Лето ночи

Майк присел на корточки рядом с кроватью. Широко распахнутые глаза Мемо казались совершенно черными и влажными. Он склонился к бабушке и теплой ладонью коснулся ее щеки: – Ты в порядке?

Иногда она понимала вопросы и давала на них ответы: одно мигание означало «да», два – «нет». Однако чаще всего никакой беседы не получалось.

Одно мигание: «Да».

Майк почувствовал, как взволнованно забилось сердце. Она уже давно не разговаривала с ним… даже с помощью такого примитивного кода.

Во рту пересохло, и он с трудом выговорил следующий вопрос:

– Ты чувствовала это? Одно мигание.

Здесь что-то было? Одно мигание.

На самом деле? Одно мигание.

Майк перевел дух. Это было все равно что говорить с мумией – даже мигания Мемо в этом призрачном свете казались ненастоящими. Он согласился бы отдать все, что угодно, все, что у него когда-нибудь будет в жизни, за то, чтобы Мемо могла поговорить с ним сейчас. Хоть пару минут. Он прочистил горло.

Здесь было что-то плохое? Одно мигание.

– Это было… привидение? Два мигания: «Нет».

Майк заглянул ей в глаза. Они оставались неподвижными, как у мертвеца.

Майк потряс головой, чтобы прогнать предательскую мысль. Это было… Это была смерть?

Одно мигание: «Да».

Веки Мемо опустились. Майк склонился еще ниже, стараясь уловить дыхание и убедиться, что она еще жива, а потом нежно прикоснулся ладонью к ее щеке.

Все нормально, Мемо, – прошептал он ей прямо в ухо. – Я буду рядом. Оно сегодня не вернется. Спи.

Он еще какое-то время посидел на корточках рядом с бабушкой, а когда ее тяжелое, прерывистое дыхание выровнялось и тало спокойным, встал, подтащил к кровати дедушкино кресло – качалка стояла гораздо ближе, но Майку почему-то захотелось взять именно его – и уселся, все еще держа на плече бейсбольную биту, с твердым намерением загородить Мемо от окна.

Чуть пораньше в тот же вечер в полутора кварталах к западу от дома Майка Лоренс и Дейл готовились ко сну.

Очередная серия «Морской охоты» с Ллойдом Бриджесом в главной роли только что закончилась. Фильм начинался в девять тридцать, но им позволяли смотреть его, и это было единственным исключением из железного правила укладываться в девять часов. Братья отправились наверх – первым шел Дейл, чтобы включить свет. Хотя было уже десять, в окна лился слабый свет летних сумерек.

Лежа в своих кроватях на расстоянии восемнадцати дюймов друг от друга, Дейл и Лоренс еще несколько минут пошептались.

Скажи, почему ты не боишься темноты? – тихо спросил Лоренс.

Он лежал, крепко прижимая к себе плюшевого панду. Этого звереныша, которого Лоренс упорно именовал Тедди, несмотря на уверения Дейла, что это именно панда, а никакой не медвежонок, они когда-то получили как приз за победу в шуточных гонках в чикагском парке. Внешний вид игрушки претерпел с тех пор сильные изменения: один глаз-пуговица потерялся, левое ухо было почти начисто сжевано, мех кое-где вытерся, особенно в тех местах, на которые за шесть лет пришлась наибольшая доля объятий, черная нитка рта размочалилась, отчего казалось, будто панда все время криво ухмыляется.

Не боюсь темноты? – повторил Дейл. – Но здесь не темно. Ночник включен.

– Ты же знаешь, о чем я.

Дейл и в самом деле знал, о чем говорит младший брат и как трудно ему признаться в своих страхах. В течение дня Лоренс не боялся ровным счетом ничего, но ночью всегда просил Дейла подержать его руку, пока не заснет.

Не знаю, – ответил Дейл. – Я же старше. А старшим полагается не бояться темноты.

Лоренс минутку полежал молча. Снизу, из кухни, доносились тихие шаги матери, но вскоре стихли и они – видимо, мама перешла в гостиную, где пол был устлан ковром. Отец еще не вернулся из деловой поездки.

Но ведь раньше ты боялся, – проговорил Лоренс почти утвердительно.

«Не так сильно, как ты, трусишка», – хотел было ответить Дейл, однако сдержался: не время для поддразниваний.

Угу, – прошептал он. – Немного. Иногда.

Темноты?

Да.

Боялся входить в комнату, чтобы отыскать шнур выключателя?

– Когда я был маленьким, в моей… то есть в нашей комнате в Чикаго не было такого шнура. Там на стене был выключатель.

Лоренс прижался носом к Тедди.

Уж лучше бы мы там и оставались, – пробормотал он.

– Ты что! – энергично зашептал Дейл, закладывая руки под голову и следя за скользящими по потолку тенями листьев. – Этот дом в миллион раз лучше. И в Элм-Хейвене гораздо интереснее, чем в Чикаго. Начать с того, что гулять там можно было только в Гарфилд-парке, да еще и в сопровождении кого-нибудь из взрослых.

– Я немного помню Чикаго, – прошептал в ответ Лоренс, которому было всего четыре года, когда они переехали сюда. – Но ты действительно боялся темноты? – настойчиво продолжал допытываться он.

– Да, боялся.

На самом деле Дейл не был в этом уверен, поскольку не мог точно припомнить собственные ощущения в той квартире. Но он не хотел, чтобы Лоренс чувствовал себя законченным слюнтяем.

– И чулана?

– Ну, там у нас был настоящий чулан, – с некоторым хвастовством заявил Дейл и глянул в угол комнаты, где высился выкрашенный в желтый цвет сосновый шкаф.

Но ты боялся его?

– Не знаю. Я уже не помню. А почему тебя пугает чулан? Лоренс ответил не сразу. Судя по звукам, он пытался поглубже зарыться в постель.

– Иногда там что-то шумит, – прошептал он чуть погодя.

– Это старый дом, и в нем водятся мыши, дурачина. Ты же знаешь, мама с папой всегда расставляют мышеловки.

Освобождать мышеловки от попавшейся добычи было самой ненавистной обязанностью Дейла. Даже здесь, на втором этаже, он часто слышал, как по ночам кто-то скребется за стенами. Это не мыши.

Голос Лоренса звучал сонно, но в нем слышалась непоколебимая уверенность.

– Откуда ты знаешь? – Слова брата заставили Дейла поежиться, а по спине пробежал холодок. – Почему ты думаешь, что не мыши? Что же это – привидения?

Не мыши… – почти проваливаясь в сон, упрямо повторил Лоренс. – Это то же самое, что иногда прячется под кроватью.

– Брось! Под кроватью ничего нет, – устало отмахнулся Дейл, уже отчаявшийся переубедить брата. – Одна только пыль.

Вместо ответа Лоренс протянул руку в его сторону.

– Ну пожалуйста…

Голос звучал совсем сонно. Рукав любимой пижамы едва доставал Лоренсу до локтя: мальчик из нее давно вырос, но категорически отказывался надевать другую.

Дейл не всегда соглашался держать брата за руку: в конце концов, они оба уже почти взрослые мужчины. Но сегодня он чувствовал, что и сам нуждается в поддержке.