Летняя рапсодия

Чтобы попасть к лестнице, ей пришлось пройти мимо комнаты Троя.

Ее шаги были совершенно беззвучны на ковровом покрытии коридора, и она приостановилась около открытой двери.

Люк стоял, нагнувшись над кроваткой сынишки, и что-то успокаивающе ему нашептывал. Вскоре хныканье совсем затихло. Уитни услышала, как он мерно засопел, и поняла, что малыш уснул. Люк поправил одеяльце на маленькой фигурке и выпрямился. С лицом, полным нежности и любви, он долго стоял, глядя вниз на своего спящего сына.

При виде этой сцены у девушки дрогнуло сердце; сильная тоска наполнила все ее существо… Легкий всхлип непроизвольно вырвался из ее горла.

Люк повернулся на звук, увидел ее, и его лицо изменилось. Она отступила обратно в коридор. Люк вышел вслед за ней.

Очень тихо он прикрыл за собой дверь.

– Ему, наверно, приснился дурной сон, – прошептал он.

Они стояли неподвижно, и знакомое напряжение снова возникло между ними. Уитни чувствовала, как оно задрожало в воздухе… и в ее крови.

Его затуманенный взгляд скользнул по ее тщательно причесанным волосам, подведенным помадой губам.

– Ты… идешь вниз?

Желание в его взгляде разом вынуло всю энергию из ее тела. Ей хотелось бессильно прислониться к стене… но она заставила себя стоять прямо.

– Я думаю, это будет… разумно.

– Разумно? – Люк обнял ее. – А кто хочет оставаться разумным?

За гулкими ударами собственного сердца Уитни едва расслышала его вопрос.

– Секс без… любви… это не для меня.

– По-твоему, это нехорошо?

– Я не собираюсь никого судить, но для меня… для нас… это неприемлемо.

– А чем мы так сильно от всех отличаемся? – Он попробовал было притянуть ее ближе к себе, но Уитни не поддавалась.

– А секс, когда один ненавидит… другого… это отвратительно.

Она сразу поняла, что попала в точку. Поняла по тому, как потускнел его взгляд, хотя рука и не ослабила своей хватки.

– Ненавидит? – Он потряс головой. – Может, когда-то я тебя и ненавидел, но это было из-за… Я не питаю к тебе ненависти, Уитни. Я…

– Да, но, когда ты смотришь на меня, ты все еще видишь мою мать.

Его веки затрепетали.

– Я уже говорил, что не лжец, не собираюсь лгать тебе и сейчас. Да, когда я смотрю на тебя, я вижу твою мать. А разве может быть иначе?

Да уж, действительно! Уитни прекрасно знала, что внешне они с матерью очень похожи.

– Ты видишь женщину, разбившую твою семью, – безжизненно сказала она.

Люк уронил руки.

– Я не могу этого отрицать.

– Никто не может разрушить семью, если в ней нет трещины.

– Это не оправдывает…

– Не оправдывает, но… объясняет. Может быть, помогает простить. Если ты не сумеешь простить Люка, хуже будет в первую очередь тебе. Отцу своему ты не можешь причинить боль… его больше нет.

– По-твоему, я причинил ему боль?

– Когда ты отказался жить с ним – с нами – после того, как умерла твоя мать… Да, ты очень обидел его.

– Но не мог же он ожидать…

– Он надеялся.

– Черт! – Люк ударил кулаком в стену. – Heужели это никогда не кончится? – Лицо у него было совершенно измученное.

– Кончится, – тихо сказала Уитни. – Когда ты сам все это похоронишь.

Она пошла прочь, и Люк не попытался ее остановить.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Этим вечером – так как было воскресенье, единственный день недели, когда Люк не уходил после ужина снова на работу, – этим вечером Уитни постаралась приготовить особенные блюда.

Когда он пришел с виноградников, она как раз спускалась вниз, положив Троя спать. Он посторонился, чтобы пропустить ее на ступеньках, и Уитни была поражена, увидев его пустой взгляд. Неужели он весь день думал о том, что она сказала ему про его отца? Люк действительно причинил ему боль… но может, ей следовало помолчать об этом?

Со смешанным чувством вины и беспокойства она решила накрыть стол в столовой, а не в кухне. Возможно, приятная обстановка поднимет Люку настроение.

Она поставила на стол бутылку охлажденного белого вина и тут услышала, как он прошел через холл и направился в кухню.

– Иди сюда, – позвала она.

Шаги его затихли, потом возобновились.

Когда он вошел в столовую, Уитни стояла за стулом возле полированного стола из красного дерева, положив руки на высокую спинку.

Люк переоделся в чистые джинсы и аккуратно выглаженную сине-фиолетовую рубашку. Он окинул взглядом элегантную комнату с палевыми стенами и палево-кремовыми занавесями и уставился на красиво сервированный стол. Он поднял брови.

– Какой повод?

– Ничего особенного. Просто я подумала, что, может, разнообразия ради тебе понравится поужинать не по соседству с кухонной раковиной?

– С тех пор как вернулся домой, я здесь ни разу не был… Но сколько воспоминаний связано с этой столовой! – Он подошел ближе. – Именно в этой комнате бабуля учила меня, как надо вести себя за столом. И правило номер один гласило: «Всегда вначале усади дам».

Уитни отступила, чтобы Люк смог отодвинуть для нее стул. На нее повеяло запахом его одеколона, смешанным со свежим запахом мыла. И каким-то мужским ароматом, присущим только Люку. Волнующая смесь.

– Спасибо.

Ей показалось, что он легонько дотронулся до ее плеча.

На закуску она приготовила свежий зеленый салат, на горячее – острое куриное жаркое, которое она подала со спаржей, морковкой и коричневым рисом.

Люк не сделал ни единого комментария к ее кулинарным достижениям вплоть до самого кофе.

– Как я вижу, моя бабушка научила тебя готовить, – сказал он. – И ты оказалась способной ученицей.

– Догадываюсь, что это комплимент! Но как ты узнал, что именно Крессида учила меня готовить?

– Когда я был ребенком, кухарки в поместье не было, так как бабуля обожала готовить. В числе ее любимых блюд было и куриное жаркое, и, насколько я помню, это блюдо ее собственного сочинения.

– Но разве это не твоя мама… Я думала, что это она обычно…

– О, – он пожал плечами, – она терпеть не могла домашнюю возню. Она вся была в искусстве, музыке, изящном рукоделии… ну знаешь, всякое такое… А бабуля была гораздо более земной, деятельной, буквально вихрь положительно заряженной энергии. И с такой жадностью к жизни! – Он замолчал, а когда заговорил снова, то его голос звучал сдавленно: – Во всяком случае, такой я ее помню.