Летун. Фламенко в небесах

Ожидаемая просьба. Протягиваю диплом.

— Всего двадцать пять часов в воздухе? Это немного…

— Мистер Кеннет, во время войны в России я служил в авиации. Конечно, это было давно и самолёты в то время были примитивнее, нежели сейчас, но всё-таки это были самолёты. — Выкладываю перед лойером ещё один документ. Я-то разумом понимаю, что вольнонаёмного юношу Дениса Русанова вряд ли кто-то допускал к управлению аэропланом, скорее, он нёс караульную службу с винтовкой на ремне, в самом лучшем случае — помогал авиамеханику. Но ведь ни слова лжи я не произнёс: да, служба проходила в авиации и да, там были боевые самолёты. А с учётом моего лётного опыта из прежней жизни — и в ВВС, и в ДОСААФ, где я стал не только инструктором, но и заслужил звание мастера спорта по самолётному спорту — уверен, что сейчас, в тридцатые годы двадцатого столетия мало найдётся пилотов, сравнившихся в налёте со мной. Если вообще найдутся. Но рассказывать первому встречному законнику, да и кому-то вообще о «переселении душ» — затея глупая и рискованная. Ладно, если не поверят и сдадут в местный бедлам. А вдруг — поверят? «Петь соловьём» на допросах в ФБР или в «безпеке» какой-нибудь американской корпорации, выдавая всё, что помню и забыл? Уверен — допрашивать они умеют. Так что болтать опасно, не зря говорят: «молчание — золото».

— Здесь написано, что Вам тогда было всего шестнадцать лет. Как это возможно?

— Мистер Кеннет, гражданская война в любом государстве сильно отличается от обычных войн между разными странами. В том числе тем, что зачастую в ней участвуют и совсем юные солдаты-добровольцы и даже женщины. Достаточно вспомнить войну с Конфедерацией, когда за дело Юга воевали даже четырнадцатилетние подростки. Да и сейчас, в Испании, как я слышал, против мятежников воюют, в том числе, и женские подразделения. Поэтому не удивляйтесь: в России было также. Я-то был обычным солдатом, а вот у большевиков, например, некий Аркадий Гайдар командовал полком в шестнадцать лет[6] — сейчас он, кстати, стал отличным писателем и даже награждён орденом[7].

— Вот как… Будем учитывать. Итак, предстоящая работа вам знакома: управлять самолётом нанимающей стороны, уничтожать самолёты противника. Лоялисты предлагают пилотам оклад в полторы тысячи долларов в месяц, с выплатой аванса пятьсот долларов. В стране пребывания оплата будет производится в местной валюте. Как бишь она… — Иеремия Кеннет заглянул в бумаги. — Да, в испанских песетах. Либо, по дополнительной договорённости, перечисляться на специально открытый банковский счёт. Дополнительно пилотам положена выплата премиальных — по одной тысяче долларов за каждый вражеский самолёт. Само собой разумеется, что с этих доходов потребуется уплачивать налоги в Америке.

— А что с жилищем и питанием? За счёт нанимателя?

— И то и другое — по нормативам, установленным в испанских Воздушных силах. Если захочется каких-то особенных деликатесов или номер «люкс» в отеле — придётся раскошелиться.

— Меня устраивает. А как добираться до места работы? Испания — за океаном, думаю, переезд стоит дорого.

— Отправка волонтёров — за счёт нанимателя. С Восемьдесят восьмого пирса Нью-Йорка во Францию в понедельник отправляется лайнер «Нормандия», прибудете через четыре дня. Вся группа пилотов поплывёт на нём в каютах второго класса. А из Франции до Испании совсем близко, к субботе окажетесь на месте.

— И что, много человек туда едет?

— Не слишком, мистер Русанов. Вы будете седьмым[8]…

[1] То есть автобус маршрута «D».

[2] Наш герой привычно именует её так, хотя в США, где тогда плевать хотели на авторство, если изобретение запатентовано не у них, имя изобретшего её инженера-строителя Карла Рабица практически не известно, а изделие именуется «chain-link fencing», то есть «ограждение связанной цепью».

[3] «Только чёрные и цветные». Автор лично видел такое в музее в бытность в Штатах. Сейчас в США таких «разделённых» автобусов на улицах не встретить, однако есть опасения, что если ситуация с псевдотолерантностью будет усугубляться, уже белых американцев начнут ущемлять и загонять в гетто. И если они такое позволят совершить над собой — их не будет жаль. Трусов и слабаков нигде не уважают.

[4] Такие часы для удобства горожан — даже в США в те времена наручные и карманные часы были предметами недешёвыми и статусными, соответственно, имелись далеко не у всех — устанавливались в 1920–1930-е году, но в 1970-х практически повсеместно демонтированы «в связи с реконструкцией улиц».

[5] В английском языке слово «повстанцы» — rebels — носит скорее, позитивный контекст, а «мятежники» — insurrectionists — негативный. Герой не видит ничего позитивного в испанском фашизме, поэтому и поправляет собеседника.

[6] На самом деле — в 17, в 16 — только ротой. Но мнение о шестнадцатилетнем комполка в советском обществе бытовало крепко.

[7] Герой ошибается: орденом «Знак почёта» А. П. Гайдара наградили в январе 1939 г.

[8] В реальности тем рейсом из США отправились 6 лётчиков. Но у нас же — альтернативная история…

Глава 3

III

Борт океанского лайнера «Нормандия», рейс Нью-Йорк — Гавр, 8 декабря 1936 г.

— Кр-р-рак!

Деревянный бортик койки в каюте не выдержал массы своего пассажира, помноженной на скорость его падения.

— Не умеешь пить, Фредди, так не пей! А если выпил — не приставай к людям!

