Летняя рапсодия [Сборник]

Слезы задрожали у нее на ресницах, и она отвернулась: она чувствовала, что вот-вот заплачет, и не хотела, чтобы он это видел. Но, сделав всего два шага к двери, она услышала, что Люк двинулся за ней. Ее сердце подпрыгнуло в панике, и девушка кинулась бежать.

Он настиг ее в холле, когда она едва добежала до лестницы наверх. Схватив за плечо, он резко повернул ее к себе.

В ужасе съежившись, Уитни взглянула на него снизу вверх, но когда увидела его глаза, то мысли ее окончательно смешались. В его синих глазах она не увидела никакой злости, а только нежность. Нежность такую всепоглощающую, такую ласковую, что она подумала, будто это ей снится.

— Ты дурочка, — пробормотал он. — Чудесная, прекрасная дурочка. — Он взял ее лицо в ладони. — Как мог я влюбиться в такое глупое создание?

— Ничего у тебя не выйдет, — убито прошептала она. — Ничего не выйдет из твоих трюков с телячьими нежностями. Я не отдам тебе виноградники, Люк. Твоя бабушка этого не хотела. Так что твой расчет неверен. Мог бы не стараться и не спать со мной.

— Ну да. — Он смотрел на нее, явно забавляясь. — Такой труд! — Он поцеловал ее губы, соленые от слез. — Уитни, послушай меня…

Нет, она не будет его слушать. Она не позволит умаслить ее своими речами. Может, она и хочет его, но никогда не полюбит, зная, как много черного у него в душе. Но как же трудно ему сопротивляться!

— Мое сокровище. — В его глазах светилось обожание. — Прошлой ночью, пока тебя не было, я нашел другое завещание. Более позднее.

Все свои силы и помыслы Уитни направила на то, чтобы остаться стойкой к его нежности, поэтому смысл сказанного дошел до нее не сразу. Но даже когда дошел — голова ее не прояснилась.

— Другое… завещание? П-позднее?.. — с трудом проговорила она.

— Да. — Он улыбнулся. — Другое… завещание. П-позднее. Написанное от руки. Датированное месяцем позже, чем предыдущее, и засвидетельствованное двумя подругами моей бабушки по приходу, тогда как другое напечатано и свидетелями были Эдмунд и Чарлз Максвелл.

Она широко раскрыла глаза.

— Но где же оно было? Эдмунд Максвелл обшарил все ящики стола…

— Все ящики, — мягко сказал Люк, — кроме того, о котором знали только я и Крессида.

— Тайник! — охнула Уитни.

— Пошли. — Он взял ее за руку и провел обратно в библиотеку к письменному столу.

Ухватив ее палец, он положил его на маленькую ягодку винограда в причудливо и изящно вырезанной грозди на боковой стенке стола. — Здесь, — сказал он. — Нажимай.

Уитни нажала и ойкнула, когда длинный узкий ящик внезапно выдвинулся из глубины стола.

Внутри она увидела конверт, адресованный Люку.

— Это оно? — спросила она слегка дрожащим голосом. — Другое завещание?

Люк взял конверт, вынул из него единственный листок бумаги и передал Уитни.

С возрастающим изумлением Уитни читала слова, написанные бисерным почерком… и увидела, что, хотя более мелкие детали завещания оставались неизмененными, Крессида оставила Люку виноградники Изумрудной долины.

И «…моей дорогой Уитни Маккензи: поместье Браннигенов со всем содержимым». Ее голова закружилась, и она ощутила невесомую летящую радость. Нет, не потому, что дом принадлежал теперь ей, хотя она всегда очень его любила. А потому, что Люк все-таки ее не обманул.

— Значит, когда ты сказал Виктории Мосс, что надо понимать женщин, то имел в виду ваши отношения с бабушкой?

— И когда я сказал, что кое-кто «передумал», то имел в виду опять-таки бабушку, все-таки оставившую мне виноградники.

— Но… как насчет Виктории Мосс?

— Какой Виктории? — посмотрел он на нее с шутливым недоумением.

Уитни надулась.

— Перестань меня дразнить…

— Да, мы общаемся… но только по делу, мы с Вики старые знакомые… Она даже бегала за мной, когда мы были подростками. Но она никогда не была в моем вкусе… И сейчас тоже. — От его улыбки в груди у нее потеплело. — Зато ты в моем вкусе.

Она глянула на него.

— Ты как-то сказал, что не любишь блондинок!

Он засмеялся.

— Для каждого правила есть исключение. И ты, моя любимая, как раз это самое исключение.

Внезапно посерьезнев, Уитни сказала:

— О, Люк, если бы ты не вернулся в долину, ты так никогда и не узнал бы, что твоя бабушка простила тебя и оставила тебе то, что принадлежит тебе по праву рождения.

— Должно быть, она надеялась, что однажды я все-таки вернусь домой, и знала, что тогда я вспомню про тайник в письменном столе, про письма и нашу с ней любовь. Она знала, что я поищу ее последнее письмо. Так я и сделал, слава Богу, и она не обманула моих надежд.

Он взял завещание из рук Уитни и бросил его на стол. И обнял ее.

— Я так тебя люблю! — Он целовал ее до тех пор, пока голова у нее не пошла кругом, а потом погрузил пальцы в ее кудрявую золотистую гриву. — Выходи за меня замуж, моя красавица, выходи за меня завтра же. — Люк лукаво ей улыбнулся. — Ты ведь тоже меня любишь, не так ли?

— Да, всем сердцем… сильнее, чем считала это возможным.

Он опять завладел ее ртом в горячем поцелуе, от которого у нее подогнулись колени. Когда он наконец дал ей передохнуть, Уитни чуть слышно произнесла:

— Я очень тебя люблю, Люк, но…

Его брови слегка нахмурились.

— Что такое, дорогая?

Она прерывисто вздохнула:

— Ты действительно похоронил прошлое?

— Целиком и полностью.

— Но… если однажды ты начнешь задумываться, не ошибся ли насчет меня? — Она не сумела скрыть сомнения в голосе. — Что, если ты станешь думать, что я вышла за тебя из-за этого наследства — виноградников Изумрудной долины, — а не потому, что действительно люблю тебя?

Он молчал так долго, что ее сердце задрожало. Сумеет ли он справиться с этой проблемой?

А он вдруг улыбнулся. Сначала дрогнули уголки его губ, и постепенно широкая улыбка осветила все его лицо. С озорно заблестевшими глазами он взял со стола последнее завещание своей бабушки и, прежде чем Уитни успела открыть рот, разорвал лист бумаги на сотню маленьких кусочков.

— Люк! — Она уставилась на обрывки, трепещущие в воздухе и опускающиеся на пол, точно хлопья снега — Этого нельзя было делать!

— Нельзя? — Он почесал в затылке. — Но, по-моему, я уже это сделал!

— Но… зачем?