Летопись Линеи: Чему быть, того не миновать
Шрифт:
— Говорите, клянусь всеми Богами я хочу знать все.
— Хорошо, — альв мягко кивнул и сразу перешел к тому, что касалось недуга, сразившего Элиссу. — Даже за вуалью этого мира, Ашадель не сдалась и создала самое ужасное оружие из когда-либо виденных — Летум, Древо Смерти, оно же фонтан смерти или источник смерти. То самое черное древо, которое видит во сне Элисса. Сущность Летума была прямо противоположной Вите — оно забирало жизнь сильвийцев и одних лишь их. Древо Летум находилось в самом центре горных крепостей цинийцев, что послужило им лучшей защитой от осады. Оно высасывало жизнь из сильвийцев подобравшихся к окрестностям крепости, что сделало невозможным для нас его уничтожение, как и осаду ближайших замков. Любой приближающийся к Летуму, засыпал замертво и уже не просыпался, его жизнь забирало это пагубное древо. Заснувшие, иногда кричали во сне, описывая то, что их притягивает к себе черное древо. — Элориэль выдержал паузу, оценивая,
— Вы говорите, что нужно подобраться к этому черному дереву, так как же так вышло, что моя Элисса попала под его воздействием здесь, в Линденбурге? Где это проклятое дерево сейчас и почему других сильвийцев оно не коснулось?
— Забегая вперед, отвечу — в Затмении, в Линее его нет.
— Тогда как? — почти взмолился Леон, откровенно не понимая, как сухие пальцы этого коварного дерева дотянулись из иного мира, мира из мифов и легенд, в этот и коснулись именно Элиссы.
— Разумеется я объясню, Леон. Вернемся туда, где я остановился, Летуму и горным замкам. Война сильвийцев и цинийцев не утихала. Хотя Летум и защищал территорию последних, как я уже отметил, древо было мечом, а не щитом. В борьбе с нами, цинийцы начали изготавливать наконечники стрел, используя кору Летума, отправлять лазутчиков в наши города дабы те отравляли этой же корой наши колодцы и урожай в полях. Подбрасывали толченую кору в корм животным, которых мы употребляли в пищу. Надо ли говорить о том, что тогда мы вели две войны — с цинийцами и с людьми, в попытке удержать земли империи. Нет сомнения, что сильвийцы были бы полностью истреблены, если бы не вынужденный союз с людьми. Древо смерти смертельно лишь для нас, для других рас оно не представляет угрозы. Мой народ был вынужден заключить мир, по условиям которого сильвийцы сдавали людям все земли империи, включая столицу, впоследствии переименованную людьми в Астэр. За это, люди обещали прекратить войну с сильвийцами и пойти штурмом на горные замки цинийцев, дабы уничтожить Летум. Сделка состоялась. Война с людьми была прекращена, а силы людей брошены на осаду цинийских замков. Все, казалось бы, предрешено — однако сжечь или разрубить древо на куски, людям не удалось. Летум был защищен не иначе как магией самой Ашадель и не поддавался ни мечу, ни огню. Тогда один из человеческих мудрецов, ученый, алхимик и маг, по имени Нидрах, призвал союзника из одних ему ведомых миров, существо немыслимой силы. Оно и разбило основные силы цинийцев. После чего Нидрах запечатал древо в ином мире, так оно навсегда сгинуло из нашего. Как ни прискорбно это признавать, но в Линее осталось несколько его ветвей и небольшие отслоения коры. Долгие годы они хранились в самых надежных сокровищницах нашего народа, однако со временем выяснилось, что их выкрали. Так они и затерялись во времени и вероятно были растащены по всему миру коллекционерами, алхимиками, учеными и магами. Иногда, очень и очень редко, эти останки Летума проявляли себя — сонная болезнь охватывала политически важных сильвийских фигур или мудрейших шаманов, живущих пять и более, эонов. Тогда становилось очевидно, что кто-то использует остатки проверенного оружия против нас. Радовало лишь то, что древа как такового больше нет и его губительная грязь будет смыта водами времени, дай лишь срок. Мне горестно и больно признавать это, но я могу с уверенностью сказать, что ваша возлюбленная угодила в сети Летума, мне искренне жаль. Теперь вы знаете все. — закончив свой рассказ, альв замолчал, с сочувствием глядя на Элиссу.
Во время рассказа альва, Леон поднялся и медленно расхаживал вдоль стены, однако теперь он прислонился спиной к стене и сполз на пол, разбитый вдребезги таким откровением.
— Должен же быть способ? — прошептал рыцарь.
— Если и есть, сильвийцы таковой не нашли, хотя поверьте искали как ничто другое. Поймите, ведь на глазах моих предков гибли их дети, их родители, братья и сестры, засыпая и более не просыпаясь. Я знаю все это и понимаю, потому, что мне рассказывал об этом Баррош, а он застал и пережил появление Летума воочию.
— Как Элисса могла столкнуться с останками этого древа? Как!? Почему она!? И где? — подняв глаза на альва, умоляюще спрашивал Леон.
— Простите, Леон, мне это неизвестно, хотя безусловно, узнать это крайне важно, дабы предупредить опасность. Другие сильвийцы могут оказаться в беде, если в том источнике, каким бы он ни был, есть еще останки проклятого древа.
Леон поднялся, всем весом опираясь на стену, чтобы не упасть, лишь одна она сейчас служила ему опорой. Набрав воздуха в грудь, он задал вопрос голосом, который и сам не узнал, приняв за чужой:
— Сколько у Элиссы времени?
