Лети, ведьма, лети! [тетралогия]
Шрифт:
– Я взял на себя смелость до проведения ритуала подготовить все мелочи, – говорит колдун Улиании. – Труднее всего было найти кровь черного козла, но и с этим я справился.
Значит, в чаше все-таки кровь. Бедный черный козел.
– С твоего позволения, ведьма, – продолжает неуемный колдун в алых одеждах, – я начну ритуал. По старшинству, и, кроме того, я хорошо знаю традиционное начало вызывания. А потом уж придется потрудиться тебе.
– Хорошо, – говорит ведьма Улиания. – Вызывать так вызывать.
Хотя это такая глупость. Всего лишь сон.
Колдун (интересно, каково его
Это какое-то… чужое колдовство.
Колдун бросает еще трав на жаровню. Дым валит сильней. В этом дыме не только горечь, но и какая-то приторность, а еще, еще этот дым пахнет жжеными костями…
Тоже черный козел?
Или не повезло кому-то еще?
Впрочем, это же сон.
Бормотание колдуна превращается в завывание. И тут ведьма Улиания видит, что, привлеченные запахом дыма, из стен выступили отвратительные существа, чудовища, уроды, проклятые воплощения нежити, и они окружили пентакль.
Они тянутся к стоящему в пентакле колдуну, но ничего не могут сделать. Улиания все понимает – дым и заунывный речитатив заклинаний вывел из преисподней этих демонов, но ритуал предназначен не им. Хорошо, что есть пентакль. Иначе эти демоны растерзали бы вызывателя.
А это неприятное зрелище даже во сне.
– Ашшабат! – восклицает колдун, и происходит моментальная смена декораций. Конечно, так бывает только во сне.
Теперь вокруг них другой зал, попроще и поплоше. Он напоминает цех какого-то завода. В высокие пыльные окна светит только что взошедшая полная луна. Ее свет ложится белыми квадратами и прямоугольниками на бетонный пол. Пахнет пылью, старыми тряпками и резиной.
Они – колдун и ведьма – перенеслись сюда вместе с начертанным пентаклем, который сейчас светится так, будто его сделали из вольфрамовых нитей. И стол с колдовскими артефактами на месте. Колдун вновь бросает щепотку трав на жаровню. Но теперь дым отчего-то пахнет ванилью и лаймом. А луна, круглая, огромная луна придвигается прямо к окнам и напоминает Улиании еще не пропеченный пирог…
– Пора, – говорит колдун. Он берет нож и по самую рукоять погружает нож в чашу с козлиной кровью. Убирает руки, нож так и остается стоять. А кровь начинает кипеть, словно чашу поставили на огонь.
Ведьма Улиания смотрит на все происходящее с возрастающим интересом. Забавный же ей снится сон! Но колдун (каково все-таки его Истинное Имя?) отрывает ее от пустых размышлений.
– Теперь пришел черед твоих заклинаний, Улиания, – говорит колдун. – Луна взошла в полной силе.
– Луна, – шепчет вслед за колдуном Улиания. – Луна.
Это словно производит на нее какое-то странное действие. Улиания чувствует, будто душа ее раскрывается, как распахиваются створки окна, впуская в комнату свежий воздух. Нет, она не чувствует ни боли, ни сожаления, ни страха. Наоборот, ее переполняет легкость, приятное покалывание в
кончиках пальцев, словно сейчас с них сорвутся первые такты самой прекрасной в мире музыки. И если она не заиграет, то просто умрет.Умрет прямо во сне.
Но где ей достать музыкальный инструмент?!
И луна подсказывает ответ.
Руки Улиании уже не пусты. В руках она держит небольшую арфу – старинную, из потрепанного временем дерева. Но вот лунный свет падает на корпус арфы, и музыкальный инструмент преображается. Он начинает сверкать, словно осколки хрусталя, мягко светиться, будто золотистая парча, пламенеть, как рассвет. И еще. У этой арфы появляются струны. Струны из лунных лучей.
– Да, – говорит колдун, и на его лице написана сумасшедшая радость, которой он даже не пытается скрыть. – Да. Это она. Наконец-то. Слава Соммузу.
Кто такой Соммуз?
Впрочем, Улиании сейчас это неважно.
Она хочет играть.
Играть на Лунной арфе.
И ее тонкие пальцы нежно проводят по струнам.
Первый звук прекрасен и нежен, как распускающийся цветок. Колдун, стоящий рядом с Улианией, почему-то отшатывается и бледнеет.
– Ничего, – шепчет он. – Это пройдет. Это скоро пройдет. Это только музыка.
– Это музыка моего сна, – говорит Улиания и продолжает играть.
Ее музыка упоительна, немного безумна и исполнена страсти. Улиании кажется, что едва она касается лунных струн кончиками пальцев, как в мире происходит нечто. Рождаются дети. Всходит пшеница. Ангелы спускаются к пастухам…
О эта музыка!
О, если б этот сон никогда не прекращался! Она готова стать сама музыкой, чтобы наполнять весь мир светом!
Отраженным светом луны…
И тут колдун толкает ее.
Она сбивается с ритма.
Арфа издает печальную и пронзительную ноту.
И от этого в помещении словно проносится шквал. Он выбивает все стекла и даже, кажется, кое-где рушит стены.
Но самое ужасное – музыка пропала!
Нет красоты, нет силы, нет блаженства!
И вместо этого приходит ярость. Улиании кажется, что сейчас арфа вспыхнет в ее руках – до того она разъярена. Она поворачивается к проклятому колдуну…
И получает звонкую пощечину!
– Ты забыла, что должна делать?! – кричит он на нее. – Ты забыла, о чем мы договаривались?! Знай свое место, тварь, и делай то, что тебе приказывают! Иначе я позову его.
Кого его?
Это звучит страшно.
Тем более во сне.
Она горько плачет, словно маленький ребенок. Никак не может удержаться. И от этого ей стыдно перед колдуном. Она понимает, что он никакой не друг ей, даже не приятель. Он хочет, чтобы она просто выполнила его волю.
Слезы капают на ее белый плащ.
– Ну не реви, не реви, – умиротворяющее говорит колдун. – Не распускай сопли, ты же ведьма. Сама виновата. Разозлила меня, вот я и не сдержался. Ну извини.
– Это была музыка! – сквозь слезы восклицает она, но слезы уже высыхают.
– Это была ерунда, не способная нам помочь. – В глазах колдуна по-прежнему не гаснет алый огонь. – Начни все сначала. Играй на Арфе так, как нужно.
– Разве это не мой сон? – спрашивает она колдуна. – Разве здесь я не могу делать всего, что захочу?