Летим на разведку

Вот и сегодня с экипажем Еремеева случилась беда. У его самолета отказал на малой высоте мотор. Экипаж (как это ни обидно) подорвался на собственных бомбах.

Когда у Пе-2 на малой высоте отказывает мотор - положение крайне опасное. Помня об этом, я всегда стараюсь после взлета с бомбами быстрее набрать высоту четыреста метров. Если сдаст мотор, то с такой высоты бомбы можно безопасно сбросить на "невзрыв" (вне цели бомбы сбрасываются на "невзрыв") и действовать по обстановке. Правда, и здесь не все обстоит благополучно: очень часто одна из бомб взрывается. Мы твердо решили: при отказе мотора на малой высоте производить посадку на фюзеляж с бомбами. Каждому летчику, прибывшему в полк, мы не стесняясь так и говорим:

–  Не вздумай при отказе мотора бомбы на малой высоте сбрасывать!

Беляев и Еремеев начали успешно летать на боевые задания с Боровского аэродрома. Но сегодня Борька нас не послушал - сбросил бомбы на "невзрыв" у земли. Он и штурман погибли, а стрелок-радист Ваня Краснов тяжело ранен и контужен. Нелегко переживать потерю товарищей, но на войне без этого не обходится... Когда проходят в нашем полку строевые и торжественные собрания, на которых подводятся итоги боевой работы, нам сообщается о количестве боевых самолето-вылетов, о весе сброшенных бомб в тоннах, о налете полка в часах и минутах. В этой "бухгалтерии" появилась и такая графа: сколько солдат и офицеров противника мы взяли в плен. Обще известно: от цифровых показателей некоторых товарищей на собраниях иногда клонит ко сну. Но когда называют цифру пленных, взятых авиаторами, - зал оживает. Все смеются и смотрят в сторону Топоркова, с которым приключился на днях любопытный случай. Чувствуя себя именинником, добродушно смеется и Федор.

А дело было так. Этим летом уродилась земляника. Но в лесу бродило очень много вооруженных немцев из окруженной группировки, и население деревни Мачулище махнуло на ягоды рукой. А Топорков махнул рукой на немцев. И пошел безоружным в расположенный рядом с аэродромом лесок за земляникой.

Долго ли Топорков смаковал ягодки и наслаждался их ароматом, я не знаю. Но только он оторвал от них взгляд, как видит, что на него в упор направлен парабеллум гитлеровца.

Федор тут же молниеносно бьет по пистолету кулаком - раздается выстрел в сторону, еще удар - уже по голове он бьет фашиста, хватает с земли его парабеллум и громко, на весь лес, кричит:

–  А-ах вы, сволочи!.. Да я вас!..

Это было ошеломляюще. Офицер поднял руки вверх, а за ним подняли вверх давно не мытые руки вооруженные автоматами двадцать солдат. Всех их строем и привел на КП Топорков.

* * *

...Немцы удирают все дальше на запад. И мы перебазируемся на новый аэродром Чеховцы под Лидой.

Послан на учебу в военно-воздушную академию командир эскадрильи Покровский. Полк стал пополняться новыми людьми. Вскоре к нам прибыли: мой старый знакомый по Тамбовской авиашколе летчик Семен Гуревич, штурман Николай Ус, стрелок-радист Василий Газин, летчики Федор Спиглазов, Анатолий Балабанов и другие.

С аэродрома Чеховцы полк ведет напряженную боевую работу. Освобождаются города Гродно, Вильнюс, Каунас.

Мы с Моисеевым летаем на разведку в районы Гольдана, Ростенбурга, Летцена, Гумбиннена, Инстенбурга, Таураге, Тильзита.

Новые летчики, штурманы и стрелки-радисты полка быстро втянулись в боевую работу. Сколько рассказов, сколько радости в глазах этих парней, когда они прилетают с боевого задания! Какое это счастье - воевать рядом с такими ребятами!

Шопен уехал в армейский госпиталь лечить уши. Чтобы легче было добраться до госпиталя, Дима взял с собой карту-двухкилометровку. Мы уже знаем: когда он вернется в полк, то вся обратная сторона карты будет исписана стихами. Почитаем!