Конечно, пихать будущего командира в грудь нехорошо: и нарушение субординации, хотя мы ещё не зачислены в списки подразделения, да и вообще не добрались пока до Испании. Да и в целом Фредерик А. Лорд старше Дениса Русанова, в чьём теле оказалось моё сознание, на девять лет, а поднимать руку на старших без причины я никогда не любил. Но теперь пришлось. А куда деваться, если в башке допившегося до полного свинства типуса что-то перещёлкнуло и он, вспомнив о моём русском происхождении, припёрся из бара высказывать свои претензии ко всему русскому народу? Лорд — фамилия такая, к британской, да и любой другой аристократии мужик отношения и близко не имеет — за свои тридцать девять лет успел поучаствовать в трёх войнах[1], в том числе и в оккупации англо-американцами Русского Севера в девятнадцатом году, за что получил наградную планку[2] к своему Кресту за выдающиеся полёты. Ну вот и отлетел с моей помощью на противоположную койку. Ибо не надо барагозить в пьяном виде, обфакивать словесно весь народ и мою маму, и мешать коллеге по опасной авиационной профессии изучать иностранный язык.

Нет, я понимаю: вчера мы всемером в корабельном баре «Нормандии» отмечали знакомство — впрочем, некоторые из пилотов уже друг друга знали, поскольку в Америке лётчики пока что входят в относительно немногочисленную «касту» — и получение авансовых чеков от нанимателей. Пятьсот долларов США в середине тридцатых годов — неплохие деньги, везут нас на роскошном лайнере, недавнем обладателе «Голубой ленты» за рекорд скоростного пересечения Атлантики за счёт Испанской Республики, пусть и во втором классе, по двое в каюте. Парни все крепкие, как говаривал гере Карлсон — тоже известный летун — «в полном расцвете сил», не обременённые надзором супруг и тёщ, у кого они имеются, — так почему бы и не посидеть своей компанией? Но во всём нужна мера. У меня же вчера хватило силы воли прекратить после пятого «дринка» и вернуться в каюту? Хватило. А у этих субчиков всё переросло в безобразное бухалово. Было бы понятно, если бы в Соединённых Штатах ещё действовал «Сухой закон» и парни «отрывались», оказавшись на «Нормандии» — согласно международному праву лайнер является территорией Франции, а французы — известные выпивохи. Но нет, Двадцать первая поправка в Конституцию США отменена Рузвельтом ещё в тридцать третьем. А эти пьют вторые сутки — а до сих пор до «белочки» не ужрались.

Впрочем, Фредерик Айвз, безуспешно покопошившись в попытках подняться со своего лежбища, уже отключился и дрыхнет, свернувшись калачиком. Ладно, раз на боку, значит, рвотными массами захлебнуться не должен, если вдруг примется блевать.

В первом классе лайнера к услугам пассажиров есть и стюарды, и горничные (те, в основном, для дам), и официанты, готовые доставить заказанный обед из ресторана, и музыканты и даже киномеханик — для «богатеньких буратин» имеется кинозал, впрочем, нас, «второклассников» в него не пускают. Но и путешествующих вторым классом осчастливили: в торце палубного коридора рядом с трапом ошивается гарсон — в Америке его бы назвали просто «бой[3]» — смуглый паренёк лет семнадцати на вид. Его задача — поддерживать порядок в секторе и выполнять мелкие поручения. Выйдя из каюты, подзываю гарсона и «озадачиваю» проверкой состояния мистера Лорда каждые полчаса и уборкой с проветриванием, если организм геройского авиатора не удержит в себе выпитое и съеденное. Авансировал парня долларом за предстоящую грязную работу и пообещал, что ещё столько же тот получит с измученного алкоголем клиента. Сам же прихватил книгу и отправился наружу: почитать и подышать свежим океанским воздухом.

Ни я, ни прежний Денис Русанов испанского языка не знали. Допускаю, что Дениса в Орловском кадетском корпусе учили французскому — всё-таки и тот и другой относятся к романской языковой группе, но от реципиента мне достались только мышечная память и условные рефлексы. То есть на американской версии английского я разговариваю лучше, чем в своём прежнем теле, хотя и с акцентом, а «руки помнят», как разбирать-собирать раритетный Смит-Вессон, который «прежний я» видел только по телевизору или на мониторе компьютера. А вот французская речь остаётся недоступной, как и образы людей, с которыми Денис встречался до «слияния» с моим разумом. Возможно, со временем ситуация изменится, но пока дело обстоит именно так. В бытность в Африке я нахватался «по верхам» португальской «мовы», но всё на уровне «моя-твоя не понимай, твоя стоять, моя стреляй». Там, в нашем «авиагородке» мы жили компактно и общались, естественно, по-русски. А для общения с местным населением — как штатским, так и опогоненным, — у нас имелись какие-никакие, а переводчики. Поэтому я и решил освоить хотя бы азы испанского: понятно, что долгая жизнь среди донов и доний, или, в нынешние времена, компаньерос и компаньерит, должна в этом помочь, но всё-таки неудобно появляться в Испании совсем уж чуркой дубовой. Вот и рыскал я накануне отправления «Нормандии» в поисках хоть какого-то англо-испанского разговорника (об русско-испанском в США можно и не мечтать). Но единственная книга, которую удалось обнаружить — адаптированная для школьников компиляция рассказов о Дон Кихоте, где от романа Сервантеса остался только сюжет. В тонкой книжке с картинками текст напечатан в два столбика: в левом — по-английски, в правом, соответственно, на испанском. В отличие от «академического» советского двухтомника с уймой поясняющих сносок, имеющегося в моей домашней библиотеке в будущем, новое приобретение я планировал освоить за те четверо суток, за которые океанский лайнер должен был пересечь Атлантику.