Лето Мари-Лу

— А теперь — в «дерьмовый домик»! — говорю я и покрепче хватаюсь за деревянные ручки.

Тачку довольно сильно трясет, а последний отрезок пути я с трудом удерживаю ее. Толстые резиновые колеса отскакивают от камней как мячики.

— Прошу вас, — говорю я и опускаю тачку перед красным сарайчиком. Открываю двери настежь.

— Прекрати, — говорит Мари-Лу и протягивает ко мне руки.

Я пытаюсь поднять ее точно так же, но, видимо, подхватываю ее недостаточно высоко. Лицо Мари-Лу оказывается на уровне моего лица, ее щека на секунду касается моей щеки, а тело безвольно повисает. Я ставлю ее рядом с тачкой, немного приседаю, обхватываю за ноги, снова поднимаю и заношу ее внутрь.

— Я подожду тебя там, — говорю я и киваю в сторону озера.

Мари-Лу даже бровью не поводит. Закрыв за ней дверь, я иду и сажусь у воды. Ждать приходится почти целую вечность. Наконец мне становится интересно, не заснула ли она там? Только я поднимаюсь, чтобы пойти и проверить, как слышу ее крик:

— Здесь целый рой шмелей! — кричит Мари-Лу и распахивает дверь. Несколько насекомых вырываются на волю и, жужжа, улетают в сторону леса.

— Наверное, живут здесь неподалеку, — говорю я.

— Забери меня отсюда! — кричит Мари-Лу и протягивает руки. Я подхожу, поднимаю ее (кажется, я начинаю понимать, как именно это делается) и несу назад в тачку.

Тачка снова подскакивает на камнях. Я заношу Мари-Лу в дом, теряю бдительность и чуть не ударяю ее головой о низкий дверной проем в кухне, в последний момент спохватываюсь, усаживаю ее в коляску. Чувствую себя довольным, считаю, что прекрасно справился.

— Будем завтракать?

Мари-Лу кивает. Я наливаю чай, но она смотрит на чашку с отвращением. Я забыл вынуть чайный пакетик, и жидкость стала темно-коричневой и вязкой.

— Я еще раз заварю, — говорю я, выливая чай в мойку. — А пока возьми бутерброд.

— А кофе нет?

— Ты любишь кофе?

Мари-Лу кивает.

Я ищу в шкафчике, качаю головой:

— Я куплю.

— А масла у тебя тоже нет?

Я снова качаю головой:

— Не думал, что оно нужно, если есть плавленый сыр. Новый чай удался, и я наливаю его в чашку. Сам беру бутерброд с плавленым сыром. Мари-Лу едва подносит чашку к губам.

— Ты должна что-нибудь съесть. Хочешь, принесу консервированных персиков? Это вкусно.

— Я не голодна.

Я беру еще один бутерброд. Показываю пальцем на лодку, плывущую по озеру. Мари-Лу не обращает на это внимания. Я беру книгу о законах перспективы и, жуя, читаю.

— Хочешь еще чаю?

— Нет, спасибо.

— Чем ты хочешь заняться?

— Ничем.

— Думаю, мы могли бы сходить на «бронзовый век».

— Лучше я останусь здесь.

— Хорошо. Во дворе тоже неплохо.

Мари-Лу встает, я выкатываю коляску на улицу и ставлю на траве перед домом, возвращаюсь и выношу ее.

— Будь любезен, не держи меня так, словно я — тряпичная кукла, — говорит она.

— Прости.

Потом мы сидим на мостках. Мари-Лу в коляске, поодаль. На коленях у нее тетрадь в коричневой обложке. Время от времени она что-то записывает. Затем поднимает взгляд и смотрит в сторону Нордена. Долгое время она сидит так тихо, что я решаю, что она заснула.

Мне хочется нарисовать, как она сидит и смотрит на озеро, но не уверен, понравится ли ей, что ее рисуют тайком. Постепенно я сам погружаюсь в созерцание. Слушаю волны. Медитирую.

Долго ли я так сижу, не знаю, может, четверть часа или час. Просто смотрю, как темно-зеленые волны с пенящимся смехом накатывают на берег. Сегодня замечательные волны, в детстве мы прыгали в них. Сразу хочется искупаться.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Мари-Лу развернула коляску и смотрит на меня.

— Жарко. Я хочу в дом.

— Я помогу тебе.

Я везу ее к дому, беру на руки, отношу в комнату и осторожно сажаю на край кровати. Выхожу и возвращаюсь с коляской.

— Будь добр, закрой за собой дверь, — говорит она, когда я ставлю коляску рядом с кроватью.

— Я поеду в магазин. Может, еще что-нибудь хочешь?

— Нет.

— Увидимся позже.

Я закрываю входную дверь и выхожу на солнечный свет. Вывожу велосипед за калитку и медленно еду через пастбище по автомобильной колее.

«Ничего не получится, — думаю я. — Она стала совсем другим человеком. Мы не знаем друг друга».

Я раздумываю, не позвонить ли мне в социальную транспортную службу и попросить их отвезти ее домой.

* * *

Вернувшись, я застаю Мари-Лу за столом у окна, она читает мой дневник. Она откладывает его в сторону, когда я вхожу с объемным пакетом в руках и ставлю его рядом с мойкой.

— Привет, — говорю я.

Мари-Лу не отвечает.

— Я купил помидоры, огурцы и салат. И кофе, — добавляю я и начинаю выкладывать продукты. Сворачиваю пустой пакет, кладу его поверх стопки газет на книжной полке и отношу продукты в кладовку.

— Что хочешь на обед? — кричу я. — Я голоден как волк.

— А что есть?

Я осматриваюсь по сторонам.

— Много чего. Иди сюда, посмотри.

Я слышу, как коляска едет по деревянному полу и переезжает через порог. Мари-Лу изучает забитые консервами широкие полки. Здесь не меньше сотни банок. Белая фасоль, красная фасоль, гороховый суп, овощное рагу, тушенка, тунец, рыбные биточки, сардины, филе сельди, фрикадельки, томаты в собственном соку, зеленый горошек, кукуруза, спаржа, картошка со специями и целая полка с консервированными фруктами.

— Это папины припасы, — говорю я. — Иногда он приезжает сюда и работает.

— Что вы обычно едите? — спрашивает Мари-Лу.

— Разное. Если хочешь, приготовлю тебе любимое папино блюдо.

— Какое?

Я беру банку белой фасоли и банку рыбных биточков в соусе из омаров.

— Смешиваешь все это, сбрызгиваешь маслом и немного соли и перца. Правда, вкусно.

— Фу, — говорит Мари-Лу. — У вас что, одни консервы?

Думаю, стоит рассказать, что обычно делает папа, когда осенью сидит тут и пишет. Он расставляет консервные банки длинными рядами на батарее. «Вот проголодаюсь, а они уже теплые», — обычно говорит он.