«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941

Значительно более интересным событием для нас стало появление штурмана Каменца, совершившего кругосветное путешествие через Японию, Россию и Германию. Это действительно был знаменательный день для всех нас, и, когда поступила информация о том, что Каменцу, прибывающему на подводной лодке, следует получить прививки от тифа и холеры, мы решили организовать для этой «операции» соответствующие декорации.

Ни для кого не была секретом неприязнь Каменца к братству свободных каменщиков, и, когда он вошел в кают-компанию, перед ним предстали три фигуры, закутанные в плащи с капюшонами, поверх которых были надеты шелковые передники. Они ожидали свою жертву во главе стола, тускло освещенного свечами. Остальные собравшиеся, наряженные в облачение членов ку-клукс-клана, молча стояли в тени. Двум докторам и их помощнику пришлось затратить немало усилий, прежде чем они вкололи нашему Одиссею нужную дозу.

Моральный дух команды воспарил на небывалую высоту, когда прошел слух, что нам предстоит обогнуть мыс Горн. Мы отдавали себе отчет, что Южная Атлантика часто посещается судами противника, но все же это был путь обратно по знакомым водам. Оказавшись в Южной Атлантике, мы могли чувствовать себя на пороге родного дома. Мы прошли по длинному круговому маршруту, по пути старых парусных судов, обогнули Фолклендские острова, прошли севернее Южных Шетландских островов, миновали холод, туман и лед Антарктики. Затем мы повернули на север. Нам оставалось пройти последний отрезок пути, который, как мы считали, должен был привести нас домой.

«Следуйте к цветочному пункту Нарцисс для передачи топлива U-68».

Рогге прочитал радиограмму вслух и обернулся ко мне. — У нас появилась работа.

Затем он склонился над картой, отыскал указанную нам точку.

— Они там спятили, — пробормотал он, — совсем ума лишились.

Через несколько минут с «Атлантиса» был отправлен ответ:

«Следовать в указанную точку для нас самоубийство».

Командир U-68 был возмущен не меньше, подкрепив протест Рогге коротким «согласен». Уж не знаю, какими соображениями руководствовалось Верховное командование, но точка рандеву для нас была выбрана прямо на весьма напряженном маршруте между Фритауном и Кейптауном.

В конце концов нам предложили другую точку, но она также располагалась в слишком часто посещаемом районе, для того чтобы работа могла быть выполнена без опасений. Поэтому процесс передачи топлива сопровождался спешкой и нервозностью, которую проявляли оба участника:

— Слава богу, все кончилось благополучно, — проговорил я, когда U-68 скрылась из вида. Однако, как оказалось, я рано радовался. Мы еще не успели лечь на прежний курс, когда поступила следующая радиограмма:

«Следуйте к цветочному пункту Лилия-10 для передачи топлива U-126».

— Где эта Лилия-10? — спросил Рогге.

Каменц быстро произвел расчеты.

— Здесь, — сказал он и поставил на карте аккуратный крестик. — Точно здесь, — уверенно повторил он.

Сегодня я вполне мог бы сказать, что уже тогда меня одолели дурные предчувствия, что слова «Лилия-10» внушили неясную тревогу. Но ничего этого не было. Пункт 10? Мы смотрели на маленький карандашный крестик на карте, и никому из нас не пришло в голову, что он может отметить могилу «Атлантиса».

Глава 23 Feindlicher Kreuzer in Sicht!

— Feindlicher Kreuzer in Sicht! [40] Feindlicher Kreuzer in Sicht!

И сразу же после этого пронзительный сигнал тревоги, в течение нескольких секунд превративший спокойно плывущее судно в отлаженный боевой механизм. Люди занимали свои места по боевому расписанию, чтобы принять участие в своем последнем роковом сражении.

— Feindlicher Kreuzer in Sicht! Feindlicher Kreuzer in Sicht!

40

Вижу вражеский крейсер! (нем.)

Этот крик, донесшийся к нам по телефону, соединяющему наблюдательный пост и мостик, трансформировался в громкий тревожный сигнал, разорвавший окутавшую помещения корабля сонную тишину, — вахтенный офицер нажал кнопку сигнала тревоги.

Этот сигнал стал предвестником конца «Атлантиса», знаком, который, и все мы это знали, не мог однажды не появиться. Мы в этом не сомневались, но старательно загоняли подобные мысли в самые дальние уголки мозга, предпочитая жить сегодняшним днем и не думать о будущем, тем более столь неприятном.

Раннее утро 22 ноября 1941 года выдалось скучным, но ясным. Мы стояли в точке рандеву с U-126, передавая топливо нашей серой коллеге — субмарине, которой предстояла великая миссия. Других забот в то утро не было, и мы позволили себе немного расслабиться. Южная Атлантика была тиха и спокойна. Такой бывает городская улица на исходе ночи, когда на нее еще не хлынул утренний поток транспорта, когда спешащие по своим делам люди еще не начали втаптывать в грязь опавшие осенние листья. Я, широко зевая, вышел на палубу и огляделся вокруг.

U-126 стояла у нашего борта, на лодку был переброшен топливный трубопровод. Создавалось впечатление, что большой корабль переливает маленькой юркой подлодке свою кровь.

Из каюты Рогге доносились голоса. К нам на борт прибыл командир подводной лодки, и теперь мужчины обменивались слухами и информацией за стаканом шерри. Представители соперничающих подразделений общались с непринужденной сердечностью, как встретившиеся в мирное время друзья. Откуда-то слышалась сентиментальная песня. Тихое мирное утро. Правда, холодное. А учитывая, что я плохо спал и никак не мог окончательно проснуться, оно показалось мне еще холоднее. Уже в который раз мне приснился сон, регулярно посещавший меня после ухода с кораллового атолла. Считайте это чем хотите — предвидением или подсознательным страхом, но сон был всегда одинаков: я видел появляющийся слева по борту британский крейсер — с тремя трубами и длинным корпусом. В этом месте я обычно просыпался и не знал, чем закончилась встреча.

Вахтенный хмуро улыбнулся и пожелал мне доброго утра.

— Слава богу, вчерашняя паника закончилась, — сказал он.

Он говорил о волнении, вызванном неприятностью с нашим гидросамолетом. После обычного разведывательного полета «Арадо» совершил неудачную посадку на воду и стремительно затонул. Это была тяжелая потеря. Мы лишились «глаз» как раз в тот момент, когда находились в самом неподходящем месте. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что Рогге, и без того не считавший «окрестности» безопасными, пребывал в крайней степени недовольства.

— Что толку говорить. Все равно тут уж ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Зато сегодня все вокруг кажется намного более мирным.

По пустынной палубе гулял легкий бриз. Здесь было только несколько человек — заканчивали свою работу. Остальные предпочли оставаться в теплых помещениях. По гладкой поверхности моря катились небольшие ленивые волны, вода перед рассветом казалась серой, но мы знали, что под солнечными лучами она изменит цвет и станет голубой. На какое-то время, причем уже не впервые, я позабыл о войне, любуясь открывшейся передо мной картиной рождения дня над океаном. Нам редко выдавалась возможность предаваться созерцанию, и, постоянно пребывая в лихорадочной спешке, мы попросту не замечали окружающих нас величественных красот. Кофе был хорош, и даже запах топлива, сопровождавший процесс передачи, не казался неприятным, а представлялся неотъемлемой частью общей картины — неба, ветра и моря.