Летняя гроза

— Летняя Гроза, — преувеличенно сдержанно заговорил Ветер, — где сейчас спит Звонкий Жаворонок?

— В вигваме твоего отца.

— Верно. И ты думаешь, мои родители больше не занимаются любовью?

Гроза наморщила лоб.

— Думаю, занимаются. Не знаю. А что?

— Поверь мне, Летняя Гроза, занимаются. И мы тоже будем, потому что я всегда хочу тебя, даже теперь, когда ты носишь нашего ребенка.

— Нет, Вольный Ветер. Если Звонкий Жаворонок переселится в наш вигвам, мы больше не сможем заниматься любовью. Я отказываюсь: моя золовка будет лежать в каких-то двух шагах от нас. — Гроза хотела особенно подчеркнуть именно этот момент. — Я не собираюсь давать представление, как ученый медведь! — прошипела она.

Ветер разрывался между гневом и смехом. При желании его молодая жена бывала очень упряма.

— Не могу поверить, что ты настолько стыдлива в этих делах! — заявил он. — Или ты просто упрямишься? Нет ничего необычного в том, что несколько семей живут в одном вигваме, или слуги и рабы живут вместе со своими хозяевами. Даже твоя мать принимала это, иначе ты так и не появилась бы на свет.

— Я не моя мать! — крикнула в ответ Гроза. — Я дорожу своим уединением и не уступлю! Если ты настаиваешь на присутствии здесь твоей сестры, можешь отправляться куда угодно для удовлетворения своей похоти! Хоть в вигвам к потаскухам!

Ветер был потрясен тем, что Гроза знает не только о существовании этого вигвама, но и о его предназначении. Более того, жена любого шайенна скорее дала бы отрезать себе язык, чем проговорилась мужу, что знает об этом.

Хотя при переселении в резервацию часть пленных освободили, многие так и остались с индейцами. Солдаты правительственных войск, как правило, не различали индейцев разных племен. Поэтому они проглядели почти всех рабов, белый цвет кожи которых не был ярко выражен. И теперь, спустя годы, в этом вигваме обитали дочери тех первых опустившихся, хотя иногда и не по своей воле, женщин. Они были изгоями общины, и племя признавало их только в этом качестве.

Среди них, разумеется, было и несколько женщин из племени шайеннов, которые не дорожили своим целомудрием или не уберегли своей девственности. Обесчестив себя, они присоединились к остальным распутным женщинам и предлагали услуги мужчинам племени, желавшим удовлетворить свою похоть. Платили женщинам пищей и одеждой, для которых это было единственным средством выжить.

В юности Ветер посещал этот вигвам, иначе где еще он мог узнать столько о женском теле? Как еще мог научиться тому, что приятно женщине или ему самому, и испытать свои мужские возможности? Порядочных девушек племени строго оберегали, и мужчин до свадьбы они не знали. Кроме того, как и большинство шайеннов, Ветер не взял бы в жены девушку, которая ценила себя столь невысоко.

— А зачем мне пользоваться их грязными ласками? — сказал Ветер в ответ на гневную тираду Летней Грозы. — Мне проще завести вторую жену. Она станет помогать тебе по хозяйству и ублажать меня, если ты откажешься.

Высокомерный тон Ветра возмутил Грозу, но его предложение — это было уже слишком!

— Ты не сделаешь этого! Ты не посмеешь! — с ужасом и негодованием воскликнула Гроза.

Она испугалась, что зашла слишком далеко, и он действительно поступит так, как сказал.

— Я могу, и я поступлю так, если захочу. Хорошо бы тебе вспомнить, что здесь мы живем по законам шайеннов, а не белых людей. Здесь мужчина может иметь столько жен, сколько может обеспечить, и никто ничего не смеет ему сказать. Если я захочу вторую или третью жену, твои возражения меня не остановят.

