Летопись в письмах маме. Переходный возраст

Последние годы строительство в городе практически не ведется, а цены на квартиры катастрофически растут. Если 4-5 лет назад было хоть как-то можно представить накопить из моей зарплаты денег на выкуп комнаты у соседа, то теперь это, на мой взгляд, вообще не реально. Но в те годы у меня лежала большая часть нужной суммы (почти 1.000 $ с лишним) и до полной суммы казалось недалеко, то теперь этой суммы тоже нет: когда-то давно я отправил эти деньги по просьбе папы в Ашхабад для вас или для чего-то там еще. Он просил не говорить об этих деньгах тебе, обещал вернуть их, но теперь его нет, и я надеюсь, он не обиделся бы, что я вынужден описывать тебе сложившуюся ситуацию полностью. Как это ни тяжело, но надо посмотреть правде в глаза и понять сложившуюся ситуацию. Именно тогда, потеряв надежду выкупить квартиру полностью (и в этом винят меня и моих родителей, – в отличие от Юлиных, который наоборот дали денег на выкуп другой комнаты), и у меня, и возможно у Юли, опустились руки, и мы перестали откладывать деньги, жестоко экономить, хотя лучше жить из-за растущих цен не стали.

Словом, денег нет. Надежды иметь их тоже нет.

Но помимо этого есть еще несколько проблем, которые я попробую описать. Писать о них не менее трудно, чем о выше сказанном.

Семьи у нас нет. Есть несколько людей живущих волею судьбы вместе, в разные периоды времени и в разной степени не любящие, а порой ненавидящие друг друга. Тянется это давно, еще со времени столь «красиво» организованной свадьбы и последующих за ней событий. Не зря я несколько раз уходил из дома. И возвращался только потому, что на столько очень любил сына, что надеялся что-то исправить. Но права народная мудрость о треснувшей или разбитой чашке.

Не хочу никого винить или укорять в этом, – я и сам за эти 20 лет намучился. Мне и до сих пор больно за те события, за постоянные упоминания о них, за постоянные сравнения меня и моих поступков и теми событиями. Больно за ответно наломанных дров. Больно вспомнить, больно, что они так отразились на всей моей жизни. Но не об этих событиях сейчас речь.

В настоящее время, если говорить образно, я никому не нужный бомж, отверженный, бесприютный и нищий. Причин много, но основная, наверно, та, что за все эти 20 лет мне не удалось наладить взаимопонимание в семье, научить поддерживать друг друга, а не отворачиваться и топить в трудную минуту. Все это общие слова, но сколько событий, случаев, эпизодов было в жизни… Не хочется, да и не надо вспоминать обо всем этом в письме. Романы писать или мыльные оперы, – тогда да, а делиться таким редко хочется даже с близкими друзьями.

Все время, потраченное на «склеивание чашки» оказалось потраченным зря и впустую. Я принял в настоящее время решение, что более это делать и не буду.

И так, бомж. В настоящее время я выписался из квартиры (так было надо, и все было оговорено и заверено клятвенно о последующей прописке), которую когда-то получил, но у меня нет уверенности, что мои близкие меня туда пропишут. В настоящее время я временно прописан у одной своей давней знакомой под Запорожьем, но срок прописки истек, пора выписываться и прописываться опять дома, но ни времени, ни желания для этого нет. В какое-то время может произойти так, что меня просто официально выпишут там, не пропишут здесь, – БОМЖ.

Отверженный. Называю себя так именно в отношении своей семьи. Юля старается как можно суше со мной разговаривать и реже видеться, Вадим только вчера сказал мне в лицо, что я ему мешаю. Особенно это обострилось, когда наш сосед по квартире подселил к нам своего брата, и отношения в семье вообще разрушились вместе с надеждой. Отверженный.

Бесприютный. Мне изо дня в день все труднее возвращаться домой. И от злобного молчания или наоборот криков Юли, от ее провокаций на постоянные скандалы, и от всего того, что все не так складывается. Я все дольше стараюсь задерживаться на работе или изредка все дольше посидеть за пивом с друзьями, но это не помогает. В те несколько дней, что я в месяце не дежурю ночами, мне все-таки надо возвращаться домой. И это доводит просто до нежелания вообще жить, – как в этом городе, как и вообще. Бесприютный.

