Летчики и космонавты

Ныне на Чукотке выросло немало городов и промышленных предприятий, колхозов и совхозов, более десятка средних и больше полусотни начальных и семилетних школ, педагогическое и медицинское училища, детские музыкальная и спортивная школы, десятки клубов, Дома культуры, поликлиники. По-настоящему обжитый, благоустроенный край. Тогда, в тридцатых годах, это новое только еще нарождалось. Вокруг прошлого, настоящего и будущего Чукотки и шел в основном разговор в тот памятный вечер в Анадыре.

А злая вьюга разыгралась всерьез. Ветер сбивал с ног, когда мы шли из клуба. Без помощи анадырцев нам не удалось бы отыскать отведенный нам небольшой деревянный домик с белыми от инея стеклами.

Пурга бросала в окна полные горсти снега. Она налетала на дом с такой силой, что казалось, не выдержат его стены, опрокинутся под напором разбушевавшейся стихии.

Разбудил нас тревожный вой сирены. По нашим понятиям, это был сигнал тревоги. Мелькнула мысль: не случилось ли чего с самолетами? Мы кинулись к дверям и столкнулись с заместителем председателя окрисполкома Левченко.

— Почему сирена?

— Пропали четыре человека. Вечером из клуба они не вернулись домой. Собираем людей на розыски. Ваши товарищи могут принять участие?

— Конечно. И даже обязательно.

Мы спешно отправились в общей группе анадырцев на поиски. Троих пропавших вскоре разыскали и спасли. Четвертого нашли под утро уже замерзшим.

Вьюга с каждым часом становилась все неистовее. В конце дня к нам вновь зашел Левченко. Оказалось, что он совмещал две должности: помимо работы в окрисполкоме, редактировал местную газету «Советская Чукотка». Случайно ему на глаза попался чей-то сверток: завернутые в газету мыло и полотенце.

— Газета! — вскрикнул Левченко.

— Это старая, — спокойно ответил хозяин свертка, — за прошлый месяц.

— За прошлый месяц! Товарищи! Разве вы не знаете, что мы получаем газеты раз в год? У нас самый свежий номер за апрель прошлого года…

Бережно развернул сверток, расправил газету. На несколько дней она завоевала внимание жителей Анадыря. Некоторые статьи из нее были перепечатаны в «Советской Чукотке». Местная газета выходила раз в 10 дней, печатая скудную дозу информации, получаемую по радио.

Вечером собрались опять в клубе. Смотрели спектакль на местный сюжет. До сих пор помню незатейливое содержание этой пьесы.

Больна чукчанка. Старые чукчи призывают лекаря-шамана, дают ему за шаманство песца, но женщине становится еще хуже. Сынишка-комсомолец готовит нарты и отправляется в город за врачом. Перед всеми чукчами он держит речь.

— Вот вы боитесь бога, — говорит он, — а я не боюсь. Если бог есть, пусть сойдет и поборется сейчас со мной.

Комсомолец привозит доктора, который вылечивает чукчанку. Шамана прогоняют с позором.

Меня заинтересовала не столько пьеса, сколько аудитория. Она была чрезвычайно активна. Чукчи повторяли отдельные слова, громко делились впечатлениями. В зале стоял сплошной гул. Сцена и зрительный зал жили единой жизнью.

Чукчи показали нам свои танцы. На сцене находилась группа людей, которая подпевала танцующим, кто-то бил в бубен. В танце были тяжелые, медлительные движения, в которых чукчи показывали свою жизнь: охоту на моржа, на нерпу, шитье меховых изделий.

Танцы сменились песнями. Чукчи под бубен выводили то унылые, то задорные песни. В одной из песен говорилось примерно следующее:

Надоело мне работать на американском складе, Тяжело мне мешки таскать, Я хочу на пароходе поехать, Хочу увидеть города и машины.

Американскими складами, — пояснили мне, — чукчи называют фактории, в которых еще недавно хозяйничали американские предприниматели. Тяжелые воспоминания они оставили в сердцах чукчей.

После танца ко мне как к старому знакомому с широкой улыбкой подошел чукча. Я узнал в нем одного из тех, кто пять дней назад помогал нам в Майна-Пыльгине снаряжать самолеты.

— Здравствуй, — сказал чукча, — Майна-Пыльгин — Анадырь сколько ехал?

— Четыре часа.

Он ткнул пальцем в себя:

— На собачках пять дней.

— А зачем сюда приехал?

— Праздник смотреть.

Он познакомил меня еще с двумя чукчами, которые приехали за 400 километров только для того, чтобы побывать на этом вечере. Такова была тяга чукчей к советским очагам культуры.

Те дни, что мы «пурговали» в Анадыре, для меня были полны беспокойства о Бастанжиеве, оставленном в Майна-Пыльгине, о Демирове, потерянном в облаках Пальпальского хребта. Смутно надеялся, что, несмотря на пургу, отставшие товарищи нас догонят и в один из дней их самолеты станут в единый строй отряда. Но время шло, а вестей от Бастанжиева и Демирова не поступало. Даже по радио ничего не сообщали о их судьбе.

Лютая вьюга бесновалась пять дней. Утро шестого дня, 26 марта, прямо-таки поразило нас тишиной. Ветер улегся, по небу плыли клочья разорванных облаков.

— Готовить самолеты к вылету, — немедленно отдал приказание.

Долго откапывали машины из-под снега, расчищали площадку, заряжали моторы. Анадырцы помогали нам во всем. Перед вылетом собрал экипажи самолетов и изложил им план дальнейших действий.

— Из Олюторки мы вылетели пятеркой самолетов. В Анадырь пришли тройкой. Дальше к лагерю Шмидта пробиваться будет еще труднее. Сюрпризы Арктики безграничны. Чем дальше мы проникаем на север, тем хуже для нас условия, мы должны быть готовыми ко всему. Сейчас наша главная задача — пробиться в Ванкарем. Самое главное препятствие — Анадырский хребет. При осложнениях экипажи должны действовать самостоятельно, проявлять инициативу в интересах выполнения общей задачи.

Загудели моторы. Все разошлись по самолетам. Но только успели вырулить на старт, как небо закрылось сплошным слоем облаков. Все же я взлетел, сделал один круг и немедленно сел. Едва успели зарулить обратно к месту стоянки, закрепить самолеты, как вновь накинулась сильнейшая пурга.

До чего же изменчива погода в Арктике! Только что был светлый день, тишина. Прошло каких-то 10 минут — и пурга уже снова наметала метровые сугробы снега. К утру ветер неожиданно изменил направление на 180 градусов.

На этот раз мы постарались не упустить погоду. Быстро взлетели, взяли курс на Ванкарем. Под нами громоздился Анадырский хребет. Его отроги с островерхими пиками, казалось, вот-вот коснутся наших крыльев. Шли тяжелым, неизведанным никем путем. С тревогой думали, что ждет нас на этом этапе.

— Ветер? — задал вопрос Шелыганову.

— Сегодня он наш помощник, — ответил мне штурман.

Ветер был попутным, скорость самолета резко возросла. Если при встречном мы тащились, едва набирая 80 километров в час, то при попутном ветре скорость перевалила за двести. Душа радовалась.