Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши
Шрифт:
– Мне кажется, чем остановить его, будет проще понять, почему оно не остановилось само.
– Пробурчал Стижиан, пройдя через заднюю дверь на кухню, где все собрались.
– У него энергетическое истощение, - Ора стояла у плиты и помешивала в тысячу раз перепаянной кастрюле некое варево, выглядящее хуже, чем отвратительно, - волосы белые, хоть это-то ты заметил?
– Она ехидно улыбнулась, развернувшись вполоборота, и незамедлительно вернулась к кастрюле.
– Перестань припоминать мне мою невнимательность в Гране. И без того невесело.
Стижиан отвечал без какой-либо шутливой ноты
Ора перестала мешать варево, вынула деревянную ложку и вытянула ладонь над кастрюлей: словно невидимая вода, с кончиков её пальцев стали капать сгустки энергии, превращая омерзительно на вид и запах варево в прозрачную тягучую массу, похожую на желе. Монахиня обхватила раскаленную посуду голыми руками и понесла её на второй этаж, аккуратно обойдя угрюмого и недовольного всем сущим Стижиана, вставшего, и поплетшегося за ней.
– Что между ними произошло, если она так остро реагирует на его слова?
– Невинным, но заинтересованным голосочком спросил Кир, проводив их взглядом.
– Стижиан очень устал.
– Пояснил Тео, усевшись на разваливающийся стул.
– На него слишком много свалилось.
– На всех нас много свалилось, - юноша нажал на ступу чуть сильнее, и та чуть затрещала, - но если все мы начнем вести себя как он, то можно сразу объявлять конец света.
Тео глядел на собеседника из-под прикрытых глаз, но решил не рассказывать ему о том, кто прячется за личиной сильнейшего, непобедимого монаха, коим был его сын.
– Переживи бы ты хоть часть того, что досталось ему, ты бы говорил иначе, Кир. Его жизнь не была сахарной с того самого дня, как он стал монахом.
– Он сам решил любой ценой спасать людей, - он снова сильно нажал, и ступа наконец треснула. Маслянистая жидкость стала расползаться по столу.
– Беда.
– Ему больше ничего не оставалось, только лишь всецело отдаваться себя делу. У него же нет семьи, никогда не было друзей. Один только Амит, да и тот всегда устраивал ему козни, хоть Стижиан об этом и не знал.
– А как же вы?
– Кир взял с края стола тонкую стеклянную пластинку, немного кривоватую, и стал собирать ею растекающееся масло.
– А что я? Я - его учитель, и только потом уже - его отец. Стижиану никогда не были нужны покровители, он привык делать все сам, и чаще всего - один. И вместо того, чтобы покалечить пару десятков человек, тогда, семь лет назад, он решил пойти на костер. Это было его решением. Он не способен вредить людям и очень трепетно относится к ним.
– Гран сломал его?
– Юноша сливал собранное масло в чашку.
– Гран ранил его, и только. Но если Амит здесь умрет - я не знаю, что случится с моим сыном.
Кирано без особого сочувствия во взгляде пожал плечами и продолжил делать свои дела, а Тео, в свою очередь, решил не завершать свою мысль. Бессмысленно объяснять этому юноше все тяжести, валящиеся на столь выдающихся людей вроде этих двоих. В свое время сам всё поймет.
Боком, Ора толкнула дверь и та с легкостью открылась. В комнате, где некогда лежала она, уже не было Лиады, она чем-то помогала
магам, остался лишь Светоч, просыпавшийся где-то раз в два дня, чтобы поесть, и Амит, занявший койку, где некогда лежала сама Ора.Стижиан прошел вглубь комнаты и склонился над медиумом. Тот был бледен насколько это вообще возможно, по лицу стекал холодный пот. Ткань, обработанная маслами, убивающими всевозможные инфекции, обматывала грудь Амита, и из бежевой превратилась в багряную.
– Он что-то видит, - сказал Ора, поставив раскаленную кастрюлю на пол, - смотри, зрачки под закрытыми веками мечутся из стороны в сторону. Это похоже на панику.
– Она усмехнулась и повернулась к Стижиану, - может, он подсознательно понимает, что всю эту кипящую гадость сейчас будут лить на него?
Тот без ответной улыбки опустился на колени и положил руку на лоб друга: тот был холоден словно покойник, но едва уловимое дыхание радовало, говоря об обратном.
"Он может снова пребывать в своем мирке, - подумал монах, не желая говорить этого своей спутнице, с любопытством, и только с ним, глядящей то на одного, то на другого, - видит своего духа. Вот и славно"
– Стижиан, мне стоит тебе напоминать, что это варево - последнее средство, чтобы остановить кровь. Если оно не активирует регенерацию сразу после соприкосновения с телом, то это может убить его.
Стижиан стиснул зубы и сжал кулак. Он разве что не зарычал, так что монахиня даже чуть попятилась: ей показалось, что она стоит рядом с ящиком взрывчатки, которая вот-вот рванет.
– А что, ты предлагаешь ещё подождать? Восемь дней уже ждем, и он ещё жив только благодаря тому, что Дримен его охладил, а Линео переливал ему нашу кровь.
– Есть риск... И риск огромный. Ты готов рискнуть жизнью своего друга?
– Тебе-то какая разница? Тебя же чужие жизни беспокоят много меньше твоей собственной.
– Так вот почему ты на меня так злишься.
– Ора отвела взгляд к двери и увидела, как в неё вошла практически вся собравшаяся в доме свита: Линео Визетти, низкорослый старикашка, который с виду напоминает кого угодно, но только не магистра стихийной магии; Дримен Перферо, претендент на место магистра того же направления; Лиада, о силе которой монахине ничего не было известно, а вслед за ними Тео и Кирано.
– Сейчас не то время чтобы мы это обсуждали.
– В полный голос сказал Стижиан, прежде чем заметил всех зашедших людей.
– Погодите лить на него масло, - раздался скрипучий голос Линео, подошедшего к постели медиума, - Надо сначала кое-что проверить.
– Он выдержал красивейшую, полную напряжения паузу и продолжил говорить.
– Я переговорил с Вильмутом...
– Вильмутом?
– Тео чуть было не подскочил.
– Он разве ещё не отправился восвояси? И даже говорил с вами о чем-то?
– Вы с ним что, знакомы?
– Подхватил его Дримен, а его семицветные глаза с горечью глядели на медиума.
– Вроде того, - оскорбленный прерыванием его речи ответил Линео, - мы практически выросли вместе.
– И снова выдержал красивую паузу.
– Есть одна вещь, которая его очень сильно беспокоит. Он поведал мне о ней и попросил проверить. По его мнению, есть только одно правильное объяснение всему, что происходит с этим юношей.