Летучие мыши появляются в сумерках

Ева Ханберри, желая отвлечь внимание, неожиданно стремительно бросилась обыскивать шкаф.

– В конце концов, может быть, он что-нибудь и спрятал здесь, – проговорила она торопливо, ее слова были слишком похожи на попытку сгладить шероховатости неточно выполненного трюка. – В конце концов, он так много времени проводил в этой комнате и, возможно…

– Если не возражаете, – выдвинулся Милберс, – я сам посмотрю.

Берта проигнорировала его. Она загородила плечами открытое пространство шкафа и начала просматривать письменные принадлежности.

– Здесь сзади есть ящичек, – сказала она.

– Конечно, ему трудно было бы разобраться в таком количестве бумаг, – заметил Милберс. – Все же…

Берта вытащила ящичек.

Все двинулись к ней.

– Есть там что-нибудь? – спросил Милберс.

– Несколько ручек, марок и запечатанный конверт, – ответила Берта. – Давайте посмотрим, что в нем. Он выглядит обещающе.

Она распечатала конверт и вынула из него сложенный лист бумаги.

– Ну, так что же это? – не вытерпела миссис Краннинг, видя, что Берта с большим вниманием читает бумагу, что явно свидетельствовало о ее важности.

– В моей руке документ, подписанный двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года и являющийся завещанием мистера Харлоу Милберса. Кто из вас знает что-нибудь об этом?

– Завещание! – воскликнул Кристофер Милберс, выходя вперед.

– Подождите минуту, – сказал Пауль. – Какое число вы назвали – двадцать пятое января? Ты подумай, держу пари, что…

– Что, Пауль? – переспросила его жена, так как он оборвал себя, словно раздумывая, следует ли продолжать дальше.

– Документ, который он попросил подписать меня в качестве свидетеля, – ответил Пауль. – Ты не помнишь? Я сказал тебе об этом в то воскресенье, когда Жозефина Делл была здесь. Он позвал нас обоих в комнату и сказал, что хочет, чтобы мы засвидетельствовали его подпись. Он подписался черными чернилами, затем перевернул страницу, и мы расписались.

Берта Кул перевернула лист, изучая подписи на другой стороне, и подтвердила:

– Все так. Два свидетеля: Жозефина Делл и Пауль Ханберри.

– Тогда это именно тот документ. Завещание.

– Почему вы ничего не сказали мне? – спросила миссис Краннинг раздраженно.

– Я говорил Еве, что мы что-то подписали. Мне казалось, что это завещание.

– Я не была в этом уверена, – торопливо принялась объяснять Ева матери.

– Что же там в завещании? – раздраженно перебил ее Кристофер Милберс. – Что там сказано?

Берта, которая продолжала читать документ, взглянула на него и заметила:

– Мне кажется, оно вас не обрадует.

– Хорошо, читайте же, – нетерпеливо предложил Пауль. – О чем там говорится?

Берта Кул стала читать вслух:

– «Я, Харлоу Милберс, при свидетелях, в возрасте шестидесяти восьми лет, будучи в здравом уме и памяти и будучи изрядно уставшим, но не от жизни (потому что я люблю ее), а от людей, меня окружающих, собираюсь составить мое завещание следующим образом.

У меня есть только один оставшийся в живых родственник: Кристофер Милберс, кузен – чертов мелочный педант и лицемер. Я ничего не имею против него, кроме того, что он мне не нравится, раздражает, говорит слишком много о незначащем, и слишком часто, и придерживает свое собственное мнение по многим вопросам только потому, что надеется получить наследство после моей смерти.

Тому, что я с таким отвращением ожидаю своего конца, я обязан мысли о том, что мой родственничек получит возможность долго и нудно распространяться на тему святости семейных традиций, истинности дружеских связей, неисповедимых путей Господних, в то же самое время предвкушая все материальные блага, которые он получит после вскрытия завещания.

Принимая все это во внимание и осознавая, что необходимо оставить все-таки что-то моему дорогому кузену, дабы не разочаровывать его слишком сильно, так как он затратил порядочно времени, сочиняя для меня длинные и неинтересные письма, я завещаю посмертно моему кузену, Кристоферу Милберсу, десять тысяч долларов».