Нищий. Купить себе комнату или квартиру не могу, – нет денег. Снимать комнату, – тоже. Вот и пришли к тому, что я нищий!

Я никому не нужный В СЕМЬЕ бомж, отверженный, бесприютный и нищий.

(Но это только в семье. На всех работах, в любом обществе меня принимают и понимают. Я хорошо схожусь с людьми, меня ценят, оберегают, если надо. Как пример, много лет планирую уволиться из больницы, неоднократно кидал на стол заявление об уходе, – но меня почти силой стараются удержать там. Так же и на «скорой», где я работаю совместителем, но меня агитируют постоянно перейти полностью работать туда.)

Была надежда на Володю, что он захочет и сможет и вас с папой, и нас отсюда вытащить, поможет уехать или что-то решить. Но теперь, когда столько лет от него нет никаких известий, мне страшно подумать, что я остался один. Последний Б.из этого поколения нашей семьи. И просто ОДИН. И никому мы там не нужны. Карине тем более.

Пришло окончательное понимание, что я никому не нужный бомж, – отверженный, бесприютный и нищий. Одно время я стал сильно опускаться: начал пить, бешено гулял. Но сейчас опять смог взять себя в руки и стал опять приобретать прежний облик. Кое что удалось вернуть от прежнего лоска от жизни в родительском доме, но за последние 20 лет я так много растерял, что до конца вернуть прежний облик можно только при определенных условиях.

И эти условия есть в настоящее время. Это условие – женщина, которую я полюбил. Она была со мной рядом последние 1,5 года, незримо поддерживала меня, «дрессировала» меня по вопросам моего внешнего облика, здоровья, питания, вдохновляла опять на писание стихов и прозы, радовалась в отличие от всех моих родных моим достижениям и изменениям. Она трогательнее всех посочувствовала мне во время смерти папы. Она смогла помочь мне выйти из «штопора», в который я попал в связи со смертью папы, сопровождала меня в Прикарпатье. Я перестал постоянно чувствовать себя, что я никому не нужный бомж, отверженный, бесприютный и нищий.

Я не буду распространяться о ней, точнее ничего не хочу о ней рассказывать, и не ее вина, что я решил окончательно уйти из дома и жить отдельно: не для нее, а для себя!

Мои об этом пока ничего не знают. И я не хочу, чтобы ты, мама, человек с кем я за последние 20 лет первый раз чем-то вынужденно поделился столь дорогим в процессе объяснения сложившейся ситуации, об этом им хотя бы даже намекнула. Это ничего не изменит, но создаст в настоящее время мне массу неудобств и проблем. И не хочу слушать или читать морали по поводу этого!

Главная проблема в том, что жить мне с той женщиной негде! Привести ее в квартиру, где столь «дружественная» атмосфера и без нее, я не хочу! Да и она не пойдет. Снимать квартиру по своему финансовому состоянию не могу. Уехать с ней и начать все строить сначала в ближайшие 4-6 лет невозможно, – ей надо закончить институт.

Все равно я уйду из дома рано или поздно, – может быть давно бы уехал, – но чем уйти одному, считаю, лучше уйти с кем-то. Она почти в 2 раза младше меня и я успею насладиться ее любовью, молодостью, ее задором, теплом души, искренней радостью, просто искренностью и пр. радостями жизни, пока еще могу этим всем наслаждаться. Я так этого хочу! Мне так этого всегда не хватало! ВСЕГДА!

Есть еще очень серьезная проблема. Сегодня я буду звонить к тебе, если смогу дозвониться. Дай бог, чтобы дозвонился. Это важно, т.к. мне придется сказать тебе все, что я сейчас буду писать ниже:

У отца остался долг 4.000 $. Не знаю, знаешь ли ты об этом. Этот долг перед его племянницей Ниной и ее мужем за все судебные издержки в Баку. Я знаю, что его родственников, как и всех остальных родственников по любой линии, ты не сильно любила, но тем не менее…