На задания я летаю теперь с Воиновым Сашей. В одном из вылетов на разведку, когда была уже набрана высота три тысячи метров, у штурмана, как бы невзначай, вырвалось:

–  Тьфу, черт!

–  Что с тобой? - спрашиваю его.

–  Да боюсь тебе говорить. Ругаться будешь.

–  Забыл что-нибудь сделать перед вылетом?

–  Нет, парашют распустил нечаянно, - виновато отвечает штурман.

Ничего не говоря Воинову, убираю газ и круто планирую на посадку.

–  Командир, что случилось? - кричит Баглай.

–  Все хорошо, Петя, просто у Саши парашют распустился.

–  Ты на посадку? - подступив ко мне, спрашивает Воинов.

–  Да! Я быстро... Сядем, наденешь другой, и полетим на задание.

–  Нет, не надо! Набирай высоту и держи курс к линии фронта!

Я нехотя дал газ, перевел машину в набор, но распущенный парашют Воинова не давал мне покоя.

–  Сашок, давай все же сядем.

–  Нет, не надо: набирай высоту и иди к линии фронта. Ерунда, все будет хорошо!

–  Тогда свяжи хоть купол стропами, чтобы не вырвало парашют из кабины.

–  Это можно.

Вижу: он снял с себя подвесную систему и начал аккуратно заматывать белый шелк.

К счастью, полет наш прошел благополучно. Но я подумал тогда о Воинове: "Какой решительный и смелый товарищ. Главное для него - выполнить боевое задание. С таким можно воевать!.."

Когда я летал над Украиной, много раз пересекая могучий Днепр, то часто вспоминал знаменитое гоголевское - "Чуден Днепр..." Он действительно чуден, если смотреть на него с высоты птичьего полета. В Белоруссии своя главная река - широкий привольный Неман. Он так же прекрасен, как и Днепр. Сейчас, перелетая через широкую голубую ленту, мысленно произношу: "Здравствуй, наш родной Неман! Вот какой ты красавец! Встречай своих освободителей!.."

–  Коля, а Неман такой же, как Днепр, только чуть поуже. Правда, белорус? - спрашивает Воинов, словно подслушав мои мысли.

–  Да, Саша. Смотрю вот на родные места - так и хочется смазать фашистам "мокрай трапкай по бруху". Когда мы, гомельские, учились в Тамбовской школе и смешивали белорусскую мову с русским языком, то москвичи и ленинградцы быстро научили нас говорить правильно!

Я поворачиваюсь к нему и вижу его не закрытые кислородной маской веселые глаза.

–  Сашок, спроси у Петра, хорошо ли у него кислород подается?

–  Баглай, как себя чувствуешь? - спрашивает Воинов, нажав кнопку самолетного переговорного устройства.

–  Хорошо. Кислород подается нормально. Держу связь с аэродромом.

–  Передай, Петро, погоду: высокослоистая облачность пять баллов, видимость двадцать пять километров, температура на высоте минус двадцать восемь градусов.

–  Передаю.

–  Смотрите за воздухом, - вступаю я в разговор.

–  В воздухе спокойно, - отвечает Воинов.

–  Понимаешь, Саша, люблю я русский язык, - продолжаю я начатый разговор. - В наших белорусских городах многие говорят по-русски. Нет языка краше русского! А песни больше украинские люблю. "В огороде вэрба рясна, там стояла дивка красна..." Эх, до чего же хороша песня! Когда поют украинские песни, мне от радости хочется плакать...

–  Да, песни на Украине что надо, Коля... А почему у тебя фамилия украинская?

–  Сосед был украинцем!..

Воинов, смеясь, показывает рукой вперед и говорит:

–  Вот уже линия фронта, так что хватит болтать. А немецкий ты изучал в школе?

–  Пять лет изучал. Помню только одно предложение: "Дэр онкель Петэр ист тракторист" - "Дядя Петя - тракторист". На фронте усвоил "Хенде хох!" и "Гитлер капут!". Дойдем до Германии, а по-немецки говорить не умеем. Наверное, пора взяться за немецкий.