Берта перевернула страницу. Прежде чем начать читать следующую, она пробежала глазами по изумленным лицам присутствующих.

– Вы сами настаивали на этом, – сказала она Кристоферу Милберсу.

Милберс с побелевшими от негодования губами изрек:

– Это возмутительно! Последнее слово человека, которому нельзя ответить. Это несправедливо. Это – трусость… хотя, конечно…

Берта закончила предложение за него, так как он замолчал:

– …Хотя, конечно, десять тысяч долларов есть десять тысяч долларов.

Кристофер Милберс вспыхнул:

– Просто пустяк для человека с его состоянием. До слез обидно.

Берта Кул продолжала читать:

– «Я завещаю моему секретарю, Жозефине Делл, также десять тысяч долларов.

Я завещаю Нетти Краннинг, моей управляющей, Еве Ханберри, ее дочери, Паулю Ханберри, ее зятю, все оставшееся, чем я владею.

Я хочу, чтобы не Кристофер Милберс, а Нетти Краннинг была моим душеприказчиком.

О чем и свидетельствую, находясь при этом в несколько странном состоянии духа, словно эти приготовления сложили с меня частично бремя земного лицемерия, в день двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года, подписывая этот документ в присутствии двух свидетелей, которые подтвердят мою подпись, зная, что этот документ является моим завещанием, но не имея ни малейшего представления о его содержании.

(Подпись) Харлоу Милберс».

И, – продолжала Берта Кул, – здесь еще абзац, относящийся к свидетельствованию. Я думаю, есть смысл его зачитать:

«Настоящий документ, состоящий из одной страницы, кроме этой, был подписан в нашем присутствии двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года Харлоу Милберсом, который объявил нам, что документ является его последней волей, и попросил нас расписаться в качестве свидетелей, что мы и сделали в его присутствии и перед лицом друг друга двадцать пятого января тысяча девятьсот сорок второго года.

(Подпись) Жозефина Делл,(подпись) Пауль Ханберри».

Пауль Ханберри первым прервал молчание:

– Вот так да! Старик все оставил нам! Надо же! Когда он попросил меня подписать бумагу, мне и в голову не приходило ничего подобного, я думал, все достанется его кузену.

– Вы хорошо помните, как это все произошло? – спросила Берта.

Он посмотрел на нее так, как будто она тронулась.

– Почему же нет? Я отлично все помню. Был воскресный день. Он и Жозефина Делл находились в библиотеке, она писала под его диктовку, а я мыл машину под окном на улице. Она подошла к окну и попросила меня зайти. Когда я пришел, босс сидел за столом, вооружившись ручкой. Он сказал: «Пауль, я хочу, чтобы ты засвидетельствовал мою подпись. Я хочу, чтобы ты и Жозефина подписали мое завещание и в случае, если кто-нибудь будет спрашивать об этом, засвидетельствовали, что я не выглядел более ненормальным, чем обычно», или что-то в этом роде.

– Я, конечно, сейчас просто в состоянии шока, – начал Милберс. – Я не мог вообразить, что мой дорогой кузен Харлоу способен продемонстрировать подобное отношение. Однако вспомним, что мы были заняты поиском десяти тысяч, которые исчезли при странных обстоятельствах, и подозрение падало…

– Минуточку, – вмешалась Нетти Краннинг. – У вас нет никакого права предъявлять обвинение.

Милберс улыбнулся, и в улыбке его сквозило чувство собственного превосходства.

– Я не предъявлял еще никаких обвинений, миссис Краннинг. Тот факт, что вы относите это на свой счет, говорит о том, что…

Его прервал звонок в дверь.

– Посмотри, кто это, – сказала миссис Краннинг дочери.

Ева направилась к двери.

– Я просто не могу в это поверить, – сказал Кристофер Милберс. – Это несправедливо.

– О, успокойтесь! – предложила миссис Краннинг. – В конце концов, у вас есть десять тысяч, и если вы считаете, что этого мало, то вы просто неблагодарный осел.

Пауль громко заржал.

– Все же у нас не хватает еще десяти тысяч, – заметила Берта.

В прихожей раздались голоса. В комнату вошли Ева и Жозефина Делл.