— Когда Летум пребывал в Линее, он убивал погруженных в сон за неделю. Будучи выброшенным в Затмение, древо очевидно утратило интенсивность воздействия
и срок увеличился…— Да скажите же просто сколько!? — выпалил Леон и тут же почувствовал себя глупо. — Простите меня, Элориэль, простите. Я сейчас не в себе и лучше нам прекратить беседу, пока я не упал еще ниже в ваших глазах.
— Я понимаю вас, это вы простите мне мою словоохотливость и столь тяжелые вести. У Элиссы от одного месяца до трех. — такая неточность обусловлена внутренний силой альва, тем как он будет сопротивляться древу.
Едва держась на ногах и передвигая их так как отлитые из свинца, Леон рухнул на колени перед кроватью возлюбленной. Впервые за долгие годы, Леон зарыдал. Приподняв девушку и прижимая ее к себе, он обнимал ее и терся лбом о ее лицо. Элориэль тихонько встал и направился к двери.
— Постойте… — тихонько позвал Леон, когда рука альва уже коснулась ручки.
Элориэль задержался и со всем вниманием, обернулся к Леону, готовый помочь всем, чем сможет.
— Есть ли способ оттянуть неизбежное?
Элориэль удивился — а удивляться он любил. Вопрос был неожиданным и породил в шамане собственный интерес — зачем оттягивать неизбежное? Альв знал, как морты не желают расставаться с умирающими близкими и для него, как для представителя бессмертной расы, это всегда было непостижимым явлением. Дерзкое желание людей бросить вызов столь неизбежному фактору, как смерть. Сильвийцы относились к смерти близких куда спокойнее. Впрочем, разница в восприятии, была шаману ясна — сильвийцы не старели и не умирали от болезней, их смерть была внезапной и неожиданной. Морты же угасали как свечи, постепенно и этот длительный процесс все родные и близкие были вынуждены наблюдать. В случае с Элиссой было то же самое, что и с мортами, ведь не было ни одного случая, когда попавший под воздействие Летума, спасался. Ни одного. И все же, способ удержать жизнь на пороге смерти, забалтывая последнюю, был…
— Есть. Наши знахари, мудрецы и маги, ища способ исцеления, обнаружили, что листва самых обычных деревьев, растущих вокруг Виты, замедляет воздействие Летума. К тому же, она может поддерживать жизнь альва, что немаловажно, учитывая то, что заснувший не может принимать пищу и воду.
— Благодарю вас, Элориэль — за все.
Альвийский шаман покинул комнату, а Леон так и остался стоять на коленях, подле любимой до самой ночи. Элара хотела войти сразу же как вышел Элориэль, однако альв остановил ее жестом. Пользуясь случаем, Элориэль принял гостеприимное предложение остаться.
***
Солнце завершило свою прогулку по небосводу и пробиралось за горизонт. Один за другим, горожане Линденбурга закрывали окна ставнями и крепко запирали двери. На улицы города ночами редко кто выходил. Если не считать ночной стражи, мастеров, занятых уборкой сточных каналов, воров и убийц. За редким случаем, попадались пьяницы и гуляки, чествующие ночной образ жизни. Этьен не относился ни к одной из этих категорий. Мужчина спешил в поместье Эклер, забрав свою обувь у сапожника, едва успев заскочить туда до закрытия. Внезапно мимо юркнула невысокая тень, профессионально срезав кошель. Этьен не услышал этого, но почувствовал недостаток приятного веса на поясе, благо кошель был полон. Единственный раз, когда Этьен позволил себе такую позднюю прогулку и вот, посмотрите, — стал жертвой уличных грабителей! Точнее, одного грабителя, всего-то на всего какого-то мальчишки! Уж с кем с кем, а с мальчишкой Этьен сумел бы справиться самостоятельно.
— Ах ты паршивец! — Этьен тут же кинулся следом за вором, грозно размахивая парой сапог ему в след.
Воришка бежал не быстро, можно даже сказать лениво, не затем, чтобы экономить силы, а чтобы бедолага Этьен не потерял его из виду. Старый дворецкий начал задыхаться едва лишь разменял шаг на бег. Союзником воришки была не только юность, но и идеальное знание города: лабиринт всех переулков и необычных способов перемещение между ними. Таких, как например небольшая дыра в заборе или щель в стене заброшенного дома, разогнутые решетки ограды чьего-нибудь поместья. Этьен возликовал, когда обнаружил, что мальчишка где-то ошибся и свернул не в тот поворот, так как и забрел в тупик. Путей к отступлению не было, если только конечно он не умел карабкаться по стенам как паук.
— Вот и попался, крысенок! Сейчас я проучу тебя! — с предвосхищенным возбуждением, что даже брызнула слюна, выпалил Этьен, грозно тряся сапогами, как если это были не сапоги вовсе, а какой нибудь цеп.
Тут за спиной Этьена послышались шаги. Обернувшись, дворецкий увидел, что в переулок вошла высокая фигура в черном плаще, лицо было скрыто капюшоном. Так уж вышло, что Этьен уделял большое внимание обуви и уходу за ней. Для него обувь была первым, на что он обращал внимание у других. Не мудрено, что несмотря на сгущающиеся сумерки и плащ, Этьен разглядел богатые, обитые сталью, сапоги незнакомца. Этьен был готов поклясться, что знает сколько такие стоят и какой именно сапожник над ними трудился. Однако сейчас его заботило другое — такие не мог носить вор или иной уличный босяк.