Летающее счастье

И мы остановились.

До города было уже недалеко. Нас от него отделяло большое поле.

А по полю шёл человек.

Выглядел он самым горестным образом. Был он в одном пиджаке, шапки на нём не было, длинные волосы его струились по лицу вместе с водою.

А в каком виде были его башмаки! Они совершенно разлезлись, из них торчали пальцы… и шерсть.

Шерсть!

– Василь Васильич! – позвала я.

– Васька! – закричали мои дети.

Но Василь Васильич нас не слышал. Он шёл как во сне, не замечая вокруг ничего. Был он теперь очень толст и тяжело дышал.

– Хотите, я его догоню? – спросил пёс.

Не надо, – ответила я. – Ты видишь, ему сейчас не до нас.

Василь Васильич тоже шёл к городу, но другой дорогой, и мы скоро потеряли его из виду.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Зима в этом году настала рано, и мы уже больше не ходили в походы, тем более что и зима-то пришла какая-то беспутная. То и дело наступала грязная оттепель, а за ней вдруг ударял мороз, окна затягивала пальмовая наледь, и на улицах люди падали, оскальзываясь на льду.

Дети наши были заняты катком и школьными делами, а значит, и почти все разговоры наши были полны катком и школьными делами.

А разговоров у нас было немало – ведь зимою вечера длинные, есть время поговорить.

– Вот учили мы Ваську, совсем даже заучили, – сказал однажды сын, – все втолковывали ему, что нужно говорить только правду. А помнишь, как ты сама учила меня врать?

– Я?!

Не могу вам передать моего негодования: чтобы я учила своих детей врать?

– Конечно, ты. Ты, и никто другой.

И тут я вспомнила. Да, представьте, именно так всё и было.

Моим детям было тогда по пяти лет. Жили мы не сказать чтобы очень хорошо. Оба мы – и я и папа – тогда ещё учились, а потому у нас было мало денег и почти совсем не было времени, чтобы заниматься своими маленькими ребятами.

И вот однажды соседка наша Мария Петровна, женщина очень милая и добрая, принесла детям пирожки.

Вали не было дома, она гуляла. Павлик и вообще тогда не часто ел пирожки, а таких и сроду не видал. Потому что Мария Петровна была замечательная, искусная повариха.

Пирожки эти походили на коробочки с лакированной крышкой, но в то же время были мягкими, будто шёлковыми, и даже словно бы вздыхали – до того были сдобны. Их и есть-то было жалко.

Павлик долго играл своим пирожком, пока наконец решился его разломить.

А разломился пирожок как-то рвано и зубчато, вывалив чёрную грибную начинку.

Я не знаю, любите ли вы грибы, но Павлик их тогда ненавидел: незадолго перед этим он отравился грибами и с тех пор не только что есть их, но даже видеть не мог.

Он едва не заплакал от огорчения.

Увидев всё это, я сразу же подумала о том, что Мария Петровна, конечно, зайдёт к нам ещё раз, обязательно спросит Павлика, понравился ли ему пирожок, и будет очень огорчена, когда узнает, что не понравился.

– Знаешь что, – сказала я сыну не очень решительно, – не говори Марии Петровне, что пирожок тебе не понравился.

Сын удивлённо поднял на меня глаза:

– А что же мне ей сказать?

Я помолчала немножко:

– Скажи ей: «Спасибо, было очень вкусно».

– А-а-а-а! – злорадно закричал сын. – Врать не позволя-а-ешь, а теперь позволя-а-ешь! Мне так невкусно, что я плюнул!

Что мне было ему отвечать?

Врать, конечно, нельзя. Но и обижать добрую Марию Петровну, которая хотела порадовать мальчика, тоже, разумеется, не годится. Ведь она же не виновата, что кто-то отравился грибами. Она этого даже и знать не могла.

Кто из нас был прав?

Я думаю, что в нашем споре всё-таки права была я. Не такое уж великое дело пирожок, чтобы ради него огорчать хорошую женщину.

Вот эту самую историю и напомнил мне сын сейчас, когда мы сидели дома.

Но напомнил он её, конечно, не всерьёз. Теперь он был большой мальчик, одиннадцати лет. В таком возрасте люди уже понимают, что не всякую правду и не всегда нужно человеку говорить.

Есть правда, от которой людям становится неприятно на душе или даже больно, а пользы она не приносит никакой.

Однажды мои двойняшки прибежали ко мне такие возмущённые, что я думала, они у меня на глазах тут и взорвутся, по крайней мере дочь. Вот что, оказывается, произошло.

В их классе появился мальчик Костик, и был он на костылях. В том городе, где он раньше жил, он сломал себе ногу, и теперь она у него срасталась. Перелом оказался трудным, и было ещё неясно, правильно срастётся нога или нет.

Надо сказать, что Костик научился отлично ходить на костылях и даже почти бегать, ловко при этом подпрыгивая. Но жизнь его была нелегка.

– И вот нашёлся у нас в классе мерзавец… – рассказывали ребята.

– Дети, – остановила их бабушка, которая не любила, когда они прибегали к слишком сильным выражениям.

– Мерзавец, подлец! – тут же закричала дочь. – Жаба и гадюка!

Итак, вот что оказалось. Славка, сосед Павлика по парте, заспорил с Костиком о том, какая футбольная команда лучше – «Спартак» или «Динамо», и, узнав, что Костик болеет за «Спартак» (Славка был ярый «динамовец»), вдруг разозлился, покраснел и сказал:

«Что мне с колченогим-то разговаривать!»

И вот теперь он почти каждый день так или иначе говорит Костику, что тот хромой, – рассказывали мои дети.