Летний шторм
Шрифт:
"Эйфория идиотизма", как выразился командир их взвода, капитан Синельников, когда в Варшаве польские отряды перешли на сторону немцев. Конечно, большинству населения, без разницы, какая в стране власть, да и не все солдаты бывшей польской армии согласились воевать на стороне Германии. Но и тех, кто стал служить Гитлеру, вполне хватало для того, чтобы держать в напряжении тылы Красной армии. Больших диверсий пока не было, но и еженощные обстрелы, пусть и беспокоящие, удовольствия не доставляют.
Немецкий танк ворочал башней, отыскивая возможную цель, но выстрела пока не было. Немцы, судя по всему, экономили снаряды, предпочитая рисковать наблюдателями, а не драгоценными
Павел нажал на курок, проследил, как исчезает в люке его мишень, и снялся с позиции. Пора уходить. Они уже выбрали лимит везения и, вскоре, их должны вычислить. Можно, конечно, сделать с одной позиции и больше выстрелов, но за короткое время. А они здесь более получаса торчат.
Павел уже спускался по лестнице, когда захрустела наверху черепица. Немцы решились накрыть огнём непримечательный флигелёк, теряющийся на фоне других построек. Или вычислили, или кто-то подсказал? И кажется Павлу, что этот кто-то несколько часов назад встречал их на заднем дворе костёла, когда они выбирали позицию. То-то, ксёндз с такой неприязнью их осматривал. Впрочем был в своём праве. По всем традициям и законам, писаным и неписанным, вход в храм божий с огнестрельным оружием запрещён. Но ведь они в сам костёл и не стремились, облюбовав одну из хозяйственных пристроек.
Их группа прошла половину лестницы, когда снизу, навстречу им, выскочил один из сопровождавших ксёндза церковных служек. Мальчишка быстрыми прыжками пересёк расстояние до них и что-то быстро забормотал по-польски.
– Что он хочет, Боркевич?
– Спросил Павел.
– Товарищ старшина, он говорит, что вниз идти нельзя.
– Начал торопливый перевод белорус.
– Говорит, что внизу нас "жолнежи" ждут.
– Какие "жолнежи", немецкие?
– уточнил Павел.
Боркевич переспросил служку. Тот ответил. Павел в "пшекающем" польском языке с трудом понимал отдельные общеупотребительные слова, пропуская всё другое мимо ушей. Впрочем, как и большинство остальных бойцов. И только белорусы да украинцы, в основном с западных областей, присоединённых всего два года назад, прекрасно понимали поляков.
– Стась говорит, что солдаты польские, из "Армии Крайовой". Привёл их ксёндз.
– Ответил Боркевич.
– И ещё. Он утверждает, что они вели речь о вашей винтовке.
Ну что же, всё стало на свои места. Полякам, или англичанам, понадобилась его "Гюрза". Немцы уже разобрались, что это такое и даже начали предпринимать меры. По крайней мере на фронте высокопоставленные цели к передовой ближе километра не подходят. А офицеры в передовых цепях стали прятать погоны под специальными чехлами, пока по собственной инициативе.
В Красной армии полевая форма одежды одинаковая для всех ещё с начала этого года. Поначалу данный приказ недоумение вызывал. Сколько пытались выделить командный состав для повышения авторитета, а тут опять всех под одну гребёнку подровняли. Недоумение исчезло, как только в первых боях побывали. Желающие пофорсить на передовой цветными петлицами и нарукавными нашивками очень скоро отправлялись на тот свет отчитываться перед ангелами, или чертями, кто там на небесах заведует распределением советских командиров. А оставшиеся в живых немедленно натянули солдатские гимнастёрки и пилотки, припрятав командирскую форму до более благополучных дней.
Служка опять
что-то затараторил, показывая рукой на боковой коридорчик, Боркевич его выслушал, переспросил, повернулся к Павлу.– Стась предлагает подвалом уйти. Вот тут как раз спуск в него имеется.
– Ты откуда пацана знаешь?
– Поинтересовался у белоруса Панкратов.
– Да так.
– Тот на мгновение замялся с ответом, но решился.
– Мать его прачкой при комендатуре работала. Вот, он там постоянно и вертелся.
Павел усмехнулся. Всё ясно. Мать работала прачкой, пацан вертелся рядом, а бравый боец Красной армии пристроился помогать по хозяйству, и не только... Ситуация знакомая. Хоть и запрещённая.
– Ему доверять можно?
– спросил Павел, кивая на церковного служку.
– Можно!
– Ответил белорус.
– У него немцы отца под Познанью убили в тридцать девятом, а год назад старшего брата расстреляли за то, что вслед патрулю плюнул. Можно ему верить, и матери его тоже!
– Добавил боец с яростью в голосе.
Стась действительно вывел их к одному из входов в подвал, извлёк ключ и, поскрипев замком, распахнул дверь. В подвале было довольно темно, неяркий свет прорывался в редкие оконца где-то под потолком, но рассеивался толстым слоем паутины на окнах. Пахло мышами, застарелой плесенью и пылью. Проведя группу мимо завалов всякого хлама, который всегда скапливается при избытке места хранения, служка вывел их к большой деревянной бочке. Показал на неё, шепнул несколько слов на ухо Боркевичу.
– Стась говорит, что за этой бочкой потайной ход, который в другой подвал выводит.
– Пояснил белорус.
– Нужно только бочку отодвинуть.
Втроём сдвинули с места бочку, в которой когда-то было вино, а сейчас она только скрипела рассохшимися клёпками, источая приятный запах. За бочкой, в самом деле, оказалась изрядно подгнившая дверь, выломанная без особого труда и шума.
Из проёма подземного хода тянуло лёгким сквозняком, колыша свисающую с потолка древнюю паутину. Павел смахнул её поднятой с пола деревяшкой. Панкратов достал из своего бездонного ранца два фонарика, входящие в оборудование их снайперской пары. Первым в проём скользнул Андрей, подсвечивая себе путь фонариком, вслед нему Павел толкнул пацана, затем пошёл сам, светя больше по сторонам и стараясь не зацепить неразобранной винтовкой за стены. Последним, прикрывая их от возможного преследования, шёл Боркевич.
Минут через десять, покрытые древней пылью и паутиной, выбрались они ещё к одной двери. Та оказалась не намного крепче предыдущей и вылетела со второго удара. За ней оказался ещё один подвал, захламленный даже больше церковного. С трудом продравшись через завалы мебельной рухляди, каких-то ящиков и других вещей, опознать которые не представлялось возможным, они сумели добраться до входной двери, оказавшейся открытой. Поднялись по не слишком крутой лестнице и оказались в здании школы. Павел даже удивился такому везению. Именно это здание он намечал в качестве запасной позиции.
Поднялись на второй этаж. Быстро отыскали подходящую позицию в одном из классов, выходящих окнами на восток. Сдвинули несколько столов напротив открытого окна. Павел пристроил винтовку, проверил затвор, дослал патрон и приник к прицелу, оценивая возможности работы с данной позиции. Андрей распаковал дальномер, раздвинул его концы и стал намечать ориентиры, определяя расстояние до них.
Бывший церковный служка заворожено смотрел за их работой, судя по всему, окончательно сделав свой выбор в пользу военной карьеры, о которой мечтает каждый нормальный мальчишка.