Летные дневники, часть 5

Ну, а профессионализм? Свое предназначение на земле?

Ну, профессионал. Наелся. Ничего нового уже в моей работе не вижу и не ищу. Тонкости, нюансы, то, что меня восхищало в моей работе, – все обтесалось и ушло в подкорку. Развилась интуиция, до такой степени, что расчетов почти не надо, а если где чуть и просчитаешься с цифрами, то есть десятки способов, как исправить, и я не волнуюсь за эстетику полета. Хотя иной раз, глядя на корявость второго пилота, хочется подсказать… да подумаешь: зачем? Ему еще этого не понять, пусть добывает опыт себе сам, горбом, неудачами. В пределах, естественно, допусков – на то я и капитан.

Главная задача в полете – убить время, сохранив силы для снижения и посадки. Полет по маршруту мне не интересен, на то есть штурман, это его дело, его интерес и нюансы, ну, и обязаловка для второго пилота. Я осуществляю общий контроль.

Иногда беру штурвал и показываю. Взлетать и садиться все равно люблю и все так же с болью отрываю от себя, как и все в жизни, и отдаю тому, кто больше любит. И холодка в животе уже нет. Всё.

Как-то из Норильска пассажиры, пара, допытывались у проводницы: а кто командир, не Ершов, случайно? Ершов? О – мы так и знали, мы только с ним и летаем. Молодой? Глянуть бы…

Разговор шел за задернутой шторкой в салон. Я тихонько вышмыгнул из самолета, стесняясь. Я все себя стесняюсь. Эх, Вася, ты в воздухе 26 лет, ты уже старый, седой волк, зубр, ты должен – пузо вперед, глаза оловянные… и – снисходить.

Я уже стесняюсь и своей формы; когда еду на работу, сижу молча, напыжившись, испытывая от любопытных взглядов окружающих сложное чувство долга, дисциплины и усталой уверенности. А они представляют меня таким, примерно, каковы в массе своей мои коллеги (см. 1-ю тетрадь). А я не такой. И пошли вы все.

Как бы его еще август отмотать – и в отпуск. Да подольше. Сидеть на даче, стучать молотком и жечь вечером после баньки стружки в камине, слушая, как дождь и ветер стучат в окно. И рядом чтоб мурлыкала кошка.

Пролетал я пилотом 24 года, из них командиром разных самолетов – 12 лет. Не гневя Бога и не дразня Сатану, все-таки за все время практически не было у меня ничего опасного. То ли Господь хранил, то ли судьба такая, но все же срок достаточный и для анализа: бог-то бог, да и сам не будь плох.

Сколько чего с кем ни случалось – обычно, большею частью, сами находили приключения. Бывало, конечно, что – судьба, как у несчастного Фалькова; но даже Шилак, и тот знал, что тут с центровкой не совсем так, руль балансируется высоко, – но летел.

Может быть я, не надеясь на реакцию, стараюсь предвидеть ситуацию и смотрю на три светофора вперед (Алма-Ата не в счет, а Сочи – как раз уж излишне много предвидел, накрутил нервы); может, излишняя осторожность (благодаря выкатыванию в Енисейске и попаданию в грозу в Благовещенске) заставляет продумывать варианты; может привычка держаться наработанных стереотипов, освобождающих голову для анализа, дает лишнюю секунду.

А может, все-таки, божья искра? В конце-то концов, это же мой, а не дядин мозг анализирует, направляет и обеспечивает спокойную работу экипажа. Это же мой разум не позволяет необдуманных действий в горячке, да и самой горячки не допускает.

Ну, грубых посадок за все время у меня не было. Только в Сочи; об этом я распространялся достаточно. Причина тут одна и единственная: я слишком себя уважаю как профессионал. Посадка – автограф командира. В посадке сфокусировано все: и романтика, и мастерство, и искусство, и ум, и хватка пилота.

И вот, если бы Андрюша еще полетал со мной часов 200, я бы передал, показал, влил бы в него эту премудрость, которую он впитывает, как пересохшая земля всасывает благодатный дождь. Парень насиделся, 7 месяцев ждал тренажер… короче, наша идиотская система. А пилот он – от Бога; моя бы воля – через 200 часов посадил бы его на левое кресло, нечего ему делать во вторых пилотах. Это редкостный талант, один из тысячи, и не дело сидеть ему справа: ординарных праваков хватает. А Гайер будет – командир и инструктор. Очень организован, ну, немец, педант, моторика прекрасная, чутье машины, ум. Ну, крылья у парня свои, от бога даны. И порядочный человек. Мы сошлись.

Кроме того, он еще и подметки на ходу рвет. Деловой, энергии в нем через край. Из крестьянской семьи, не избалован, трудяга, семьянин. Этот – экипаж не обидит. Постарается понять человека. В беде не оставит. Если увидит божью искру – не затопчет, продолжит дело Репина и Солодуна.

Еще бы над собой, духовно, кроме голой грамоты: книги, искусство… был бы Командир…

А вот Саша Т. С Як-40, но явно звезд с неба не хватает. Досадует, что «туполь» ему не дается. А в разговорах одно: гулянки, бабы, выпивка, драки, добыть, достать, пробить. Снимали его с летной работы за нарушение. Каков человек, таков и пилот. 

Я не говорю, что он плохой, нет, но – неорганизованный. Нет стержня, нет работы над собой, раб страстей, сторонник взгляда, что в жизни можно все обойти, извернуться, все грешны, слаб человек, и т.п.

Слаб и летчик.

Коля Евдокимов. С «элки». Тюлень. Ленив. Только набрали высоту круга – включает автопилот. В полете – газеты…

Не хочешь – не надо.

Ту-154, да и любой самолет, требует постоянной работы над собой, постоянного напряженного анализа, желания, и на работе, и вне ее.

Может, поэтому я летаю без происшествий.

Но, может, поэтому я так и чувствую тяжесть прожитых лет. Если где-то прибавится, то обязательно должно где-то что-то отняться.

Я еще при первом знакомстве сказал Андрею, что главное для меня в пилоте – нравственные качества и способность работать над собой. В общем, это что-то от интеллигентности. Он понял.

Но мне грубо претит, когда за штурвал прется эдакий простяга с рабоче-крестьянским уклоном. Простяг «Тушка» не любит. А под рабоче-крестьянским уклоном обычно маскируется только хамство в его нравственно-этическом понимании: то хамство, того хама, из которого не будет пана. Опять же, пана не с классовой точки зрения, а – человека дворянски-высоких нравственных качеств, из которого вылепляется, с потом, слезами и раздумьями, Мастер.

Да простят мне простые люди. Я сам человек не простой, таких же и люблю.

Летчик – не рабочий и не крестьянин. И не прослойка. Он – летчик, он – сам по себе. Он – штучная профессия, а значит, Личность. Ну… должен быть.

Слишком много у нас в стране простых людей, продукта. А хотелось бы, чтобы моя Родина была страной Мастеров.

Есть такая штука – вдохновение. Она подразумевает присутствие в Мастере Духа. Ну, кто его вдохнул, неважно, может, Бог, но – вдохнул. Без Духа в ремесле – бездуховность и поделки. С Духом – божественная посадка в самых сложных условиях, а это уже – Искусство.