внезапно почувствовал щенячий страх. Так было с ним всего пару раз, когда на вершине тренировочной лестницы у него кружилась голова от высоты.

Пёс заскулил, упёрся лапами в пол, чуть прикусил поводок и потянул на себя. Хозяину игра не понравилась, он больно дёрнул ремень, и когти Азора оставили на полу царапины.

– Что, мальчик, не хочешь на работу? – спросил старший охранник, голосом, которым сюсюкаются с младенцем.

– Конечно, не хочет, – отозвался второй. – Я бы зуб отдал, чтоб вздремнуть.

Дверь приоткрылась, и в проёме уже показались фигуры снующих туда-сюда пассажиров.

– К ноге! – грозно скомандовал хозяин. И тогда Азор совершил немыслимую дерзость, то, чего не позволял себе сделать без команды ни разу за шесть лет службы.

– Ав-ав-ав!

Он гавкнул трижды. Отрывисто, чётко.

Этот сигнал не поняли бы охранники, но хозяин всё поймёт! Нельзя им выходить в зал ожидания сейчас. Там что-то случится. Что-то ужасное, плохое, вроде урагана, смерча или землетрясения. Азора этому не учили, но какая-то древняя часть его мозга кричала: «Нельзя, нельзя выходить! Предупреди всех! Предупреди человека!»

Но человек просто взял и открыл дверь.

Азор сощурился от яркого света, падающего из стеклянного потолка, и вдохнул запахи тысячи тел, наполнявших центральный зал аэропорта.

Ответ пришёл тотчас же – со всеми этими людьми что-то не так. Не было среди них ни одного, кто бы чувствовал себя хорошо и бодро. Толпу окутывало тяжёлое облако усталости, изменился даже запах людей – от их вспотевших тел разило болезнью.

Глаза пса тоже мгновенно уловили перемены в потоке людей. Пассажиры двигались вяло, куда медленнее, чем обычно. Они наступали друг другу на ноги, толкались локтями, их губы недовольно кривились.

Азор едва успел увернуться от тяжёлого чемодана, который вёз перед собой огромный тучный мужчина в красном спортивном костюме и бейсболке.

– Дорогу! – рявкнул он, не замечая, что хамит сотруднику аэропорта и служебной собаке.

Пёс поднял голову на хозяина – как тот отреагирует? Кинолог-инструктор обернулся на гиганта и не только не разозлился, но и коротко кивнул. Мужчина в бейсболке, ответил ему таким же быстрым поклоном и скрылся в толпе.

Откуда хозяин его знает? Азор обратился к своему чутью и втянул носом шлейф, тянувшийся от большого пассажира.

Его лапы неуклюже заскользили по гладкому полированному полу. Уши самопроизвольно прижались к голове, хвост опустился. Самые ужасные опасения сбылись – незнакомец пах так же, как и хозяин, – возбуждением и опасностью.

Азора подвели к оставленному чемодану, дали его обнюхать. Пёс без интереса проделал свою работу и, облизавшись, сел на пол – просто оставленные вещи, ничего важного.

Теперь хозяин возьмёт рацию и скажет: «Отбой». Азора отведут в вольер и накормят.

Но человек как будто забыл о своих обязанностях. Он стоял возле чемодана, запрокинув голову, и глядел на серое равнодушное небо сквозь прозрачный потолок аэропорта.

Пёс ткнулся хозяину в ногу, потрогал его лапой, рассеянно почесался. Небо едва уловимо изменило цвет. Азор поднял морду и чуть повернул голову. Лиловые всполохи отразились во влажных собачьих глазах.

И тогда с Азором произошло то, что люди называют озарением – все разрозненные события и загадки этого утра собрались в этакий весёлый паровозик, который – чух-чух! – запыхтел, зафыркал и покатился по извилинам.

Он сторожевой пёс, его хозяин и тот толстяк из толпы пахнут иначе, чем другие, потому что они охотники, а остальные – жертвы. Это чувство возникло где-то в глубине его мозга, в той древней части, что дремала с тех времён, когда дикие собаки охотились в стаях и не служили человеку. Оно переполнило его, заставило бешено вилять хвостом, наполнило рот слюной. Ничто не могло сравниться с этим чувством, ни предвкушение от сахарной косточки, ни радость от похвалы хозяина, ни удовольствие от игры в «догони палку», ни щенячий восторг от тёплого материнского молока.