Летим на разведку
Шрифт:
– Зубенко, Ребров?
– Нет, нет... Ага, вспомнил: Монаев!
– Монаев живет в Москве на Красноармейской улице. Работает в конструкторском бюро. Пеший работает у Антонова. Живет где-то недалеко от Киева. Мазуров, Лашин и Харин - генералы. Почти обо всех однополчанах я знаю... Беру недавно газету "Советская Россия" и на одном из снимков узнаю нашего механика Николая Мармилова. Бригадир соледобытчиков треста "Баскунчаксоль ", награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.
– Вот это и есть гвардейцы!..
–
– Спасибо, Николай. Мне, старику, это такая радость!
– Зачем вы это слово сказали - "старик"? Не надо!
– А что ж поделаешь, Николай Адамович! Жизнь идет вперед... Ну, давайте вашу руку! Смотрите же, я вас жду...
Мы с Валентиком обнимаемся. Мне не хочется уезжать и становится как-то очень грустно...
Моя машина покидает улицу Красина, а в зеркале над ветровым стеклом все еще вижу его, своего командира полка Валентика!..
...8 мая 1965 года. Сегодня в шестнадцать часов у памятника Героям Плевны встреча однополчан. А кроме этого у меня сегодня в десять утра еще и встреча с Моисеевым и его семьей. Март сорок шестого - май шестьдесят пятого. Девятнадцать лет и два месяца. Каким ты стал, Петька, летчик-разведчик, старший научный сотрудник?
...Все у нас готово. Вся семья ждет Моисеевых. Скорее бы! Жду самых дорогих гостей, ежеминутно поглядываю в окно.
Звонок. Приехали! Как же я мог проглядеть? Открываю дверь. Нет, не Моисеев.
– Георгий? Здравствуй. Заходи.
– Здравствуй, Николай. С праздником тебя, с нашей Победой!
– И я поздравляю тебя.
– Случилось что-нибудь на работе, Георгий?
– Ничего, стихи я принес. Написал ночью. Ты же вчера вечером говорил, что сегодня ваша встреча.
– Давай. Поет твоя душа!
– А как же? Сегодня День нашей Победы. Даже не верится, что уже прошло двадцать лет. Кажется, это было вчера...
Георгий Герасимов - сторож нашего комбината. Он фронтовик, потерял в бою правую руку. И вот принес стихи.
– Отлично, Георгий! Прочитаю ребятам обязательно!
– Прочитай... С какой бы радостью и я сегодня встретился с однополчанами! Но вот беда: никаких связей с фронтовыми друзьями нет. У нас в пехоте ведь как: прибыло пополнение - два-три дня, неделя боев, и нет никого... Кто убит, кто ранен... Я чудом продержался на передовой два года. И вот рука... Да еще в голову...
– Да-а-а. А ты сам хоть пяток их послал?..
– Ну что ты? Покосил сволочей из пулемета... Не обидно. За товарищей и за себя рассчитался... Ну я побегу - на работу мне нужно...
Герасимов уходит, а Моисеева все нет и нет...
Ровно десять часов. Еще раз иду к окну, смотрю вниз, во двор дома, и вижу только что подъехавший бежевого цвета "Москвич". В кабине сидит Моисеев. Вот он вышел и шарит глазами по верхним этажам нашего дома.
– Петя! - зову его.
– А, Коля! Вон ты где!
– Петя, проезжай вперед и разверчивайся. Сейчас я выбегу к тебе.
– Есть! - отвечает Моисеев.
Сбегаю со второго этажа.
– Здравствуй,
Петенька! Здравствуй, дорогой! С праздником Победы тебя, родной!– Здравствуй, Колюня! Поздравляю и тебя с Победой!
Мы крепко обнимаемся... У нас обоих слезы на глазах. Думали ли мы, что в двадцатилетие Победы встретимся?!
– Какие мы счастливые! - говорит Моисеев. - А ребята...
– Да... Наши. Пронин, Угаров, Вишняков, Генкин, Баглай, Сухарев... Боже мой!.. - вырывается у меня, когда разглядываю его курносое лицо. - Петька, чертенок ты эдакий, да ты такой же, как и был! Седые волосы только, вот сивый стал...
– Ерунда - седые волосы сейчас в моде.
– Молодец, Петька, что приехал. Я тебя так ждал!.. А где Рада?
– В магазин ваш забежала.
– Это вы напрасно - у нас все есть.
– Ничего, Коля, к празднику полагается.
– Ну, дорогой Петька, показывай, как ты ходишь!
– Хожу нормально, Коля. И на работу вот так, - Петро берет палочки, опускает оба протеза на землю и становится на них.
– Видишь? Уже стоим! - с деланной бравадой говорит он.
Мне почему-то стало очень больно на душе, Именно сейчас я боюсь сказать лишнее слово, чтобы невзначай не обидеть друга.
– Давай, Петя, помогу тебе машину поставить.
– Ничего! Мне, Коля, это не тяжело. Давай лучше сменим пластинку. Ты помнишь, какие Шопен стихи писал? А как он рассказывал!
– Все я помню.
– А ты помнишь, как ему оперативный уполномоченный сказал: "Шопен-болтун - находка для шпиона".
– Помню. Да, с этих пор Димка стал молчаливым...
Мы идеи в дом.
"Да, тяжело будет Петьке подниматься на второй втаж", - подумал я. Но Моисеев широко ставит протезы и, не торопясь, спокойно идет. Я еще не видел таким Моисеева, и мне почему-то кажется, что он вот-вот упадет.
– Ой, не упади ты, Петя! - не сдержался я.
– Да что ты, Коля? Ты меня просто смешишь. - Моисеев переставляет протезы, помогает себе палочками и шаг за шагом поднимается выше и выше по ступенькам. Вот он уже взялся за ручку двери.
– Видишь? Вот так и ходим. Медленно, но уверенно. И ни шагу назад, как говорили на войне! - сказал он решительно.
– Герой ты у меня, Петро! Я все хочу, чтобы тебе было присвоено звание Героя Советского Союза... В пятьдесят восьмом писал Ворошилову, просил... А к двадцатилетию Победы, знаю, Валентик, Кантор и Топорков послали на тебя материал в ЦК КПСС...
– Может быть, и не нужно забивать головы... Героического подвига, такого, как Талалихин, Матросов, Маресьев, я не совершил. Воевал так, как воевали многие. Вишнякову и Генкину не присвоили Героев, а Моисееву?.. Моисееев - рядовой летчик, каких тысячи...
– Ты летал с больными ногами! У тебя сто вылетов на разведку. По приказу Верховного положено!
– Не сто, а девяносто девять. Ну пусть побаливала нога, но я летал на задания - и героизма в этом не вижу.
– Вот и пришли. Сейчас, Петро, умоешься и полежишь, отдохнешь с дороги.