— Вольный Ветер, пожалуйста, не делай этого! — обратила к нему молящий взор Гроза, ее золотистые глаза наполнились слезами. — Я старалась принять все законы шайеннов, правда, старалась, и для меня это было нелегко. Я не привыкла к таким ограничениям моей возможности уединиться. Возможно, со временем я приму и это, но сейчас я не готова. Пожалуйста, не проси Звонкого Жаворонка ночевать в нашем вигваме. Пожалуйста, не бери вторую жену. Это разобьет мне сердце, и страшно подумать, что станет с моей любовью к тебе.

— Мне не нужна никакая жена, кроме тебя, Золотистые Глаза, — признался Ветер, прижимая к себе Грозу. — Мне не нужна никакая другая женщина. Я говорил со зла.

— А Звонкий Жаворонок?

— Звонкий Жаворонок не будет ночевать у нас, — неохотно согласился Ветер. — Она станет помогать тебе днем, но, если я увижу, что ты делаешь хоть какую-то тяжелую работу, моя сестра будет жить у нас, невзирая на твою застенчивость.

Из всех праздников Рождество значило для Грозы больше всего. Не потому, что она была так уж религиозна — ее родители постарались познакомить своих детей со всем культурным наследием их семьи, — а потому, что в этот день вся семья собиралась вместе. Первое Рождество среди шайеннов, которые вообще его не отмечали, было для Грозы очень грустным. До этого она никогда не разлучалась с семьей и теперь ужасно тосковала по дому, а Рождество без родных только усугубляло тоску. Хотя Гроза ничего не говорила Ветру, она не сомневалась, что он заметил ее мрачное настроение.

Рождественским утром Гроза проснулась без обычного радостного ожидания. Здесь это лишь очередной зимний день, ничего особенного. Готовя завтрак, она гадала, чем занимается сейчас ее семья. Собрались в гостиной и обмениваются подарками? Или сидят за большим дубовым обеденным столом и тоже завтракают? Приехал ли на каникулы из колледжа Стрелок? Мама, наверное, снует из кухни в комнату и обратно, проверяя, поспела ли сочная рождественская индейка. А Заря — самая религиозная из всей семьи, — без сомнения, ушла с бабушками и дедушкой в церковь.

Вольный Ветер закончил свои утренние молитвы. Вместе с ним в вигвам ворвался порыв холодного ветра, отчего на мгновение ярче запылал огонь. Когда глаза Ветра привыкли к полумраку жилища, он заметил, что в глазах у Грозы блестят слезы. Прожив два года в ее семье, он знал, что такое Рождество, каким его любила Гроза. Он знал, что это день большого христианского праздника, и понимал, как должна печалиться его жена, находясь в это время вдали от своих родных.

Украдкой улыбнувшись, он протянул жене руку.

— Идем, Летняя Гроза. Я хочу, чтобы ты кое-что посмотрела.

Прежде чем они покинули теплый вигвам, он заботливо укутал ее в меховую одежду. Потом повел на окраину деревни, где начинался лес.

Там их ждали Пугливая Олениха и Звонкий Жаворонок, улыбаясь и поеживаясь в утреннем холоде.

— Что тут такое? — стуча зубами, спросила Гроза.

Пугливая Олениха и Жаворонок быстро расступились, открыв растущую позади них елочку. У Грозы вырвался вздох удивления, остальные трое с удовольствием наблюдали за молодой женщиной. Перед ней стояла маленькая елочка, нарядно украшенная на рождественский манер! С ее ветвей свисали кожаные звездочки, ангелы, маленькие деревянные барабаны и олени.

— Как красиво! — воскликнула Гроза, и на ее покрасневших от мороза щеках яркими звездочками заблестели слезинки. — Это просто чудо!

— Мы хотели, чтобы ты не так грустила в этот день, — смущенно объяснил Ветер. — Я помню рождественские праздники по тем годам, когда жил у вас на ранчо.

— Я тоже вспомнила некоторые ваши обычаи, когда Вольный Ветер рассказал нам о твоем невеселом настроении. Твоя мать вот так же наряжала дерево для своей подруги Мелиссы, когда та грустила на Рождество, — ласково добавила Пугливая Олениха. — А Звонкий Жаворонок помогала мне делать украшения. Мы все хотим, чтобы ты была с нами счастлива.