Лето длиною в ночь

Луша, увидев Глеба, разулыбалась, сдвинула ноут на край стола — Руся, ухватив пряник и не отрываясь от экрана, потянулся следом, как приклеенный.

Лукерья тем временем поставила перед Рублёвым чайную чашку.

— С молоком?

Глеб кивнул.

— Лу, мне тоже налей, а? — попросил Руслан. В ответ услышал ворчание:

— Ты лучше оторвись от компа и сам себе налей, чего хочешь. А то у тебя глаза как у кролика стали.

— Ну даёшь! — воззрился Раевский на сестру. — Ты у нас вместо Тони теперь будешь?

— Я и так у вас сегодня вместо Тони, — хмыкнула Луша и демонстративно бахнула на стол вторую чашку.

Потом они пили чай — буднично, как ни в чём не бывало. Словно перед экзаменом, скрывая волнение и стараясь не думать ни о чём, кроме простых, незамысловатых вещей вроде дождя за окном, незаряженного телефона, пряников, хлеба с маслом и неведомого им различия между джемом и конфитюром.

А важное… оно было впереди, словно ждало их прямо у порога, и внутри сжималось что-то, и холодный ком где-то под ложечкой не таял, не распускался даже от второй чашки налитого Лушей крепкого горячего чая.

Но вот чашки вымыты, стол вытерт, а джем с конфитюром отправлены в холодильник.

Оттягивать больше некуда.

* * *

Луша стояла, привалившись плечом к пластиковой дверке кухонного пенала. Рядом топтался Глеб, рассеянно ковыряя пальцем сотню раз перекрашенный, старый как сам дом, дверной косяк.

— Понимаешь, история изменится! — с жаром говорил Руслан, и его взволнованный голос с каждой фразой звучал всё громче и громче.

— Тише, Руська! Не ори ты так! — Луша шикала на брата, хмурясь, и искоса озабоченно поглядывала на Глеба.

— Эта икона имела значение для многих людей. Для очень многих. А теперь она выпала из прошлого!

— Руся, давай без крика и пафоса! Мы всё понимаем.

— Ты понимаешь, а Глеб, может, пока не очень.

— Я понимаю, — хрипло сказал Глеб, — хотя не очень. По-моему, я её спас. Пусть она лучше будет тут, в настоящем. Тоня говорит, от древних икон обычно до нас доходят только малюсенькие фрагменты. Всё остальное — поновления.

— Чего? — вскинул брови Руська.

— То, что написано позже, поверх. Мелкий ремонт, так сказать. Ну, поздние слои. Они не такие ценные… А эту я сюда притащил — в отличной сохранности, никому из искусствоведов даже не снилось такая удача… — и Глеб, явно ища поддержки, повернулся к Луше.

— Нет, Глеб… — тяжело вздохнула она. — Понимаешь, её место — там, в прошлом. На неё надеялись, она людей объединяла. Общей надеждой, понимаешь?.. Г.А говорит — общей надеждой мир меняется. Ну, он ведь и вправду менялся…

— С чего ты взяла?

— Я почитала про Владимирскую… ну, в Инете посмотрела, сколько успела. Ой, Глеб, не смотри на меня так…

* * *

Руслан постучал карандашом по столу.

— Итак, что мы имеем. В кладовке стоит древняя икона. Предположительно — Владимирская икона Божьей Матери.

— Да что предположительно. Это точно — она!

— Она, — согласился Руслан. — Икона знаменитая, считается чудотворной, и по меньшей мере дважды упоминается в учебниках истории. — Мы точно знаем место, в которое нужно вернуть икону. В город Владимир! Глеб, так?

Глеб кивнул.

— Во Владимирский Успенский собор?

— Да.

— Это всё, что мы знаем наверняка. — Руся закусил зубами карандаш, задумался. — Ещё мы знаем, что в это самое время как раз случился набег на город. Но в каком году произошёл набег, свидетелем которого стал Глеб? В те времена набегов много было. — Если б ты, Глеб, рассказал нам что-нибудь, что видел! А то — молчишь, как рыба… — закончил Руслан с досадой.

Глеб потупился.

— Он рассказывал, — вступилась Луша. — Он первый раз туда попал, когда собор только расписывать собирались. И знаменитый Андрей Рублёв там был, между прочим! Я посмотрела — это в 1408 году скорее всего было. А когда Глеб второй раз туда попал и с иконой вернулся — храм уже полностью расписан был. И тоже — лето было. Ведь так, Глеб?

— Лето.

— Ага, — Руська нахмурился, почеркался на клочке бумаги, что-то подсчитывая, рассеянно сунул в рот карандаш. — То ли в 1411-м, то ли в 1410-м был набег, не пойму… Летом, однако…

— Ладно, слушайте дальше: «В тот же год преосвященный Фотий митрополит пошёл с Москвы во Владимир.

И вот князь Даниил Борисович Нижнего Новгорода, укрывшись тайно от всех, привёл к себе султана Талыча и послал спешно к Владимиру боярина своего Семена Карамышева, а с ним 350 татар, а руси 350 же.

И пришли к Владимиру лесом внезапно из-за реки Клязьмы в полдень июня третьего дня, а града тогда не было, и наместника Юрия Васильевича Щеки не было же тогда.

А преосвященный Фотий митрополит после вечерни пошёл в свою митрополитову волость в Сенеж месяца июля второму дня под конец.

Татары ж придя, град взяв, ограбили и сожгли, а людей всех избили и пленили…»

— Так дело было? — оторвался от монитора Руслан, обращаясь к Рублёву.

— Похоже… — понуро ответил тот.

Руся кивнул и продолжил чтение: «Митрополит же был на Святом озере своем у церкви святого Преображения Господня.

И пришла из Владимира весть к Фотию митрополиту: „Вот пришёл во Владимир султан Талыч со многою ратью, да с ним воевода князя Даниила Борисовича Семен Карамышев после твоего ухода на другой день и скоро придут за тобой“.

И Фотий отошёл в леса на озера свои Сенежские в крепкие места.

Татары же не застигли митрополита, и возвратились, и много людей повсюду секли без милости, и стадо градское взяли, и пожгли, и людей побили без числа много, и богатство их взяли…»

Часть шестая. Обратная перспектива

Набег

Тем страшным июльским днём конники подошли к разомлевшему, сонному от жары городу тайно, лесными дорогами.

Первыми — с посвистом, с гиканьем — выскочили из леса на заливной луг Талычевы люди. Владимирское городское стадо, пасущееся за Клязьмой, спешили прежде всего захватить.

Тучные пёстрые коровы, испуганно кося глазом и надрывно мыча, сбились кучей. Пастух — немолодой рябой мужик — только завидел верховых, мигом сорвался, погнал коня к реке. Метил — вплавь, через Клязьму, к речным воротам: опередить татар, предупредить своих владимирских. Не успел. Снял его один из ордынцев — прицелился издалека, хладнокровно и уверенно спустил тугую тетиву.