Летучие бурлаки (сборник)

Сначала мы хотели, чтоб у нас было меньше детей. Теперь мы вообще не желаем жить парами. Куда будет следующий шаг, я не знаю, да и не очень интересуюсь.

Мои личные, не претендующие на статистику наблюдения говорят о том, что разносчиками новой самодостаточной философии бытия являются городские дети, выросшие в одиночестве, с минимальным количеством сестёр и братьев поблизости или вовсе без них.

Родившие такого ребёнка хотели ему дать больше («Нечего нищету плодить!») — а дали меньше.

Они хотели, чтоб он стал щедр, оттого что всегда был сыт, но странным образом получилось ровно наоборот.

Родившие его думали, что, если выросшее дитя умеет оборвать любую привязанность, ценя свою чистоплотную свободу, оно никогда не оставит их самих — но что-то подсказывает, что такой вариант будет использован самым первым.

Всё, что мы — общность людей, разговаривающая на русском языке и занимающая определённую территорию, — имеем к сегодняшнему дню, мы получили в наследство от детей, имевших братьев и сестёр. Объективный, собственно говоря, факт: до нас здесь жили миллионы многодетных семей, и все мы оттуда родом.

То, что мы получим на этой территории через полвека, — будет следствием проживания здесь детей, выросших в одиночестве. И тогда сверим результаты.

Одно непонятно: кто потом эти результаты будет исправлять.

Есть, к примеру, такое основополагающее для любого народа качество, как самоотверженность. Можно скупить в ближайшем киоске все глянцевые журналы за этот месяц, внимательнейшим образом перечитать их — и ни разу там это слово не встретить.

Когда-то его употребляли очень часто. Может, даже чрезмерно часто.

Дети, вырастающие в многодетной семье, приучаются к этому качеству помимо собственной воли.

Тебе хочется гулять, но ты должен присмотреть за младшей сестрой. Ты, обливаясь неожиданными, кипячёными слезами, принесёшь младшего брата на руках, потому что он слетел с велосипеда и снёс себе не только колено, но и щёку с виском об асфальт. Ты поделишься самым сладким куском с голодным старшим братом, которому сейчас попадёт от отца. Ты невольно начнёшь взрослеть раньше, чем это положено (сегодня мальчикам положено начинать взрослеть в районе тридцати). Тебе нужно будет демонстрировать силу, которой ты ещё не имеешь, и смекалку, которой вчера ещё не было. Ты против воли попадёшь в ситуации, когда разнородные человеческие эмоции, замеченные, но, быть может, даже не осмысленные тобою, неизбежно сделают тебя мудрей, наблюдательнее, зорче.

Самоотверженней, наконец.

Потом это качество пригодится тебе ещё тысячу раз.

Живущий в многодетной семье — живёт словно бы в лесу, где приучается различать звуки и краски. Выясняется, что мир — это не хаос, что здесь всё на своём месте: и если что-то мешает тебе, или потерялось, или больно ударило тебе по голове, упав откуда-то сверху, — то это лишь потому, что ты сам не положил эту вещь на место.

Учись содержать в порядке мир вокруг тебя, и если кто-то рядом не умеет этого делать — поухаживай за ним, пока он научится.

Несомненный плюс такого обучения нелишним человеческим привычкам — в том, что это делается через любовь и по любви. Как бы ни сердились братья и сёстры в большой семье — но они любят друг друга, и ежедневно держатся за руки, и целуют друг друга.

Надо чаще держаться за руки. Надо чаще целоваться.

…Ну а потом, конечно, родители.

Эти торопливые взрослые люди, у которых всегда так много дел.

Им не жаль потратить шесть лет на получение образования, и ещё три — на образование дополнительное. Года три в общей сложности проиграть в компьютерные игры, ещё года три, если суммировать, провести в танцевальных клубах и проболтать в кафе. Лет пять подряд помещать разнообразной степени глупости посты в ЖЖ, инстаграмить, флудить и троллить. Семь лет спустить на то, чтоб добиться статусного продвижения в своём отделе. Ещё год на похудение, полгода на лечение некоторых издержек свободной жизни. Три года на добросовестную выплату кредита, сопровождаемую нешуточными ограничениями. Год туда, два сюда. Машину поменять надо непременно. С парашютом прыгнуть хоть раз.

И только на второго, а лучше третьего, а то и четвёртого ребёнка — времени совершенно нет. Кажется, что это ужасно долго — ждать, пока они вырастут.

Знаете, это с одной стороны долго, с другой стороны — нет. Примерно как сама жизнь. Она длинная, длинная, длинная — потом раз, и прошла. Надо успеть кое-что сделать до этой минуты.

Моему старшему идёт шестнадцатый год. И хотя трое младших ещё только оперились, возникло очень ясное и твёрдое ощущение, что самое трудное позади. Они уже понемногу перебираются в свою взрослую жизнь, а мне нет сорока — я молод, моя жена молода, мы всё успели. Больше ничего нагонять не придётся.

Пока я писал этот текст, старшие гуляли с самой маленькой во дворе нашего дома.

Каждый по полчаса. Это недолго и вполне весело.

Сейчас я поставлю точку и пойду налью всем молока.

В конце концов, большая семья — это в первую очередь эстетическое удовольствие. Мне всегда есть на что посмотреть, чтоб моё неизменно хорошее настроение стало окончательно прекрасным.

У них оно, кстати, тоже всегда хорошее. Дети в многодетных семьях не умеют тосковать.

Самоотверженность привита, а хандра — нет.

Взрослый мир, конечно, внесёт свои суровые и скучные коррективы в их характеры. Но главная задача заключается в том, чтоб ребёнок знал: есть место, куда он всегда может вернуться и вспомнить, как оно бывает.

Это место — его детство, огромный солнечный шар, где он прокатился в отличной компании любящих его и самых близких людей.

И он в курсе, как этот шар сконструировать.

Как скажешь — так и будет

Тогда у нас ещё был только один ребёнок — старший сын. Мы были замечательно бедны. Питались жареной капустой и гречкой. Новогодние подарки ребёнку начинали покупать за полгода, не позже, так как точно знали, что накануне Нового года денег на все заказанные им у Деда Мороза сюрпризы точно не хватит. Так вот и жили, приобретая один подарок в месяц: на него иногда уходила треть моей нехитрой зарплаты.

Старший очень долго верил в Деда Мороза, чуть ли не до восьми лет. По крайней мере, я точно помню, что в первом классе он реагировал на одноклассников, которые кричали, что никакого Деда Мороза нет, как на глупцов.

Каждый год он составлял списки: что он желает заполучить к празднику. Мы по списку всё исполняли, иногда добавляя что-либо от себя.

И вот, помню, случился очередной Новый год. Мы с женою глубоко за полночь выложили огромный мешок подарков под ёлку. Легли спать в предвкушении — нет же большей радости, как увидеть счастье своего ребёнка.

Утром, часов в 9, смотрим — он выползает из своей комнатки. Вид сосредоточенный, лоб нахмурен: чёрт его знает, этого Деда, может, забыл зайти.

Заприметил мешок, уселся рядом с ним, и давай выкладывать всё. Там был гигантский пластмассовый Шрэк, даже не помню, где я его достал. Там был аэроплан на верёвочке. Пароход на подставочке. Солдаты трёх армий в ужасающей врага амуниции. Книга про вампиров с роскошными картинками. Щит и меч. Первый, ещё игрушечный мобильник. Какая-то плюшевая гадина с ушами.